Рудгуттер медленно осмотрелся. Милиционеры расправляли плечи, выпрямляли спины, переводили дух. Выходили из принятых невольно боевых стоек. Элиза Стем-Фулькер перехватила взгляд Рудгуттера:
— Так мы его наняли или нет?
Глава 29
Вирмы были напуганы. В небесах поселились чудовища.
Ночью бедняки Нью-Кробюзона сидели вокруг костров, на огромных городских свалках, жгли мусор и шлепали, чтобы успокоить, детей. И по очереди рассказывали о внезапных шквалах в растревоженном небе и проносящихся над головой ужасных тварях. Они видели закрученные в небе спиралями тени. Они чувствовали сыпавшиеся оттуда капли ядовитой влаги.
Сначала были просто слухи — даже сами рассказчики не очень-то верили себе. Но затем стало известно о жертвах, о пускающих слюни, ходящих под себя идиотах, которых находили по всему городу и чьи имена выкрикивались плачущими родственниками. Арфамо, Косой, Мятный, и, что самое страшное, пострадал даже Вздрючка, державший в страхе восточную часть города. Этот бандит не проиграл ни одной схватки, он ни перед чем не отступал. Когда его нашла дочь, он бессмысленно мотал головой, изо рта и носа шла слизь, глаза белые, заплывшие, и ума в них не больше, чем в вареных яйцах. А обнаружен он был на пустыре в Травяной отмене, возле ржавой башни-газгольдера.
На площади Статуй обнаружили двух хеприйских матрон, они сидели расслабленные, неподвижно глядели в пустоту. В Темной стороне на берегу реки бездельничал водяной, из его широченного рта исторгалось идиотское кваканье. Количество обезумевших по непонятной причине людей быстро приближалось к двузначной цифре.
Из Речной шкуры сообщений не поступало — старейшины кактусов следили за тем, чтобы информация не уходила за стену Оранжереи.
«Скандал» напечатал на второй полосе статью «Таинственная эпидемия идиотизма».
Не одни лишь вирмы видели тварей там, где их быть не могло. Появлялись и другие свидетели — сначала двое или трое, а потом все больше, больше… Они истерически рассказывали о тех, кто вдруг лишился рассудка. Эти бедолаги ничего не соображают, они словно в трансе, бредят, и в бреду проскакивают описания чудовищ — насекомовидных демонов без глаз, с темными горбатыми туловищами, состоящими из кошмарно состыкованных членов, с выступающими зубами и гипнотизирующими крыльями.
Район Ворон раскинулся вокруг вокзала на Затерянной улице хитросплетением улиц и полускрытых переулков. Главные улицы — Летиссоф, Наложнический проспект, бульвар Дос-Геру — тянулись во все стороны от вокзала и площади Биль-Сантум. Были они широкими и оживленными, в любом часу на них теснились экипажи, телеги и пешеходы. Каждую неделю в этом столпотворении открывались новые элегантные магазины. Огромные универмаги занимали по три этажа благородных в прошлом домов. Витрины меньших, но столь же престижных заведений были заполнены отнюдь не дешевыми товарами: модными лампами из причудливо крученной бронзы и светильниками с вытяжными клапанами, деликатесами, роскошными табакерками и готовым платьем. От этих помпезных улиц ответвлялись, точно капилляры, переулки, давая приют актуариям и адвокатским конторам, аптекам и клиникам, а также благотворительным обществам вперемежку с клубами для избранных. По мостовым дефилировали патриции в безупречных костюмах.
В дальних углах Ворона хватало менее приглядных местечек. Но эти гнезда нищеты, скопления ветхих строений, по счастью, не бросались в глаза.
Расположенный северо-восточнее Каминный вертел был рассечен надвое воздушным рельсом, соединявшим милицейскую башню на станции Барсучья топь с вокзалом на Затерянной улице. Район этот был не менее шумен, чем Шек, и представлял собой клин из лавок и каменных, залатанных кирпичами домов. В Каминном вертеле располагалась теневая промышленность — «переделка». Там, где район примыкал к реке, из подземных карательных фабрик раздавались иногда стоны боли, а то и поспешно заглушаемые надзирателями крики. Но Каминный вертел, дорожа своим реноме, успешно игнорировал эту подпольную экономику — разве что позволял себе подчас выразить легкое недовольство.
Оживленное это было место. По северному краю Барсучьей топи пробирались к Палголакской церкви паломники. Уже не один век Каминный вертел служил прибежищем для инакомыслящих религиозных течений. Стены его держались благодаря клею от тысяч сгнивших плакатов, приглашавших на теологические диспуты и дебаты. По улицам его семенили монахи и монахини самых неортодоксальных эзотерических сект, стараясь не привлекать к себе внимания. По углам спорили дервиши и иерономы.
Между Каминным вертелом и Вороном нагло вклинился самый секретный секрет города, грязное пятно на его лике, на его совести, на его репутации. По меркам Нью-Кробюзона это был маленький район, несколько улиц с узкими, тесно стоящими древними домами; туда легко было попасть по лестницам и переулкам, где зажатые между высокими и необычно украшенными домами дольки тротуара служили защитным лабиринтом.
Район борделей. Зона красных фонарей.
Когда Дэвид Серачин шел по северным окраинам Каминного вертела, был уже поздний вечер. Ему бы направляться домой, в Бездельный брод, на запад, под Южной линией и воздушными рельсами, через Шек, мимо громоздкой милицейской башни, — маршрут длинный, но зато самый надежный. Но когда Дэвид проходил под арками вокзала Пряный базар, он оказался в потемках и воспользовался этим, чтобы обернуться и посмотреть назад. Там были только случайные прохожие. Никто не следил за ним. Он немного выждал, а затем вышел из-под железнодорожных путей; наверху свистнул поезд, и его грохот раскатился по кирпичным пещерам.
Дэвид пошел на юг, вдоль железной дороги, к границе злачного квартала. Он глубоко засунул руки в карманы и опустил голову. Да, такая вот у него привычка, и ему стыдно. Стыдно до отвращения к себе самому.
На окраине района красных фонарей располагались заведения, где обслуживали посетителей с добропорядочными вкусами. Там хватало и дешевых юных проституток, но шлюх-одиночек, привычных для всех других кварталов Нью-Кробюзона, в Каминном вертеле не терпели. Он был чертогом совсем иной «терпимости», что махровым цветом цвела под крышами особняков. Дома эти, освещаемые газовыми лампами с красными фильтрами (дань традиции), перемежались вездесущими магазинчиками, торговавшими всякой всячиной. В дверных проемах некоторых борделей стояли почти обнаженные девицы, зазывали прохожих. Каковых на здешних улицах было куда меньше, чем в других местах, но все же панели не пустовали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});