их программы создания атомной бомбы, унизив Вашингтон и обнажив его неудачи в разведке. Через несколько недель после упразднения УСС Трумэн был вынужден передумать и в январе 1946 года создал Центральную разведывательную группу. Вирджиния сразу же начала закидывать удочки по поводу работы. Изначально у группы не было ни собственных сотрудников, ни бюджета, но Вирджиния упорно работала со своими контактами вплоть до того дня, когда Уинстон Черчилль в Фултоне, штат Миссури, произнес леденящую кровь речь о холодной войне, о «пятых колоннах», о волне коммунизма, поднимающейся по всей Европе. Призывая Запад к действию, он указал на многие страны, уже находившиеся под советской пятой и отрезанные от свободного мира. «От Штеттина на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом, – прогремел он, – на Европу опустился железный занавес». Соединенным Штатам нужен был еще один инструмент для борьбы с этой новой угрозой, помимо традиционных дипломатии и войны.
В декабре усилия Вирджинии наконец окупились. Она стала одной из первых женщин, присоединившихся к организации, через шесть месяцев ставшей Центральным разведывательным управлением, или ЦРУ. Она поступила на работу в агентство, находящееся в центре геополитической огненной бури; американские политики теперь видели в ЦРУ ключевое «оружие наступления в растущей холодной войне»[426]. Действительно, секретные приказы ЦРУ, поступавшие от президента, включали в том числе задачу по проведению «тайных психологических операций, направленных на противодействие советской и просоветской деятельности» по всей Европе и за ее пределами. Поскольку Вирджиния бегло говорила по-итальянски, ее отправили в Италию, которая считалась особенно уязвимой для так называемой «красной угрозы» (после падения режима Муссолини в правительстве были широко представлены коммунисты). Вашингтон опасался превращения древнего очага западной культуры и резиденции Святого Престола во враждебное тоталитарное государство. Вирджинии предстояло работать в тех же консульских зданиях возле площади Сан-Марко в Венеции, что и в тридцатые годы. Ее должность агента разведки по контракту GS-13 (эквивалент капитана) с зарплатой 4 000 долларов в год заключалась в сборе политической и экономической информации о советском присутствии на территории. А наблюдать было за чем: в ряде стран популярные политики-коммунисты призывали ко всеобщим забастовкам и голодным бунтам на улицах. Вирджиния усердно писала отчеты о событиях в Италии, Франции, Греции и Югославии, но стремилась к более активной роли. Из-за своего рабочего стола она наблюдала, как агенты-мужчины тайно вмешивались в итальянские выборы в апреле 1948 года, поддерживая консервативных христиан-демократов, обменивая сумки, набитые миллионами лир, в величественном отеле «Хасслер» на вершине Испанской лестницы в Риме (пока советские агенты занимались тем же самым в отношении Коммунистической партии на средства из Москвы). После особенно щедрой и целенаправленной избирательной кампании выборы выиграла партия, поддерживаемая ЦРУ, набрав 48 % голосов и успешно лишив коммунистов власти на десятилетия. Это был пример, к которому агентство должно было стремиться в течение следующих двадцати пяти лет.
Операция, которой руководил Джеймс Энглтон, заядлый курильщик из ЦРУ и собутыльник британского шпиона Кима Филби (теперь работавшего в МИ-6, но уже передававшего секреты Советам), была признана одной из первых успешных миссий агентства. Компанейский и амбициозный, Энглтон должен был достичь в агентстве высокого положения, но в конечном итоге его погубили неудачные связи. Роль Вирджинии, напротив, ограничивалась простым кабинетным анализом, который никогда не был ее сильной стороной, и она сообщила своему начальству, что считает работу «неудовлетворительной». Несколько месяцев спустя, в июле 1948 года, Вирджиния ушла в отставку. «Она не уточнила, что именно ей не нравится», – отмечалось в документах ЦРУ, но она вовремя дала понять, что «предпочитает военизированную работу сбору данных внешней разведки»[427]. Другая причина, скорее всего, заключалась в том, что Поль не хотел жить с ней на постоянной основе в Италии[428]. Но возможно, был и еще один фактор. По пограничным штампам в ее паспорте видно, что примерно в тот период она провела некоторое время во Франции, где расследование в отношении аббата Алеша, наконец, подходило к концу. К счастью, в распоряжении французской секретной службы был отчет Вирджинии о его манипуляциях, поэтому они отклонили его предложение предоставить разведданные об офицерах абвера в обмен на помилование. Бывшие члены абвера в Париже, в том числе сержант Хуго Бляйхер, который время от времени руководил работой Алеша, активно свидетельствовали против него, что было весьма необычно. Те немногие участники Сопротивления, которые пережили его предательство, тоже давали показания. В их числе были и друзья Вирджинии Жермен Герен и доктор Руссе. Самой ей запретили давать показания из-за ее статуса оперативника ЦРУ, но в этом и не было необходимости. Дело против Алеша было настолько убедительным, что его адвокат сделал попытку сослаться на невменяемость подзащитного, хотя свидетель-эксперт быстро возразил, сказав, что действия священника были вызваны не бредовыми идеями, а безнравственностью.
К тому моменту Алеш уже стал знаменитостью, олицетворением предательства и нацистского зла. Когда 25 мая 1948 года он предстал перед пражским судом по обвинению в «связях с врагом», к зданию суда стекались толпы людей, чтобы увидеть его на скамье подсудимых. Маловероятно, что в их числе была Вирджиния, – хотя не исключено, что она могла проскользнуть туда, использовав одну из своих маскировок, или, возможно, прошла в качестве репортера. Если это было так, то она увидела своего заклятого врага, которому теперь было сорок два года, все еще ведущего себя вызывающе, в окружении двух любовниц, Женевьевы Каэн и Рене Андри. Репортеры называли его «Распутиным абвера», а газета Le Monde точно описала его внешний вид на скамье подсудимых: «Робер Алеш, священник-предатель, в сером пиджаке, лицо чисто выбритое, пожелтевшее, блестящее, словно смазанное маслом, хитрое, жесткое и фальшивое, с узкими губами и настороженным взглядом немецких голубых глаз»[429].
Алеш до последнего продолжал заявлять о своей невиновности, но присяжные были не в настроении ему верить. После трех дней разбирательства они вынесли обвинительный вердикт и приговорили его к смертной казни. (К любовницам они были более снисходительны – Рене освободили, а Женевьеву приговорили к десяти месяцам тюрьмы.) Теперь Вирджиния могла быть уверена, что Алеш никогда не будет на свободе. Это дело она могла для себя закрыть. Через шесть месяцев после того, как она вернулась в США, чтобы быть с Полем, 25 февраля 1949 года Алеш в последний раз причастился у капеллана в тюрьме во Френе, куда он отправил так много своих жертв. На рассвете его вывели из камеры и отвезли в фургоне в близлежащий форт. Там ему приказали встать перед расстрельной командой, и без пяти минут девять он был расстрелян.
Перед отъездом из Европы Вирджиния ненадолго посетила некоторые из мест, ставших для нее