Читать интересную книгу Даниил Галицкий - Антон Хижняк

Двинулись конные отряды, потянулись, поднимая снежную пыль, арбы. Верблюды осторожно ступали по холодной Киевской земле, по скользкому днепровскому льду. И хотя вокруг клокотал шум, войско шло, как и велел Субудай. Татары переправлялись через Днепр, и Субудай наблюдал с пригорка за походом. Заметив задержку, он сейчас же посылал нукера к тысячнику, но не успевал добежать нукер, как водворялся порядок. Тысячники зорко следили за пригорком, на котором стоял Субудай.

Татары были вооружены кривыми остроконечными мечами, заточенными с одной стороны. У каждого было три лука — один он вез с собой, два лежали на арбе — и не менее трех колчанов, наполненных стрелами.

Уздечки и седла сделаны из крепкой воловьей шкуры. Каждый воин должен заботиться о своей кольчуге. Делалась она из кожи и железа. Железные части натирались войлоком до блеска.

Киевляне со стены наблюдали, как орда переходит через Днепр. От скрипа возов, рева верблюдов, ржания коней на Подоле стоял такой шум, что на стенах невозможно было говорить. А татары все прибывали, окружая город со всех сторон. Когда прошла конница и повезли тяжелые тараны, Субудай вошел в юрту к Бату-хану.

— Великий Бату-хан! Войско уже на той стороне.

Бату-хан поднялся, нукер набросил ему на плечи широкий белый тулуп. Бату-хан вышел из юрты, втянул голову в плечи. Холодный ветер пронизывал все тело. Неприятна земля оросов! Два нукера помогли ему сесть в седло; сотня верных тургаудов уже готова была в дорогу. Передний тургауд держал в руках ханский стяг. Как только двинулся Бату-хан и с ним поскакал Субудай, тургауд развернул стяг, и он затрепетал на ветру. На стяге был изображен кречет с черным вороном в когтях, К стягу было пришито девять широких лент; они, словно девять хвостов, колыхались от дуновения ветра.

4

От непосильных забот Дмитрий побледнел и осунулся, как после тяжелой болезни. Татары ставили юрты, разводили костры, рубили вокруг города лес, метались взад-вперед, шумели. Стоя на стене, Дмитрий заметил, что невдалеке от городских стен остановилась группа всадников; по широкому стягу он понял, что приехал сам Батый. Всадники проскакали вдоль Днепра, потом вернулись и остановились против Лядских ворот — тут была площадь, на которой можно было расположить тараны.

Много людей укрылось за стенами Киева. Тут были не только киевляне, прибежали и смерды из окрестных оселищ. Да и не только из киевских — пришли люди Черниговской и Переяславской земель. Не князья их вели — сами дорогу находили. Они могли бы спрятаться за Днепром в непролазных чащах, но шли в Киев, чтобы защищать его от врага.

Дмитрий всех принимал, но не мог один всех расспрашивать и поручил говорить с прибывшими смышленому Ростиславу.

— Только гляди, — предупредил он Ростислава, — может и враг пробраться. Микула учил тебя, как распознавать супостата. Будешь сотским у меня.

Ростислав сначала терялся, а потом привык. Посмотрев на новичка, он определял, куда его поставить. Иных ругал за то, что пришли без оружия.

— А где же взять его? — жаловался смерд. — В поле ведь я.

— В поле! — его же словами корил Ростислав неповоротливого. — А они где взяли? — показывал он на тех, кто пришел с рогатинами и луками. — Ну, иди, дадут тебе лук!

Дмитрий и не предполагал, что так увеличится его войско в Киеве. Чем ближе подходил Батый к городу, тем больше росло количество воинов, приходивших Из окрестных селений. И все больше забот было у Дмитрия. Всех прибывших нужно было поставить к стенам, чтобы не сидели без дела. Ростислав помогал ему. Дмитрий назначил новых сотских. Всех, кто мог держать оружие, послал в сотни. Правда, это были уже не сотни, потому что у каждого сотского было по семь и по восемь сотен, а у ворот и того больше.

Поздним вечером, когда Ростислав сидел в клети при мигающих свечах, к нему вбежал дружинник.

— Какая-то женщина из Галича. Пустили ее в ворота… Бранилась. Такая упорная, что стражники ее испугались.

Сердце Ростислава екнуло. Из Галича! Кто же это?

— Веди сюда, — сказал он дружиннику.

— К сотскому! — услыхал он за дверью голос дружинника.

Верить ли глазам? На пороге стояла мать. Роксана не могла сдвинуться с места. Больно и радостно было ей. Как похож он на молодого Иванку! Раньше она будто и не замечала этого, а после разлуки сразу бросилось в глаза. Такой же порывистый, и правую руку так же поднял и прислонил ко лбу, и взгляд родных серых глаз такой же, такие же непокорные кудри и прямой нос.

— Ива… — И сразу осеклась, едва сдерживая слезы. — Ростислав! Сынок мой!

Дружинник на цыпочках вышел и закрыл за собой дверь.

— Мамо! — бросился он к матери и обнял ее. — Мамо! Как вы сюда попали?

Так и стояли они, крепко обнявшись, и Роксана слышала, как под ее рукой бьется сердце сына.

— К тебе пришла, сынок… Не могла без тебя… С тобой буду…

Ростислав гладил ее руки, положив голову на ее плечо, как когда-то в детстве.

— Мамо! Тут будет бой, тут опасно… Я дам коней, поедете домой… Скоро татары придут.

— Не надо коней, сынок. С тобой буду. Бой меня не страшит. Я возле тебя останусь, помогать тебе стану.

Когда татары начали переходить через Днепр, Дмитрий собрал всех воинов на вече на большой площади у Софии. Только кузнецы-оружейники остались в кузницах — там они без устали ковали оружие, там и спали у негаснущих горнов, знали, что от них ждут киевляне новых мечей, новых копий.

Люди тревожатся, посматривают на стены: зачем тысяцкий собирает на вече в такой страшный час, ведь враг идет… А Дмитрий спокоен, знает, что сейчас татары не полезут, к тому же и стража зорко следит: если заметят что, дадут знать. Дмитрий поднялся на кучу камней. Сердце его возрадовалось: сколько люду собралось!

— Киевляне! — крикнул он во весь голос. — И все, кто к нам пришел! Коротка моя речь. Уже не выйти нам за эти стены. Тоурмены окружают. Сжали нас, как рукой за горло… Но дышим мы и будем биться. Так ли я молвил?

— Так! Будем биться! — загудели в ответ люди и подняли мечи и копья.

— А еще говорю вам: помните про вашего князя Мстислава, про Калку не забывайте. Погибли там киевляне, потому что поверили татарам. И тут Батыга-хан начнет обманывать — не слушайте. Будет уговаривать, чтоб ворота открыли, — не открывайте.

— Не откроем! — загудела площадь.

— А тому, кто испугается и вздумает перед врагом на колени пасть, голову рубить без промедления! Стоять будем, пока ноги нас держат, а упадем — так и на земле врага хватайте! Бейте врага, пока дышите! Князь наш Данило так молвил: «Подобает воину или победу прияти, или пасти ся от ратных». Не склонится Киев перед Батыгой… На стены! К оружию! — крикнул Дмитрий, и воины побежали по своим местам.

5

Дмитрий стоял у Лядских ворот, против которых татары ставили два тарана, и повелел сотским начать обстрел их из луков. Несколько татар упало, остальные разбежались. Но Субудай поставил тысячу лучников, и они осыпали стрелами стены в таком количестве, что трудно было голову поднять. Киевляне прикрывались щитами, прятались за забородами, стало трудно пускать стрелы. Субудай спешив выиграть время, чтобы перед таранами поставить деревянную защитную стену, которая должна укрывать татар от стрел киевлян.

Перестрелка длилась до вечера, и все же киевляне ничего не могли поделать — на их глазах росла деревянная стена.

…Короток зимний день. С наступлением сумерек татары перестали возиться у таранов. Дмитрий прошелся по стенам, и сердце его сжалось от боли. Куда ни кинешь взор, всюду пылают татарские костры. Татары жгли все, что попадало под руку, — разбирали дома, ломали заборы, рубили деревья.

Сколько раз наведывалась Роксана в клеть, где жил Ростислав, и не заставала его. Она не могла усидеть на месте, побывала в боярских домах, в церквах, возилась с малыми детьми. Больше всего страдали дети. Они плакали в холодных помещениях, просили матерей согреть их. Матери выискивали все теплое, что только можно было достать, укрывали их, грели своим дыханием.

Побывала Роксана и у Петра, Людомирова сына. Он был в сотне, защищавшей Галицкие ворота, и очень обрадовался, увидев Роксану.

Поздно вернулась она в клеть. Ростислав был уже тут.

— Спит, — прошептал ей дружинник. — Как только пришел, упал на скамью и уснул. Намаялся.

Роксана осторожно подошла к сыну, села рядом, поправила подушку. От прикосновения материнских рук Ростислав не проснулся, а только что-то пробормотал и улыбнулся, На столе горели светильники, и тени от них колебались в темных углах. Роксана сняла большой шерстяной платок и укрыла им сына. Он спал беспокойно, что-то выкрикивал, махал руками. «Стоять, не пускать!» — слышала Роксана. Так вот сидела она над сыном, когда он был маленьким. Так и задремала над ним, прислонившись к стене.