Первый же налет авионов выявил всю целесообразность этих мер. Все поле кругом было осыпано бомбами, но даже осколки не залетали в узкую щель убежища. Это послужило поводом к недоверию солдат к только что появившимся комитетам — «председатель» дивизионного совета, писарь Миловатский, критиковавший наши сооружения «за счет солдатских мозолей» и пренебрежительно обосновавшийся где-то в стороне, при первых же разрывах налета бросился со всех ног в находившийся поблизости картофельный погребок, где и застрял, как мотовило в бутылке. После бомбардировки со всех сторон на его крики сбежались люди, но вытащить им его удалось, лишь разобрав начисто его убежище.
Это надолго послужило притчей во языцех, а герою дня товарищи поднесли картофельную медаль в память его подвига. Как ему удалось туда пролезть, так и осталось загадкой.
В ночь на 10 июня батареи заняли свои позиции и на другое же утро начали пристрелку. Все было подготовлено по заранее обдуманному плану, выработанному согласно превосходным воздушным фотографиям и данным, доставленным разведкой.
На нашем участке противник занимал командную возвышенность, в середине и по краям увенчанную бетонными сооружениями, соединявшимися прекрасно оборудованными траншеями с вращающимся стальным куполом в центре для скорострельной пушки и другим — для пушки Гочкиса. Замкнутая горжа придавала редуту характер долго временного укрепления, господствовавшего над окопами первой и второй линии. Под бруствером море проволоки тремя ярусами охватывало бетонированный язык, снабженный пулеметами, игравший роль канонира.
Две из наших батарей должны были обстреливать фасы между средним бетонным куполом В и фланговыми А и С, третья пристреливалась по центральным куполам и по горже. Четвертой предназначались траншеи на смежной высоте 288, значительно слабее укрепленные, и 11 батарея была оставлена для разрушения центральной постройки В.
Пристрелка началась с рассвета 16-го и велась автоматически, неторопливо, при внимательном наблюдении каждого выстрела со всех наблюдательных пунктов. 15-минутными перерывами пользовались для получения точных данных о ходе разрушений от передовых частей пехоты.
Противник тотчас же по открытии огня пытался нейтрализовать наши батареи огнем своей артиллерии, но, видимо, был подавлен группой дальнобойных батарей, имевшей специальной задачей парализовать огонь неприятельской артиллерии. Было очевидно, что, противник подавлен мощью нашего огня.
18-го июня, в 6 часов утра началась канонада по всему фронту. Все неприятельские линии задрожали под разрывами тяжелых снарядов и заволоклись облаками дыма. Легкая артиллерия сериями выстрелов срезала проволоку, пробивая в ней проходы, по четыре на роту. Было видно, как колья летели во все стороны…
Только теперь вся неприятельская артиллерия обрушилась на наши передовые линии и на подступы плацдармов. Сейчас уже невозможно было наблюдать с того же места. То и дело приходилось скрываться за траверсами, то за одним, то за другим, или нырять в глубь убежища. Две шестидюймовые бомбы ударили в самый блиндаж, осколками пробита наблюдательная будка, причем одним из них согнут штык винтовки находившегося подле «депутата» 8-го Финляндского полка стрелка Виноградова. Неприятельский огонь усиливался еще более в минуту перерыва…
Наконец, настал момент… Еще минута, другая — и вся линия неприятельских окопов оделась красными флагами — знак захвата неприятельской позиции… Ура, ура!.. Победа, желанная так долго, так страстно — победа наша!
Даже, казалось, можно было бы простить им эти красные флаги, раз они — символ победы над вековечным врагом, скрытно, всеми средствами давившим Россию со времен Великого Петра, а теперь дерзкой рукою посягнувшим на ее честь, на ее будущее, на ее независимость… Ура, ура, ура!
Не теряя ни минуты, мы уже на неприятельском редуте. Лихие телефонисты мгновенно соединяют нас с центром связи, и я переношу огонь на передовые окопы 2-й зоны, вся двойная основная линия в наших руках. Но бой идет еще в промежуточной целине, на нашем наблюдательном пункте все время трещит пулемет 5-го полка, легкая артиллерия еще не успела переменить позицию, с 11 часов до сумерек мы здесь одни, впереди всех.
К вечеру огонь затихает, только немецкая дальнобойная артиллерия кроет тылы…
В разгаре боя мы не замечаем, что подле нас лежит тяжело раненный солдат.
— А где же твои санитары?
— Ушли и покинули меня здесь…
Нас мало, телефонисты забирают приборы, а мы с Ташковым и Лером беремся за носилки. Но выбраться по коротким зигзагам подступов не так-то легко. Приходится вылезать в открытую, пренебрегая редкими выстрелами противника.
— Стойте! Вы санитары, забирайте раненого!
— Так он же не нашего полка! Мы 6-го Финляндского…
— Как же не вашего полка? Так я же 6-го!
— Так ты не нашей роты, мы — пятой.
— Так я же пятой роты! Не признали что ли свово?
— Ну, все равно, нам недосуг. Прощай, товарищ!
— Так что уже мне… Оставьте меня туто… Уже третьи берутся, да, видно, больно тяжел!
— Нет, дорогой! Мы ведь не товарищи, мы офицеры… Тяжело, не тяжело, а дотащим…
— Вот она, святая, бескровная! Вот оно, что значит «товарищ»… Ну, гайда, благо, недалеко, версты три всего-навсего!
При атаке Средней Горы 6-й полк потерял всего одного солдата. Потери начались уже на подступах ко 2-й зоне. Там они достигли нескольких сот. Соседний, 8-й полк, потерял 500 человек уже при штурме основной линии.
Но далее наши успехи остановились. Напрасно офицеры на коленях умоляли солдат использовать минуту и одним ударом довершить победу… Началась подготовка к штурму 2-й зоны, перегруппировка войск.
— Мы бы могли еще изображать из себя силу, — комментировал один из батарейных командиров в разговоре с временно командующим 1-го гвардейского корпуса, — но, стоя на месте. Двинувшись вперед, мы бы уже развалились.
Это была правда… Полки «замитинговали». Победа превратилась в катастрофу…
Я вывез мою жену из Петербурга как нельзя более кстати во дни временного затишья и оставил ее в Тернополе, где нашлась для нее хорошо меблированная комната в большом старинном доме.
Большую часть дня она проводила в нашем парке, расквартированном там же, обедала и ужинала вместе с офицерами, и с ними же проводила большую часть дня. На Пасху она приезжала к нам в Олеюв, и светлый праздник мы встречали вместе со всеми офицерами дивизиона. Когда мы перешли в Конюхи, наша позиция находилась всего в тридцати верстах, впереди, и мне часто удавалось провести с нею вечерок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});