— Тогда почему восьмая дивизия не встретила их?
— Потому что... — генерал глубоко вздохнул.
— Фридрих, — процедил сквозь зубы Уинстон. — Только правду.
— Потому что восьмой дивизии больше нет, господин канцлер, — выпалил Фридрих.
Повисла гнетущая тишина.
— Как? — глаза Уинстона округлились. — Как можно было разгромить десять тысяч человек даже не вступая в бой?
— Диверсионные группы при поддержки авиации уничтожили дивизионный штаб и местное управление. В городе паника. Никто не понимает, что происходит. Мы пытаемся взять ситуацию под контроль, но наши приказы уходят в пустоту. Боюсь, город падёт. Не лучше ситуация на юге. Противник глушит связь, из-за чего мы слабо понимаем обстановку на фронте.
Канцлер устало сел на стул.
— Два года, — тихо прошептал Уинстон. — Два года мы готовились к этому дню. А в итоге нас избивают как слепых котят.
— Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы взять ситуацию под контроль.
— Уж постарайтесь. Иначе они такими темпами постучатся нам в дверь и вымажут грязными сапогами дорогой паркет, — Уинстон слабо улыбнулся. — Амелия, что у нас творится на дипломатическом фронте?
— Уинстон, дорогой, — девушка улыбнулась и сверкнула линзами очков, — ты же сам работал в дипкорпусе и не хуже меня знаешь кто как отреагирует. Если честно, я вообще не понимаю зачем тут понадобилась.
— Я работал в дипкорпусе ровно два месяца, а когда меня забрали на должность канцлера, это был самый счастливый день в вашей жизни. Юлить будешь когда нам принесут акт о капитуляции. А пока, что у нас там плохого? И насколько это плохое плохо?
— Балканы, как и обещали, посылают добровольцев и вооружение. Но, учитывая, что у них его самого мало, я бы на них сильно не рассчитывала.
— Что с торговыми республиками?
— Британские острова и Апеннинский полуостров выделяют денежную помощь и налаживают эмбарго на Хартию.
— Ясно. Как обычно воюют деньгами.
— Орден выразил нейтралитет.
— Неудивительно.
— В Африке Пиратский союз отправляет добровольцев.
— Да хоть сам дьявол. Лишь бы они умели убивать хартийцев.
— И... на этом всё.
— В смысле? — поднял бровь Уинстон. — А Азия? А Америка? Скандинавия в конце-концов?
— От них тишина. Пока что ждём их реакции, но я особо бы не рассчитывала от них на существенную помощь.
— Получается, рассчитываем пока только на себя.
— Да, Уинстон. Мы одни.
— Тогда что у нас есть, Томас. Что мы можем противопоставить Хартии?
Мужчина вытянул сигару изо рта, потушил её, выдохнул густой белый дым и наклонился под слабый свет ламп.
— Мы уже начинали переводить экономику на военные рельсы, Уинстон. Но всё равно это будет не быстро.
— Сколько, Томас? Я теряю терпение.
— Несколько месяцев. Сам прекрасно понимаешь. Чтобы перейти с производства мороженого и тракторов на патроны и гаубицы нужно время. Плюс линии снабжения, плюс мобилизация, плюс инфляция, плюс внешний долг. Скучно не будет. Я постараюсь всё сделать как можно быстрее, но ничего не обещаю.
— Я тебя услышал. Арчибальд, я надеюсь всё готово к утреннему обращению?
— Конечно, господин канцлер, — пролепетал молодой парень. — Информационный отдел так же подготовил несколько десятков вариантов агитационных плакатов. Они ждут вашего утверждения.
Уинстон не успел что-то ответить. В кабинет ворвалась взъерошенная секретарша, наклонилась Уинстону над ухом и прошептала:
— Господин канцлер, к вам на аудиенцию прибыли представители вольных городов.
— Я сейчас занят. Они не могут подождать?
— Их почти пятьдесят человек, — причитала секретарша. — И все твердят, что вы им нужны именно сейчас.
— О Господи, — вздохнул Уинстон и вознёс глаза к небу. — Кого они собрались захватывать? Ладно, — махнул он рукой. — Пускай заходят.
В комнату зашло до полусотни человек, от чего в ней стало необычайно тесно. Уинстон, куря сигарету, сверлил их глазами. Несмотря на то, что канцлер был обязан им местом, их отношения оставались прохладными. Всё из-за того, что их взгляды на ведение политики, мягко говоря, отличались. Так что Уинстон ненавидел подобного рода встречи. Они никогда не обещали ничего хорошего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мишель, Урсула, Эмануэль, Стив, рад вас видеть, — наигранно улыбнулся Уинстон. — На этикет совершенно нет времени, так что давайте сразу к делу.
— Мы пришли к вам с просьбой, — подал голос остроносый брюнет. — И вы прекрасно понимаете, что лучше эту просьбу выполнить.
— Смотря какая просьба, — бросил Уинстон и выдохнул в сторону многочисленной свиты сигаретный дым.
— Лидеры вольных городов просят канцлера Уинстона Смита подписать акт о капитуляции и сдаться на милость Хартии и консула Гвина.
Слова брюнета прозвучали как удар молнии. В кабинете уже второй раз повисла гнетущая тишина. Уинстон сделал длинную затяжку, из-за чего сигарета дотлела до фильтра и обожгла пальцы. Но Уинстон продолжал курить и пожирать глазами прибывших представителей. Тут в его глазах блеснул огонёк и он ответил:
— Раз уж лидеры вольных городов считают это лучшим вариантом для своих подданных — да будет так. Подготовьте акт о капитуляции. Я буду ждать вас через пять дней.
— Мы знали, что канцлер примет благоразумное решение, — брюнет и его свита поклонились и стали покидать комнату. Дверь уже давно закрылась, но Уинстон продолжал хмуро глядеть туда, где несколько минут назад стояли непрошенные гости.
— Уинстон, — подала голос Амелия, — ты действительно готов подписать капитуляцию?
— За кого ты меня принимаешь, дорогуша, — засмеялся канцлер и потушил окурок. — Всем ясно, что Хартия их подкупила. Просто я не хочу нестись на амбразуру, когда у меня слабая позиция. Поэтому мы выигрываем время. Фридрих, — Уинстон посерьёзнел, обращаясь к генералу, — мне нужна победа. Одна. Даже чисто символическая. Мне нужно доказать, что хартийцам можно сопротивляться. Что их недоимперия просто колосс на глиняных ногах. Я рассчитываю на тебя. И на всех вас. Мы должны спасти страну и весь свободный мир, — Уинстон отвёл взгляд. — Заседание закрыто.
***
— Какого хрена на частоте одни помехи?!
— Краснопузые нас глушат, господин капитан, — оправдывался молодой радист.
— Так перейди на запасную!
— И запасную глушат. Вообще вся сеть накрылась.
— Так сделай что-то с этим! — рычал капитан. — Ты радист или кто?! Ай, — махнул он рукой и вышел из полевого штаба.
Сначала была артподготовка и авиаудары. Затем неожиданный удар во фланг. В хаосе и неразберихе вверенные капитану подразделения разбросало по всему ночному лесу.
Ян снял фуражку с голубым оттенком и поправил рыжие волосы. Весь лоб пропитался липким потом, а ладонь слегка подрагивала. Густой лес заполонили выстрелы и взрывы. Сопротивление было. Но, в отличие от наступления хартийцев, сопротивление неорганизованное. Нужно было назначить место сбора и идти на прорыв, но как это можно сообщить, если глушили связь? Ян понимал одно — если он что-то не придумает и не соединиться с остальными частями второй дивизии, то через несколько часов его короткая карьера офицера подойдёт к концу.
Горькие размышления капитана прервал прибежавший адъютант с посланием:
— Господин капитан, вам послание от полковника!
— Полковника Буткевича?
— Так точно!
Не долго думая, Ян вырвал клочок бумаги из рук адъютанта и прочитал послание. Оно состояло всего из нескольких фраз:
«Полковой оркестр. Музыка как можно громче. Музыка на месте сбора».
— Вот же Йорис! — воскликнул капитан. — Голова! Быстро! Полковой оркестр ко мне!
Стройные ряды барабанщиков, духовиков, ударников, под руководством дирижёра оперативно прибыли в местоположение штаба. Музыканты в зелёных мундирах были напуганы, но готовые выполнить любой приказ.
— Капрал, — Ян обнял за плечи молодого дирижёра. — Родной. Играй. Играй как будто больше никогда ничего не сможешь сыграть!
— Что играть, господин капитан?