Бесконечным и мучительным показался мне этот путь. Шея становится липкой от крови, постепенно ею пропитывается ворот гимнастерки, чувствую, как с каждым шагом усиливается слабость, все сильнее кружится голова, меня покидают последние силы. Прислоняюсь к берегу и даю понять, чтобы позвали Петина. Гареев докладывает, что санинструктор убит, и виновато добавляет, что все перевязочные материалы израсходованы. Чистых тряпок ни у кого не оказалось. Мелькнула мысль раздеться и разорвать на куски нижнюю шерстяную рубашку, но тут же отказываюсь от этой затеи, ибо мы стоим по пояс в ледяной воде, а пули над головами свистят непрестанно. Мы еще не выскочили из огневого мешка. Нельзя терять драгоценное время. С усилием отталкиваюсь от берега и бреду дальше. Рядом шагает Гареев, готовый в любую минуту поддержать меня.
Наконец недалеко от Изюмовки встречаемся с батальоном. С трудом спрашиваю, где комбат, и лицом к лицу сталкиваюсь с комсоргом батальона старшиной Синельниковым.
- Вы же кровью изойдете! - кричит он, вытаскивая из кармана индивидуальный пакет. - Давайте я перевяжу!
Расстегнув шинель и гимнастерку, он долго примеряется, как лучше наложить повязку. Это оказалось делом нелегким: входное отверстие было на щеке, а выходное - на шее. Решает перевязать сначала шею, потом щеку. Делает он это неумело и причиняет мне сильную боль, но я креплюсь, терплю. Закончив перевязку, Синельников молча подает мне записку: "Лейтенанту Алтунину. Я тяжело ранен. Командование батальоном возлагаю на Вас. Командиру полка доложил. Желаю успехов. Николаенко". Не веря своим глазам, вновь пробегаю неровные строчки. Сознание возросшей ответственности вызывает неожиданный прилив сил. Словно и боль приутихла, и ноги окрепли.
Вместе с комсоргом иду на командный пункт батальона. Лейтенант Соловьев, увидев меня, забинтованного неопытными руками, огорченно свистнул:
- Вот это разукрасили тебя, дружище! Как же ты поведешь батальон в бой? Тебя из-под бинтов и не видно!
- Ничего, поведу, раз приказано, - прохрипел я. - Докладывай обстановку.
Из доклада я понял, что в Старый Крым полку ворваться по удалось. В город вступили свежие моторизованные части противника и с ходу начали бой.
Через час майор Андреев собрал командиров батальонов. Увидев меня, спросил, смогу ли я командовать. Я утвердительно кивнул и присел на свободное место. На многих командирах, как и на мне, белеют бинты. Я вслушиваюсь в спокойный голос майора Андреева и вдруг чувствую, как скамья уползает из-под меня. Комната закружилась, и я провалился в какую-то бездну: сказалась потеря крови.
Очнулся в кузове грузовика. Светло. Кузов подбрасывает на выбоинах. Надо мною склонилась девушка, осторожно поправляет бинт.
- Как себя чувствуете, товарищ лейтенант? - участливо спрашивает она.
Поднимаю большой палец.
- Вот и хорошо, - улыбается девушка. - Сейчас приедем в Феодосию, положим вас в госпиталь, и скоро опять сможете воевать.
Въехали в город. Машина остановилась у какого-то здания. Меня внесли в комнату, где уже лежали пехотный лейтенант и пожилой артиллерист с четырьмя шпалами в петлицах. "Видно, большой командир", - мелькнула мысль.
Санитар помог мне снять шинель и сапоги. Остальную одежду я снять не решился: комната не отапливалась - и улегся на грязной койке, натянув на себя тонкое старое одеяло.
- Как дела на передовой, лейтенант? - поинтересовался полковник. Наши далеко продвинулись?
- К Старому Крыму... Извините, мне трудно говорить.
- Молчу, молчу. - Полковник в знак сочувствия поднял руку. В палате надолго воцарилась тишина. Я задремал.
Поздним вечером пришли медсестра и четыре еле передвигающих ноги санитара, чтобы взять меня в операционную. Худенький старичок из местных врачей внимательно осмотрел и обработал моя раны. Когда швы были наложены, доктор, ободряюще улыбнувшись, сказал:
- Ну что ж, голубчик, судя по всему, у вас огромная потеря крови. Будем лечить.
Потянулись мучительные дни и ночи. Страдал я от холода и недоедания. Потом молодой организм приспособился: через неделю я уже мог ходить и понемногу разговаривать. Лейтенант, раненный в плечо, тоже быстро поправлялся. У полковника были ампутированы ноги. Он очень страдал. Днем старался скрыть свои переживания, а ночью, когда забывался в коротком и тяжелом сие, бредил, громко стонал или подавал команды. Как только мы просыпались, то стаскивали со своих коек одеяла и укрывали ими полковника. Под ворохом одеял ему становилось теплее, он словно оживал, начинал расспрашивать нас или рассказывал, как командовал батареей в гражданскую войну.
Мы с лейтенантом по крохам собираем сведения о положении наших войск в Крыму и сообщаем их полковнику. Однажды он с сожалением воскликнул:
- Эх, жаль, нет у нас карты Крымского полуострова!
На следующий день лейтенант достал где-то большую школьную карту Украины с Крымским полуостровом. Полковник потребовал красный и синий карандаши. На аккуратно сложенной карге он расставил точки и попросил меня соединить их жирной красной линией, которая от берега Сиваша протянулась восточнее Старого Крыма и оборвалась на берегу Черного моря у Коктебеля. Синим карандашом он нанес те скудные сведения о противнике, которыми мы располагали.
Каждый день мы подолгу изучаем карту, а полковник с увлечением анализирует ход высадки десанта и достигнутые им результаты. Высоко оценивая значение этой морской десантной операции, он говорит нам:
- Вы, ребята, если останетесь в живых, с гордостью будете говорить после войны: "Я участвовал в Феодосийском десанте в декабре 1941 года".
В первой половине января 1942 года советские войска прочно удерживали Керченский полуостров. Я и лейтенант каждый день ожидали известие о начале нового наступления и очень переживали, что оно начнется без нашего участия.
В десятых числах января в палате неожиданно появился Вениамин Соловьев. Подойдя вплотную, он внимательно оглядел меня и протянул руку:
- Здорово, дружище! Обнять-то тебя можно? Не рассыплешься? - Осторожно обнимает, поглаживая по спине. Отступив на шаг, спрашивает: - Ну, как дела? Скоро в строй?
- Хоть сейчас! - обрадовался я. - Можно одеваться?
- Ну уж, так сразу и одеваться, - засмеялся Вениамин. - Ты ж разоришь нас на бинтах: все запасы батальонного медпункта на тебя уйдут. Подлечись маленько. Как снимут бинты, давай телеграмму - сразу прискачу и умыкну. Помолчав, добавил: - Меня майор Андреев командировал в Феодосию, я воспользовался оказией, чтобы навестить тебя.
Я забросал его вопросами о положении в роте, в батальоне, во всем полку, а полковник, протянув карту, попросил:
- Лейтенант, взгляни, насколько наши данные расходятся с истинным положением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});