– Кого-нибудь из преследующих они точно хлопнули…
– Думаешь? – спросила Катя, встав на улице в пяти метрах от меня.
– Чисто по статистике должно быть. Осмотри этого и машину ещё раз, я к третьему.
Третий тоже был мёртв. Да, пацан. Перебегал ты, вижу, вертелся… Что ж не отвертелся-то? Ему достались целых три ранения.
Суки, все стволы подобрали! Я подошёл к напарнице.
– Мерзость и оскотинивание, – брезгливо заявила Глебова, вытащив голову из салона «японки». – Расстреляли людей, не задумавшись.
– Я бы не стал торопиться с обвинениями, Кать. Кто отныне с ходу видит правого и виноватого? Представляю, сколько бы толстых диванных морд возмутились, увидев, как мы расправились с лихими корсарами! И учти, после таких потрясений люди меняются.
– Не меняются, Лёша, это невозможно, – медленно и как бы про себя произнесла она. – Пружинки разжимаются, стянутые запретами.
Тут я не мог не согласиться.
– Точно! Если государство целое столетие не даёт людям самостоятельно защищать свою жизнь и здоровье, то пружинки, как ты говоришь, сжимаются очень качественно. Даже удивительно, что металл не устаёт… Заканчиваем, не обломилось. – Я подвёл черту и вдруг увидел в её глазах хитринку.
– Чего?
– Плоховато осматриваете место происшествия, товарищ старший сержант. – И она протянула коричневую «пээмовскую» кобуру.
Знаете, как захотелось хлопнуть себя по лбу? Сильно, так и хлопнул.
– Так где всё-таки?
– Под правым бедром. Тебе же лень было труп ворочать, чистюля!
– Ну, извини, извини.
– Ничего, прощаю, все мужики боятся трупов. Только хвастаетесь, сколько вы их на войне пересмотрели-перетаскали… А медсёстры терапевтических отделений и хирургии, например, никогда не хвастаются.
Теперь уж я обшарил в машине всё! Дополнительный лут не выпал. Два штатных для патруля магазина, зато полные.
– Надевай на ремень, – сказал я. Интересоваться, умеет ли она стрелять из пистолета, я не стал – опять услышу про военнообязанную.
– Тогда держи спину, сержант.
Я кхекнул и, сплюнув на землю, шагнул к тротуару.
…Опять остановка.
– Здесь?
– Не понимаю. Лёша, что-то я ничего не узнаю!
– Не узнаёшь… Ты же говорила, что была у него в гостях!
– Да, была! – огрызнулась она. – Но мы заезжали не с Ленина, а с проспекта Мира.
– Че-его?! Так какого же лешего мы ползём по этой улице, я тебя спрашиваю?
– Не ори на меня! Как ты говорил, так я и ехала.
– Налево сворачивай! И тормози, остыть надо. – Дождавшись завершения крутого и резкого поворота, я начал отсчёт до десяти.
– Глушить?
Я кивнул так, что позвонки хрустнули.
Разгильдяйство! Ну, бабы… А ведь она из лучших, честно говорю. Я просто не знаю другой женщины, с которой согласился бы пойти в такую разведку. Пусть слушает, как мои зубы скрипят… Счёт закончился, и я начал заново, теперь до двадцати. Сердце успокаивалось, уже можно дышать носом. Да ты сам виноват, Исаев. Не советовался, не уточнял, вообще почти ни о чём не спрашивал! И нечего кивать на женскую логику, командир обязан предусмотреть всё.
Ладно, расслабимся. Улица Вейнбаума, 32, старый дом, табличка какая-то памятная. Напрягая зрение, я прочитал:
– Дом мещанина Д. Ш. Гляншпигеля, вот так вот! От же, зараза, какая фамилия была у человека! Получил такую с детства и тем уже запомнился миру.
Район действительно исторический, территориальный памятник бы здесь сделать, пешеходную зону. И чтобы не было во-он того магазина джинсов и лавки молодёжной одежды известной марки. Ничего, отныне тут и будет пешеходная зона, ага. Для синяков и собак.
– Собаки обязательно появятся, раз трупы есть, – пророчески прокомментировала Глебова.
Я что, опять что-то вслух вывалил?
Под капотом тихо щёлкало, где-то прокричала ворона, и больше никаких звуков вокруг.
– Как ты думаешь, Лёша, они местные? Я имею в виду, живут здесь или приехали на грабёж?
– Вряд ли это жители. – Я нехотя поддержал разговор, постепенно раскручиваясь. – Тут некоторое преимущество будет у того, кто живёт тихо и возле своего гнезда разборки не учиняет. Скорее всего, это такие же рейдовые группы, как наша. Городская техногенная цивилизация давно уже начала разваливаться, за исключением редких очагов упрямцев. Без госмашины и работающей экономики существование городов в нынешнем виде невозможно… Допустим, с продовольствием и тряпками у выживших больших проблем пока нет, но электростанции, линии передачи, тепло-, водо-, газоснабжение и очистные сооружения передали напоследок привет и крякнули – некому работать! И даже если найдутся специалисты, то без ясной конечной цели, грамотной организации и распределения труда они не впрягутся, им семьи кормить надо, а не чинить чужие сети… Как мы и предполагали, оставшийся народ передислоцировался в дачные посёлки или в сельскую местность подальше. А там гигантских складов и гипермаркетов нет. Значит, запасы продовольствия, лекарств и топлива становятся стратегическим ресурсом. Вполне разумно – жить в нескольких десятках километров от мегаполиса, навещая его набегами. Так что это падальщики.
– Тогда выходит, что и мы падальщики? – спросила она с вызовом.
– Выходит, что так, – честно ответил я. – Но пытаемся поменять амплуа.
Не буду ей говорить, что ещё и территория удачно осевшего кластера, сумевшего в тяжелейших условиях сохранить какие-то остатки цивилизации, становится объектом вожделения. Ведь в таком кластере уже начали работать какие-то адаптированные технологии, появилась техника, практики, опыт, специалисты новой формации, наконец… Там даже идеи есть, причём ценные, налажены первые, самые трудные связи. Схряпать такой анклав – милое дело, считай, что на готовенькое пришёл. Да не в магазин, а в работающую структуру, на производство, где сплошной свежак.
Захват или удержание подобного мегаресурса означает выживание счастливчика и погибель неудачника. На первом, скоротечном этапе именно способность сохранить или отнять необходимый кусок и будет определять, кто перейдёт на другой уровень.
– Можно не переживать, дальше будет ещё трудней, – произнёс я вслух. – Потому-то я и поднял эту тему, Катя! Нет ни малейшего желания превращаться в падальщика профессионального, тем более что такие скоро вымрут.
– Скоро ли? – вздохнула она.
– Пока все тянут хабар по бункерам, что и видим. Потом сами же перегрызутся, а наиболее бодрых отстреляют в набегах. Синяки и собачки отполируют сюжет.
Мы немного помолчали. Остановка, за время которой я собирался привести нервы в порядок, собраться с мыслями и заново оценить планы, только ещё сильней испортила настроение, которого и так не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});