— Ишь ты, как серьезно! И клюнули?
— Как не клюнуть! — Глеб Дмитриевич откинулся на стуле и слегка посерьезнел. — В свое время Карл Маркс писал о том, что за триста процентов прибыли буржуа пойдет на любое преступление. А тут государство своими ограничениями и запретами дает возможность подпольному дельцу иметь тысячу процентов. Не мне вас учить, что всякий запрет порождает злоупотребление. Алкогольный подпольный бизнес — сейчас самое лучшее место для вложения капитала.
— Вы знали, что их ликвидируют?
— Мне об этом нетрудно догадаться, но так я говорю сегодня в последний раз, только вам, без свидетелей. На следствии и на суде я и мой адвокат будем утверждать обратное.
— А он что будет утверждать на суде?
— Вы думаете, он будет фигурировать на суде в качестве обвиняемого?
— Не прокурора же.
— Позвольте скептически отнестись к вашей уверенности.
— Мы отвлеклись, — Смирнов жестко придерживался регламента. — Почему "Привал странников"?
— Их, осторожных, битых, приехавших вместе с телохранителями, собрать вместе можно было только на нейтральной территории. Его команда и создала нейтральную территорию.
— Понятно, всех разом. Поодиночке убирать и хлопотнее, и можно наследить, во всяком случае, шансов наследить больше, — дополнил Глеба Дмитриевича Смирнов. — Последний вопрос: вы же не душегуб, почему же вы согласились на такое?!
— У меня не было выбора.
— Прижал?
— Не то слово — удавил. Загнал в угол и удавил.
— Леша! Люба! — позвал Смирнов, и они тотчас вошли в комнату. — Я уезжаю. Спасибо, Любочка.
Смирнов не отказал себе в удовольствии поцеловать хозяйку дома в круглую щеку. Глеб Дмитриевич продолжал сидеть за столом, обхватив голову руками и разглядывая скатерть. Когда Смирнов двинулся к двери, он, не оборачиваясь, спросил:
— А вы не боитесь оставлять меня здесь, ведь я очень просто могу раствориться в воздухе?
— Не боюсь. Если вы спрячетесь от меня и милиции, вы тем самым оставите его на свободе. И тогда от него вам спрятаться не удастся. Ну, я пошел.
— Нам что делать? — поинтересовался Алексей.
— Сидеть здесь и до моего появления не высовывать носа.
— Сопьемся мы здесь, Александр Иванович, — высказал опасение Алексей.
— Мне бы ваши заботы, — позавидовал им Смирнов, сделал общий поклон и покинул квартиру.
Выбрался на Садовое. Пусто впереди и сзади, но береженого и бог бережет: по Ленинскому проспекту рванул к Воробьевскому шоссе, ныне Косыгина улицу — роскошное место для обстоятельной страховочной проверки. Постоял на смотровой площадке — трилистнике дорог, доехав до Мичуринского, свернул и, сделав поворот, промчался по Университетскому до светофора на Комсомольский. Проверился последний раз, слегка нарушая, срезал левый поворот на переключении зеленого на желтый и без паузы пошел на метромост. Чисто.
На Комсомольском, у Третьей Фрунзенской глянул на часы — было без двадцати два. Управился, как обещал. Слева выскочил развеселый Никола в Хамовниках, и он выехал на эстакаду. С горба эстакады он увидел, как на проезжую часть Остоженки вышел орудовец со светящимся жезлом и указал ему этим жестом поворот направо, на набережную. Притормозя рядом с орудовцем, Смирнов недовольно спросил:
— Почему по Остоженке нельзя?
— Остоженка перекрыта на час по распоряжению МУРа. Если тебе на бульвары, давай прямо по Турчанинову и на набережную. У бассейна повернешь, — многословно объяснил скучающий, видимо, здесь милиционер.
Непонятные дела. Смирнов по Турчанинову скатился к набережной. Хотел сделать поворот, как вдруг увидел перед собой черный радиатор большого "лендровера", на бешеной скорости выскочившего из-за угла. "Лендровер" ударил его "Ниву" в лоб. Несмотря на ремень, он сильно ушибся о баранку.
Зашлось сердце, помутилось в голове. Последнее, что он неотчетливо видел: распахнутая дверца, чужое лицо в проеме и опускающаяся короткая дубинка.
Очнулся он на грязном полу "лендровера", к которому его прижимали две пары ног. Дернулся слегка — на руках наручники. Смирнов в гневе и бессилии зарычал, но из-под пластыря, которым был заклеен его рот, донеслось мычание. Сверху сказали раздраженно:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не мычи, падла, нервируешь!
Сидевший слева наклонился и краем смирновской куртки стал чистить свои ботинки.
Без пяти два в спиридоновскую квартиру явился генерал Ларионов. Открывший ему дверь Алик сказал, не поздоровавшись:
— Не квартира у меня, а пункт охраны общественного порядка.
— Нехорошо встречаешь давнего приятеля, Алик, нехорошо, — осудил его Ларионов и, повесив фуражку на вешалку, пригладил волосы, спросил: — Куда идти?
— Вот сюда, — указал Алик, склоняясь перед ним подчеркнуто подобострастно. Ларионов вошел в комнату, по порядку фотографируя, рассмотрел Махова, Дениса, Миню, Казаряна, который, поймав суровый генеральский взгляд, спросил:
— Пугаешь, что ли?
— Тебя испугаешь, — сказал Ларионов и, не садясь, продолжил: — Через три минуты истекает смирновский контрольный срок. Махов, Казарян, ваши предложения.
— Гляди ты, какой бойкий! — восхитился Казарян. — Он уже во главе, он уже распоряжается! Где ты был, когда Санька все раскручивал?
— Я с тобой препираться не собираюсь. Все. Два часа. Предложений нет? Ну, тогда начинаю я. Пустите меня к телефону, — обратился Ларионов к Мине Мосину. Освобождая место у телефона, тот из кресла пересел на диван. Ларионов устроился поудобнее и набрал номер:
— Дежурный? Ларионов. Сводку происшествий по городу за последний час.
— Когда ты успел все ему выложить? — шепотом спросил Казарян у Махова.
— Сегодня, в двадцать ноль-ноль, докладывая все обстоятельства дела по "Привалу странников", — ответил тот, косясь на начальство. А начальство, слушая трубку, по диалогу передвигало глаза с Казаряна на Махова. Не отрывая трубки от уха, Ларионов негромко приказал Махову:
— Там у подъезда твои топчутся, позови кого-нибудь.
Махов вышел на балкон, позвал:
— Сырцов! Быстро сюда.
Из кружка оперативников и шоферов вычленилась фигурка и кинулась в подъезд. Махов пошел открывать Сырцову дверь. Ларионов положил трубку на аппарат, отодвинул его от себя и сказал Казаряну насмешливо:
— Не нравлюсь я тебе, Рома, да?
— Я хамов в принципе не люблю, — с античной прямотой откликнулся Казарян.
Махов ввел в комнату Сырцова.
— А, стрелок! — узнал Сырцова генерал. — Срочно садись в машину и на угол Турчанинова и Кропоткинской набережной. Пять минут назад патруль сто седьмого отделения обнаружил там пустую и покореженную "Ниву". Алик, номер твоей машины какой?
— Восемнадцать — тридцать семь, — упавшим голосом доложил тот. — Все. С Санькой беда.
— Номер запомнил, Сырцов? Тут недалеко, у Крымского моста, на все про все тебе десять минут.
Сырцов выскочил из квартиры как ошпаренный.
— Можно и не проверять, — сказал Алик. — Это он, его похитили.
— Допустим, что он, допустим, его похитили, — условно согласился с этой версией Ларионов. — Проиграем ситуацию: почему он ехал на набережную или с набережной?
— Он не мог ехать по набережной, следовательно, и с набережной тоже, — впервые косвенно вступил в нормальный диалог с генералом Казарян, — с набережной ему незачем сворачивать в Турчанинов, с набережной — в наш переулок, и все дела. Вероятнее всего, что он свернул с Остоженки. По причинам, уже изложенным, он не мог ехать из центра. Абсурд, бессмыслица, он спешил успеть к двум и обязательно свернул бы в наш переулок. Он ехал по Комсомольскому и, въезжая на Остоженку, был вынужден спуститься по Турчанинову. Какое-то препятствие помешало ему продолжить путь по прямой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Может, автомобильная авария? — подал голос Махов.
— Аварии не было, иначе она была бы оговорена в сводке, — не дал ему договорить решительный генерал. — Если это был Саня, то единственное, что могло его заставить изменить маршрут, это фальшивый пост ГАИ. Теперь осталось узнать самую малость: Саня ли это?