Встречу подготовили по всем правилам официального советского гостеприимства. Навели чистоту в Переделкине, на дачу Вознесенского прислали 12 рабочих, починили ворота, крыльцо, посыпали гравием дорожки. «Три года не могла добиться, – рассказывала потом Зоя, – а тут за несколько часов все сделали».
Движение по улице перекрыли, на всех углах – милиционеры. В ряд, одна за другой, стоят американские машины. На противоположной стороне толпа писателей из Дома творчества, смотрят, знакомые помахали нам приветственно. На участке полно молодых людей в штатском. И в доме молодые люди, но уже личная охрана Шульца, стоят, расставив ноги, как морские пехотинцы из кинофильмов. Много корреспондентов с фото– и кинокамерами. На кухне возятся присланные из Дома творчества повариха и официантки.
В столовой накрыт стол. Расселись. По правую руку от Шульца – Зоя, по левую – Таня. Шульц – грузный, с крупными чертами доброго лица, во всяком случае, таким оно кажется на первый взгляд. С Шульцем приехали новый посол США Мэтлок, атташе по культуре Рэй Бенсон, оба хорошо говорят по-русски, переводчик Шульца и еще двое американцев. Из наших кроме меня и Тани – Айтматов с женой, драматург Миша Рощин, главный редактор журнала «Юность» Андрей Дементьев, скульптор Зураб Церетели. Зоя каждого представила.
Шульц представился сам, рассказал о детях, внуках, преподавал экономику, кажется, в Станфордском университете и вернется туда же, когда уйдет в отставку, если, конечно, вместо кресла к тому времени ему не понадобится диван… Говорил хорошо, мягко, в отличие от гарвардских советологов, обсуждавших перестройку с позиций одоления «империи зла»… И я понял, о чем мне следует сказать, если придется говорить…
Шульц задал вопрос:
– Что такое гласность, как вы ее понимаете?
Начал Айтматов:
– То, что мы с вами здесь сидим – уже признак гласности, этого не могло случиться несколько лет назад. – Затем Айтматов подробно рассказал о роли созданного им для предотвращения атомной угрозы Иссык-кульского форума деятелей культуры, отметил, что его участников принимал Горбачев.
Дементьев:
– Из-за господствующей лжи мы потеряли молодежь, она перестала нам верить, теперь мы говорим правду, журнал «Юность» печатает все. Это большое достижение, вот вам еще один признак гласности.
Рощин:
– Семьдесят лет мы жили в состоянии войны, мы устали, верьте нам, мы становимся другими. – Миша добавил, что в США ему сделали операцию на сердце, и произнес тост за Америку.
Все выпили. Поставив бокал на стол, Шульц спросил у Рощина:
– Вы можете отказаться ставить пьесу, если вам предложат сделать купюры?
– Конечно, – ответил Миша.
Зураб Церетели сообщил, что в Америке стоят две его скульптуры, и преподнес Шульцу альбом с репродукциями своих работ.
Шульц повернулся в мою сторону:
– Мне очень интересно вас послушать.
Но тут подали блины. Я сказал, что блины с икрой – конкурент, которому обязательно проиграешь, поэтому подожду говорить. Засмеялись, принялись за блины.
– Я читал «Дети Арбата» на английском, – объявил переводчик Шульца.
– Каким образом? – удивился я. – Перевода еще нет.
Оказалось, он читал не роман, а статью о романе в «Геральд трибюн». Позже я убедился, что в США знакомство с рецензиями многим заменяет чтение книг.
Справились наконец с блинами, наступила моя очередь ответить на вопрос Шульца. Я сказал, что каждая страна проходит через неоднозначные периоды своей истории. В Америке 250 лет существовало рабство – официально, узаконенно. В нашей стране много лет господствовала диктатура, породившая тотальный страх. Преодоление страха, осознание собственного достоинства, достоинства других людей, обретение внутренней свободы – и есть гласность. Процесс этот необратимый.
– В чем гарантии необратимости? – спросил Шульц.
– Инстинкт национального самосохранения – вот гарант. Иначе мы не можем развиваться, перестанем быть великой державой. Но нам нужен мир. Чем быстрее Запад осознает происходящие у нас процессы, тем быстрее они пойдут.
– Я был в Китае, то же самое мне говорил китайский премьер.
– Аналогии всегда условны. Мы прошли более длительный тоталитарный путь, и, в отличие от Китая, у нас почти не осталось крестьян на земле, реформы, вероятно, пойдут по-разному. Важно, чтобы мы и Запад перестали видеть друг в друге противников. Мы не боимся сильной Америки, Америка не должна бояться сильного Советского Союза.
Он внимательно слушал.
– Америка с востока и запада омывается океанами, никто и ничто ей не грозит, но мощная демократическая держава на вашем континенте необходима. Россия на западе соседствует с Европой, на востоке – с Азией. Россия тоже должна быть сильной, так сложилось исторически – слишком много иноземных солдат топтали ее землю. Слабая Россия – это непредсказуемо, это опасно. Сильная демократическая Россия – означает стабильность в этом регионе.
Шульц понимал, конечно, о чем я говорю, но ничего не ответил.
Зоя сказала, что две ее пьесы были сняты с постановки, однако новое положение в искусстве… Но тут ее прервал Зураб Церетели, засуетился со своим альбомом: как подписать? Бенсон и Рощин ему помогали. Подали чай. Гости посматривали на часы, Шульц каждому подарил свою книгу. Вскоре американцы распрощались и уехали. Зоя, со слов Бенсона, нам потом передала, что Шульц остался очень доволен встречей: стал лучше понимать Россию. Хорошо, если это так.
Получили апрельский номер «Дружбы народов» с «Детьми Арбата».
Все! Свершилось! Роман печатается. И сразу ажиотаж. В редакции тревога: рабочие типографии берут себе по десять экземпляров – ничего не останется для свободной продажи. И на почте тревога: журналы воруют из ящиков в подъездах, подписчикам объявлено: «Дружба народов» будет выдаваться только в почтовом отделении по предъявлении паспорта. То же происходило с майским и июньским номерами. В библиотеках очередь на роман на год вперед. Называют астрономические цифры стоимости журнала на «черном» рынке. Читают коллективно, вслух, снимают на ксероксе. У нас непрерывные телефонные звонки из разных городов, приезжают незнакомые люди. Кто они? Много бывших репрессированных, их детей, люди, знающие подробности сталинских времен, рассказанное ими я использовал в следующих романах, просто читатели, до которых наконец дошла правда.
Открывается калитка, стоят два парня. Таня выходит к ним. Называют себя: рабочие с электролампового завода. Прочитали роман, приехали, чтобы предложить свою помощь, мало ли, вдруг что-то понадобится? Оставляют телефоны.
Делегация крымских татар. Пять человек. Хотят узнать, что я думаю, – разрешат ли в конце концов им вернуться в Крым. Куда писать? Кого просить? Горбачева? Будет ли толк? Тоже предлагают помощь: «Будем вас охранять».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});