Простенькая ижевская вертикалка была вытащена Мариной отсюда. Вторым стволом в открытом сейфе оказался турецкий полуавтомат, сильно пошарпаный. Патронов к ружьям минимум, четыре пачки. Болтун он, а не охотник. Судя по всему, это первые его ружья, купленные у «настоящего эксперта и профессионала». Сбагрили их, короче, дурню. Тем интересней мне было узнать, что кроется в синем фирменном красавце. Притащив из кладовки хозяйский инструмент – новенький, не пользованный, – я начал операцию препарирования. А заодно слушал тихую беседу всё ещё возбуждённых нежданной встречей подруг. Марина взахлёб тараторила, а Глебова мудро выслушивала, изредка задавая наводящие вопросы.
– Коля мне про американцев рассказывал… Когда война закончилась, никто не знал, что делать дальше. Власти не было никакой, город пустел на глазах. Тут и прошёл слух, что сейчас вполне можно в упрощённом порядке эмигрировать в США. Говорили, что есть какая-то договорённость с Москвой. Потом пошли слухи, что правительство уже не в Москве, а в каком-то бункере на Урале, в общем, правды теперь не узнать… Занимались эвакуацией в Америку волонтёры, наши, местные, из либеральных партий.
– А ты что думала по этому поводу?
– Знаешь, Катюша, я тоже разгорячилась, почти поверила и даже начала вяло собираться! Я тогда уже почти переехала в Дивногорскую общину, там было много наших, медиков, и из Новосибирска, и из Красноярска. Николай здесь доделывал, как он говорил, какие-то дела, мы собирали вещи. Только представь себе, каково это – каждый вечер наблюдать, как гаснут огоньки в квартирах, собираются люди, грузят вещи в машины, плачут, прощаясь навсегда… Дома и улицы становились всё темней и темней. Я не знаю, кто и куда именно переезжал, но Коля рассказывал, что из его коллег, – а тогда выживших было гораздо больше, чем сейчас, – многие собирались эмигрировать. Возмущался, называл их предателями Родины, призывал собрать отряд и разобраться с лагерем пособников в Емельяново. Я даже успокаивала его, говоря, что каждый человек имеет право на выбор!
Звякнули большие синие чашки, Глебова залила чайные пакетики кипятком, согретым на спиртовке. Ждали своего часа приготовленные свечи, Катя то и дело подходила к окну, «Кенвуд» безнадёжно молчал, хотя я каждые полчаса переключал его на одну из трёх наиболее распространённых частот.
– Лёша, подходи.
– Я позже, самая возня…
Просверлив второе отверстие, я попытался большим долотом выбить нижний замок, верхний уже был открыт. Зараза, как неудобно работать у самого пола!
– Вы его на заднюю стенку положите, Алексей! – мимоходом посоветовала Базовляк, глядя на мои раскорячные мучения, и я часто закашлял, чтобы заглушить собственные маты и чувство позорного промаха. Баран…
Девушки разговаривали, я пыхтел над сейфом и попутно размышлял: как сам отношусь к такому фокусу с бегством за океан? Нет, с пиндосами всё понятно, они, как всегда, на высоте в деле защиты своих выгод. Но наши-то! Неужели так легко всё проверяется?
Предатели они или же просто рассудительные люди?
С одной стороны – несомненно предатели, саданувшие в спину в самый тяжёлый момент. С другой: а стоит ли удерживать таких, в принципе?
Непростая тема.
– Что же, у американцев нехватка бледнолицых братьев? А как же санкции? – буркнул я, уложив сейф горизонтально.
– Ещё какая нехватка! Про санкции никто не вспоминал, по прибытии в Штаты мигрантам не просто дают гражданство, но и жильё, машину, работу! – с убеждением ответила медичка. – Что-то там с бунтом связано, Коля говорил, что мексиканцы и афроамериканцы пошли против оставшегося белого населения, разразилась настоящая война! Как-то так. Даже моноэтнические анклавы возникли.
– Ясно, для чего им белое мясо потребовалось, – сообразил я. – А где его взять? Из Европы аборигенов не выманишь, с чего бы им бежать за океан, они пригрелись. Остаётся Россия. Ушлые, суки!
Может, молотком по нему долбануть? В принципе, сейфик хоть и видный, но без особых претензий, без пафоса. Профанация. Зато сертифицированная, а как же, доверенными фирмочками сработанная, разрешиловка довольна. То ли дело самопальные наследственные сейфы, сплошь и рядом встречающиеся в таёжных поселениях, которые гранатомётом хрен пробьёшь! Странные были у нас законы по части оружия. Не для упорядочивания оборота и применения созданные, а для поборов и коррупции.
Пошли они в пим дырявый, убегальцы, без них воздух чище. Хотя я бы влепил каждому с ноги, ага. Всё-таки должна быть мера в контре с собственной страной. Черта. Есть время гундеть и протестовать, а есть время собираться с силами и восстанавливать.
– А потом что с тобой стало? – Катя недовольно глянула в мою сторону – отвлекаю! – и осторожно подтолкнула подругу к продолжению рассказа.
Хрясь! Поддаётся! Я схватил небольшую красную фомку с гвоздодёром на изогнутом конце. Ну же, открывайся!
Они договорились, что Марина поедет в Дивногорск обживаться, а Николай задержится у каких-то друзей, чтобы распилить ништяки из какого-то ценного ангара с продуктами, вроде бы важное дело.
– В Дивногорской общине поначалу было всего человек сорок, позже ещё начали прибывать. Медиков много, я говорила? Ну ладно. Ты, кстати, можешь кого-нибудь помнить, потом расскажу. В общем, день прошёл, другой, а Коли всё не было, я вся на нервы извелась, представляешь?
– Что ты, конечно…
– Решила поехать сюда. Взяла «Дастер», добралась без проблем. И вот что я здесь нашла, подруга моя дорогая! – С этими словами Базовляк встала, подошла к большому письменному столу и, приподняв тяжёлую статуэтку греческой богини, вытащила мятую записку, сложенную вчетверо. Я отвернулся, мысленно махнув рукой.
– Глазам своим не верю! – прошептала Глебова. – Вот же сволочь!
Да… Любовные романы, они такие, под дых бьют. Ну а чего, логично! Вполне может быть, что в одном из виденных мной в небесах самолётов летел на встречу с американской мечтой очень исполнительный директор-сафарист, по-скотски бросивший свою несчастную невесту. Сказать тут нечего, только в морду дать, но где сейчас эта морда?
В большом сумрачном зале на какое-то время воцарилась мертвая тишина, я даже перестал ломать дверь сейфа.
– Бросил, скотина! – Марина опять зарыдала.
– Господи ты боже мой, Маш, бедненькая… – потрясённо прошептала Екатерина, отчаянно болтая серебряной ложечкой по стенкам остывающей чашки, отчего по комнате плыл тревожный перезвон. – Лёша!
Я поднял брови и пожал плечами.
Первый платок ещё не высох, в ход пошёл второй.
– Через пару недель жить в Дивногорске стало невмоготу. Все перегрызлись, а нормального руководителя не было, общество начало разделяться на три лагеря. Все тянули в свою сторону. Паникёры постоянно говорили об угрозе разрушения плотин, патриоты призывали строем идти на «качинских», которые вообще обнаглели, даже начали в городе ставить щиты с предупреждениями, что тут их угодья. А с появлением одного типчика начался настоящий сталинизм, представляешь? Тоже медик, из пришлых, прибалт какой-то. Зовут Ингмар, а отчество… язык поломаешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});