— Где ты находишься? — прошептала она.
— В Барсучьей топи, возле Малой петли. Бен, у нас времени в обрез. Ты где? Что произошло? Тебя что, били? — с дрожью в голосе спросила Дерхан, на грани обморока от нервного истощения и отчаяния.
Бен, находившийся в двух милях, жалко покачал головой, и Дерхан это увидела перед собой.
— Еще нет, — шепотом ответил Бен. — Меня держат в одиночке. Пока.
— Как они узнали, где ты был? — спросила Дерхан.
— Ди, не будь наивной! Они же все всегда узнают! Тут недавно был Рудгуттер, так этот гад… смеялся надо мной! Сказал, им всегда было известно, где печатается «Бэ-Бэ», просто недосуг было заняться нами.
— Забастовка, вот в чем дело, — пролепетала Дерхан. — Власти решили, что мы слишком далеко зашли.
— Нет, причина другая.
Дерхан вскинула голову. Голос Бена, вернее подражающей ему Уммы Бальсум, был тверд и ясен. Устремленный на Дерхан взгляд — решителен. Требователен.
— Нет, Ди, забастовка ни при чем. Черт возьми, да я просто счастлив был бы, если бы наша акция стала для них чувствительным ударом. Нет, это из-за статьи, чтоб ее…
— Из-за какой?.. — робко попыталась переспросить Дерхан, но Бен перебил:
— Расскажу, что знаю. Сижу я тут, и вдруг входит Рудгуттер и машет мне номером «Бэ-Бэ!». И тычет пальцем в статейку, в ту самую, что мы на пробу шлепнули, на втором развороте. «Слухи о прибыльной сделке с воротилами преступного мира». Мне кое-кто слил информацию, что городские власти кое-что сбыли, один лопнувший научный проект, преступникам. А фактов — ноль! Недоказуемо! Мы просто воду замутить хотели. Рудгуттер переворачивает газету и… сует мне в лицо… — Умма Бальсум на секунду подняла глаза. Бен вспоминал. — И ну меня прессовать: «Господин Флекс, что вам об этом известно? От кого поступили сведения? Что вы знаете о мотыльках?» Серьезно! Мотыльки-бабочки! «Вы в курсе последних проблем господина Пэ?» — Бен медленно покачал головой Уммы Бальсум. — Представляешь себе, Ди, я ни хрена не понимаю, я не знаю, во что мы влипли, но мы точно влипли в какое-то дерьмо. Боги! И сам Рудгуттер в этом замешан: по уши! Потому-то он меня и арестовал… А он все твердит: вы-де знаете, где мотыльки. Расскажите, вам же лучше будет… Ди… — Бен осторожно поднялся на ноги. Дерхан хотела сказать, что двигаться ему нельзя, но слова застряли в горле, когда он осторожно пошел к ней на ногах Уммы Бальсум. — Ди, надо, чтобы ты разобралась во всем. Они боятся! Правда боятся, Ди. Мы должны этим воспользоваться. Я понятия не имею, о чем говорит Рудгуттер, но эта сволочь явно на меня грешит, и я начал подыгрывать, потому что от этого ему очень неуютно.
Робко, осторожно, нервозно Бен протянул к Дерхан руки Уммы Бальсум. У Дерхан возник в горле тугой комок — Бен плакал, слезы бесшумно скатывались по лицу. Она закусила нижнюю губу.
— Ди, что это жужжит? — спросил Бен.
— Мотор коммуникативной машины, — ответила она. — Нужно, чтобы все время работал.
Голова Умы Бальсум опустилась и снова поднялась.
Ее ладони коснулись рук Дерхан, та задрожала от этого прикосновения. Бен сжал ей левую руку, опустился на колени.
— Я тебя чувствую, — улыбнулся Бен. — Ты полупрозрачная, как привидение, но я тебя чувствую. — Прекратив улыбаться, он сказал, подбирая слова: — Ди… они меня прикончить собираются. О боги… Знаешь, как страшно? Скоро эти подонки будут пытать… — Плечи запрыгали, он уже не сдерживал рыданий.
Бен целую минуту молчал, глядя вниз и плача от страха. Когда поднял взгляд, голос уже был тверд.
— Вздуй их, Ди! Надо страху нагнать на ублюдков. Надо разобраться! И для этого я тебя назначаю редактором «Буйного бродяги». — На лице Уммы Бальсум мелькнула ухмылка. — Вот что, ступай-ка ты в Мафатон. Я с информатором только дважды встречался, в тамошних кафешках. Но, думаю, там она и живет, дело оба раза было поздно вечером. Вряд ли в такое время ей бы захотелось возвращаться домой через весь город. Ее зовут Маджеста Барбайл, она мне совсем немного рассказала. Работала в секретном научном проекте, но правительство закрыло лавочку и продало какому-то крупному мафиози. Я-то думал, все это утка, ну и напечатал, из чистого озорства. Сам этой Маджесте не поверил, а тут такая реакция, вот же гадство… Значит, все правда?
Теперь заплакала Дерхан. И кивнула:
— Разберусь, Бен. Обещаю.
Бен кивнул. Они помолчали.
— Ди, — заговорил Бен ровно, — ты ведь… с помощью этой коммуни… или как там ее… Ты ведь можешь меня убить?
Дерхан ахнула, пораженная, а затем торопливо огляделась и отрицательно замотала головой:
— Нет, Бен. Только если убью коммуникатрикс.
Бен печально кивнул.
— Не знаю, сколько я выдержу… пока не проболтаюсь … Они ведь свое дело туго знают. А я…
Дерхан плакала, не открывая глаз. Плакала вместе с Беном. И оплакивала его.
— О боги… Бен, мне так жаль…
Вдруг она стала смелой и решительной — по крайней мере, внешне. Черты лица отвердели, блеснули глаза.
— Я сделаю все, что смогу, а уж ты постарайся с Барбайл разобраться, ладно? И… спасибо, — добавил он с кривой улыбкой. — Прощай.
Закусив губу, он опустил голову, затем резко поднял ее и поцеловал Дерхан в щеку. Поцелуй был долгим. Дерхан прижимала его к себе левой рукой.
А затем Бенджамин Флекс отстранился и попятился и незаметно для убитой горем Дерхан, каким-то психическим рефлексом, дал Умме Бальсум знак, что пора разъединяться. Коммуникатрикс снова затрясло, заколотило, зашатало, и с заметным облегчением ее тело вернулось в прежнюю форму.
Маленькая рукоять продолжала крутиться, пока Умма Бальсум не выпрямилась и, подойдя ближе, не положила на нее ладонь. Глянула на секундомер и сказала:
— Все, дорогуша.
Дерхан наклонилась к столу, положила на него голову. Тихо поплакала. В центре города точно так же плакал Бенджамин Флекс.
Каждый горевал в одиночестве.
Лишь через две-три минуты Дерхан звучно шмыгнула носом и села, выпрямилась. Умма Бальсум сидела в своем кресле, проворно подсчитывала, писала цифры на клочке бумаги.
Заметив, что прекратились всхлипывания, оглянулась.
— Ну что, дорогуша, полегчало? — спросила бодро. — Я тут прикинула…
Дерхан замутило от ее корысти, но это быстро прошло. Вряд ли Умма Бальсум вспомнит, что она слышала и говорила, а если и вспомнит, что с того? Таких трагедий, как у Дерхан, в городе сотни, если не тысячи.
Умма зарабатывает как посредник, ей за то и платят, чтобы рассказывать о потерях, предательствах и пытках.
Самую чуточку легче стало на душе у Дерхан, когда она поняла, что у них с Беном не такая уж особенная беда в этом полном скорби городе. И смерть Бена не будет особенной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});