отметками, и Бертий давала ей почитать книги, не опасаясь, что получит их назад запятнанными или с потрепанными уголками.
Шаги на лестнице заставили Бертий обернуться. Этьенетта спускалась с ребенком на руках. Мальчик, пухленький и рослый, в свои год и три месяца еще не ходил. Женщины обменялись ненавидящими взглядами. За два дня до этого имела место неприятная сцена: молочница с мужем явились на мельницу и осыпали мэтра Колена упреками. Стыд и срам! По их мнению, он обесчестил их дочку, которая родила вне брака и теперь живет с ним во грехе, при том что годами он годится ей в отцы! Бумажных дел мастеру надлежало жениться на Этьенетте, тем самым искупив свои прегрешения. Не хватало, чтобы бедняжку Николя обзывали бастардом! Длинный список обвинений впечатлил мэтра Колена настолько, что он уже готов был объявить во всеуслышание о скорой свадьбе и признать ребенка. Работники мельницы и Бертий все это видели и слышали, и мэтр Руа, устыдившись, обещал впредь вести себя безупречно.
Обрадованная Этьенетта приосанилась и сказала громко, чтобы все слышали:
— И маленького Матье надо забрать домой! Они с моим Николя братья, я буду растить обоих.
Колен счел это справедливым. И написал письмо Клер…
* * *
Клер подстегнула Сириуса, и тот во весь опор помчался по дороге, ведущей к деревне, — ей хотелось оттянуть встречу с родственниками. Фредерик следовал за ней, придерживая шляпу, — настолько быстро неслись кони. Стук подкованных копыт по камням, запах разгоряченного тела лошади магическим образом облегчали страдания Клер. Соважон бежал вровень с хозяйским скакуном. Половину дня он просиживал в закутке на цепи, а потому тоже очень любил эти долгие прогулки — и не важно, шел ли дождь или над долиной ярко светило солнце.
Пригнувшись к шее лошади, Клер временами посматривала на своего обожаемого мохнатого спутника, в котором волчья кровь преобладала над собачьей. Рослый, с раскосыми глазами и крепкими лапами… Белая отметина на голове как-то поблекла, а зимой, когда шерсть становилась гуще, ее и вовсе не было видно. Фредерик побаивался Соважона, требовал, чтобы его не спускали с привязи.
«Если он поранит жеребенка, телку или овцу, я его пристрелю!»
Этого предупреждения Клер хватило. В поместье Соважон постоянно сидел на цепи, то и дело поглядывая своими золотого оттенка глазищами в сторону близкого леса.
Напоенная дождями земля приятно пахла недавно опавшей листвой и влажным мхом. Ощущался также и крепкий запах грибов. Чтобы добраться до них, приходилось раздвигать тростью заросли рыжих папоротников и колючего кустарника. Клер вспомнила, как в детстве они с отцом собирали грибы в подлеске и домой приходили с тяжелыми корзинами, где толстенькие белые грибы соседствовали с шафранного цвета лисичками.
Вскоре супруги повернули коней и поскакали к мельнице. Клер ощутила особенный аромат, присущий местным скалам, — смесь запахов мела, самшита и прохладной воды, и на глаза моментально навернулись слезы. Фредерик не спускал с нее глаз. Вид у него был мрачный, и к разговорам он явно не был расположен, а тут вдруг знаком попросил ее остановиться.
— Клер, мне нужно кое-что вам сказать!
— Я вас слушаю.
— Вчера по моей просьбе приезжал нотариус, мэтр Керан. Я изменил завещание. Если вы не родите мне детей и в случае моей преждевременной кончины поместье Понриан отойдет моему брату Бертрану и его потомкам. Также я упразднил вашу ренту.
Молодая женщина нахмурилась, однако новость она восприняла с искренним безразличием.
— Очень хорошо, — просто отвечала она. — Но почему вы решили сообщить мне об этом сегодня утром? Вы молоды и в добром здравии, в чем я имела возможность убедиться!
Фредерик раздраженно фыркнул, схватил Сириуса за уздечку, дабы принудить коня с всадницей приблизиться.
— Дениз, это несчастное создание с травмированным мозгом, со дня на день умрет. Отпадет необходимость заботиться о ее благополучии. Клер, если бы я взял вас девственницей и вы хоть чуточку были бы в меня влюблены, все было бы по-другому! Я не могу простить вас, сколько ни пытался. А еще я защищаю состояние своей семьи от алчности вашей кузины и ее мужа, этого Данкура, который злоупотребляет вашей щедростью.
— Я же сказала, вы все сделали правильно! — спокойно отвечала Клер. — Но может статься, что я умру первой.
— Что касается Матье, я положил на его имя персональный депозит, на оплату его обучения. Я не хочу вредить мальчику.
Фредерик отпустил уздечку. Сириус отошел, и Клер пустила его рысью.
«Знал бы он, как мало меня интересуют его деньги, поместье, вся эта роскошь и красивые платья! — подумала она. — Я была бы счастливее в хижине с Жаном! Мы держали бы козу ради молока, засадили бы огород картошкой, а вместо чая пили настой из луговых трав!»
Она печально улыбнулась. То были всего лишь запретные мечты. Жан покоился на дне океана.
* * *
Этьенетта как раз усаживала Николя на высокий детский стульчик, изготовленный по заказу Колена деревенским столяром. На бывшей служанке было старое платье Ортанс Руа, которое она перешила по себе. Чепец и сабо она давно забросила: теперь — только собранные в высокий пучок волосы и кожаные ботинки. Платье туго облегало округлившиеся груди и уже не столь тонкую талию.
— Сейчас покормим моего мальчика кашкой! — радостно ворковала она под ледяным взглядом Бертий.
— Не вздумай его раскармливать, — посоветовала калека. — Он ведь еще не просил кушать. Подожди, пока проголодается!
Бертий считала своим долгом присматривать за малышом, который по линии Руа приходился ей кузеном.
— Я сама знаю, что делать, — сухо отвечала Этьенетта. — Вот станете матерью, тогда и будете меня поучать! Но случится это нескоро.
Несмотря на переселение в хозяйскую спальню и благосклонность бумажных дел мастера, Этьенетта все еще выкала Бертий, а та, как и подобает хозяйке, разговаривала с ней свысока, на «ты», и при любой возможности упрекала в лицо.
Обе услышали, как в конюшне заржала Рокетта. Другая лошадь ей ответила, и сразу во входную дверь кто-то поскребся.
— Клер приехала! — обрадовалась Бертий. — Узнаю манеру Соважона царапать дерево когтями, чтобы ему открыли!
Тьенетта, посмотри, кто там!
— Я больше у вас не на посылках, мадам! — отозвалась та. — Если это мадемуазель Клер, то она не хуже меня умеет повернуть дверную ручку. А пса я в дом не пущу! Еще искусает малыша!
Бертий не скрывала ни раздражения, ни радости. Она очень скучала по кузине, даже учитывая то, что былого взаимопонимания между ними уже не существовало. Во дворе послышался голос Фредерика — он приказал Соважону сидеть смирно.
«Что они там делают?» — встревожилась