Я забросал его вопросами о положении в роте, в батальоне, во всем полку, а полковник, протянув карту, попросил:
- Лейтенант, взгляни, насколько наши данные расходятся с истинным положением.
Соловьев, взглянув на карту, заметил:
- Ваша "разведка", товарищ полковник, располагает не совсем точными данными. Линия фронта, например, на вашей карте проходит значительно западнее, чем на самом деле...
Собираясь уходить, Соловьев участливо спросил:
- Харч плохой, Саша?
Я отрицательно покачал головой.
- Почему же ты так похудел? Тебя можно в качестве учебного пособия по анатомии использовать: весь скелет вырисовывается.
Услышав, что несколько дней я ел крошечными порциями и только жидкую пищу, он хлопнул себя по лбу:
- Чуть но забыл, я же привез тебе гостинец! - расстегнул полевую сумку, вытащил небольшой сверток и, протягивая мне, пояснил: - Здесь кружок краковской и, кусок сыра, подкрепитесь. Желаю поскорее поправиться.
Я вышел его проводить. Вениамин, подняв указательный палец, сказал:
- Помни, Александр, как только доктора снимут повязки, черкни пару слов на нашу полевую, я сразу примчусь. Майор Андреев будет рад выцарапать тебя отсюда.
- Спасибо, друг, обязательно напишу, и, надеюсь, скоро. После отъезда Соловьева я с еще большим нетерпением стал ждать, когда с меня снимут бинты. И на перевязках с надеждой спрашивал врача:
- Ну как, товарищ доктор, скоро повязки будете снимать?
- Потерпите, голубчик. - Старик сокрушенно качает головой. - Что-то не заживают ваши раны. Витаминов бы, да где их достанешь...
- А сколько ждать?
- Трудно сказать, - разводит руками доктор. - Это от вашего организма зависит.
Внезапно возобновились налеты фашистской авиации. С северо-запада стали доноситься глухие раскаты артиллерийской канонады. "Неужели наши перешли в наступление?"
Под вечер 18 января в палату вбежал старичок доктор - на голове не было обычной белой шапочки, седые волосы растрепаны.
- Товарищи раненые! Голубчики! Случилось несчастье; комендант города сообщил, что наши войска, чтобы избежать окружения, оставляют Феодосию! Сейчас в порту находится последний транспорт. Если вы не успеете на него, попадете в плен. Спешите, голубчики, спешите, а я побегу остальных оповещать.
- А вы, доктор?! - кричу я вслед.
Он на мгновение останавливается, огорченно машет рукой:
- Нет, куда уж мне, буду дожидаться вашего возвращения.
Мы с лейтенантом начали одеваться.
- Ребята, у вас пистолет есть? - спросил полковник. - Оставьте мне.
- Зачем вам пистолет, товарищ полковник? - поинтересовался я.
- Живым я им не дамся...
- Что вы говорите, товарищ полковник! - возмутился лейтенант. - Разве мы вас оставим?! Ты что молчишь, Саша?! - крикнул он мне.
- Мы донесем вас, товарищ полковник! Я уже и способ придумал. - Я выбежал из комнаты и возвратился с толстой палкой, которую приметил еще раньше. - Мы с лейтенантом держим эту палку, вы, товарищ полковник, садитесь на нее и руками обхватываете наши плечи...
- Да куда вам, доходягам, - огорченно машет рукой полковник, - сами еле на ногах держитесь. Оставьте меня, сынки, спасайтесь. Я свое отвоевал.
Искренне возмущенные, мы наперебой упрекаем полковника, что он толкает нас нарушить закон товарищества.
- Ладно, ладно, сынки, - прерывает нас полковник, и улыбка освещает его смуглое осунувшееся лицо, - сдаюсь! Давайте попробуем.
Помогаем ему одеться, обрубки ног кутаем в одеяла. Больших трудов стоило нам усадить грузного полковника на палку. Когда мы подняли его, шею пронзила такая острая боль, что я пошатнулся и с трудом удержал палку. Лицо лейтенанта тоже дрогнуло от боли.
И начался мучительный путь.
Ноги скользят по крупной гальке, каждый шаг вызывает боль. Пройдя сто метров, мы останавливаемся, сажаем полковника на гальку и в изнеможении ложимся рядом. Когда до корабля осталось каких-нибудь триста метров, я почувствовал, что рана на шее открылась. "Только бы не упасть, только бы успеть!" Мы одолели еще сотню метров, когда я от дикой боли покачнулся и потерял сознание. Придя в себя, увидел взволнованное лицо полковника.
- Как чувствуешь себя, сынок? - участливо спросил он, встретив мой взгляд.
- Ничего, - попытался я улыбнуться. - Проклятая рана подвела. Сейчас пойдем дальше.
- Нет, ты уж лежи! - Полковник решительно пресек мою попытку подняться. - Сейчас лейтенант приведет кого-нибудь на помощь.
Вскоре прибежали лейтенант и четыре матроса. Двое подхватили полковника, другие попытались взять на руки меня. Я решительно воспротивился и двинулся следом за полковником, поддерживаемый матросами.
Когда мы поднялись на палубу, к нам подошел рослый моряк и распорядился отнести полковника в корабельный лазарет. Полковник, притянув нас к себе, взволнованно сказал:
- Спасибо, сынки, желаю вам дожить до победы. Оглядевшись вокруг, мы увидели, что корабль до отказа забит людьми и техникой. Видя, что мы сиротливо оглядываемся, к нам подошел худенький матрос и предложил проводить в трюм, где разместились легкораненые. Мы чувствовали, что без перевязки не выдержим перехода. Обняв матроса рукой за плечо, я доверительно шепнул ему, что у меня и моего товарища открылись раны, и спросил, нельзя ли здесь, на корабле, сделать нам перевязку.
- Конечно, можно! - воскликнул матрос. - Идемте в лазарет. Он подвел нас к двери, приоткрыл ее. Мы увидели просторную, хорошо освещенную каюту. Над операционным столом склонился молодой врач. Не поднимая головы, он что-то тихо сказал своим помощникам. Матрос закрыл дверь.
Через некоторое время из каюты осторожно вывели моряка с перебинтованной грудью. Один из помощников корабельного врача выбежал вслед за раненым.
- Возьми, Федор, осколок фашистский на память, - предложил он. - Еще сантиметров десять - и пришлось бы искать его в правом легком... А вы, товарищи, кого ожидаете? - спросил он удивленно.
Выслушав сопровождавшего нас матроса, он распахнул дверь:
- Заходите, пожалуйста.
Нам помогли раздеться. Когда с меня стянули гимнастерку и нательную рубашку, обнажилось левое плечо, покрытое свежими кровавыми потеками, тянувшимися из-под бинта на шее. Стараясь причинить мне меньше боли, один из помощников врача осторожно снял насквозь промокший бинт и стал смывать следы крови вокруг раны.
- Как же это вы умудрились разорвать шов? - недовольно покачал головой врач.
Выслушав объяснение, он понимающе кивнул:
- Неудивительно, что шов разошелся...
Когда новые швы были наложены, а раны перевязаны, врач устало сказал своим помощникам:
- Теперь в награду за испытания, выдержанные этими ребятами, выделим им из наших скромных запасов по пятьдесят граммов спирта. - Он дружески подмигнул нам: - Сейчас это для вас будет лучшим лекарством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});