Серебряные руки лежали вдоль туловища. Над ним сплетались в причудливый узор ветви смоковницы, отбрасывая на кожу тень. Позади неподвижно замерли тростники.
— Вы были правы и в другом. Мы проиграем. Но для меня нет иного пути. Знаете, что такое трагедия? Неизбежность, и больше ничего. Я прожил жизнь, пытаясь любить, но уже долгие годы я знаю, что умру, пытаясь ненавидеть. Место, где человек родился и сочетание звезд определяют его дорогу, и он должен идти по ней, даже если знает, что в конце его с распростертыми объятиями поджидает Сатана. Когда кровь будет смыта, а мертвые похоронены, загляните в собственную душу. Вы достигли предела своих мучений и миновали его. Ради милосердного Господа нашего Иисуса Христа, вспомните меня и постарайтесь понять.
Родни почувствовал, как на глазах проступают слезы. Он прошептал:
— Я буду помнить. Простите, что я так думал о вас. Но у меня тоже есть дорога, по которой я должен идти. Женщин и дети, которых убили в Бховани, погибли по вашей вине. Виновник — вы, а не сипаи. И вы виновны во много худшем. Вы отравили чудесное доверие, и оно исчезло. Теперь я понимаю, что оно было не самым лучшим, но оно было! Понадобится много времени, чтобы оно появилось снова. И ничего уже не будет, как раньше. То, в чем вы виноваты передо мной, я вам прощаю. Но я верю в закон, и сделаю все, что в моих силах, чтобы вас судили.
Серебряный гуру улыбнулся с бесконечной печалью, и сказал:
— И на виселице я повторю то же самое. Меня услышит только палач, но говорить я буду с каждым индийцем, и каждым англичанином, с солдатами, купцами, земледельцами и правителями, и особенно с тобой, который нашел в себе силы подняться над званием, расой и кастой. Я скажу: «И я, пленник Божий, умоляю вас — будьте верны тому уделу, к которому вы призваны; будьте кротки, и смиренны, и долготерпеливы, и воздавайте ближнему любовью; и храните единение духовное между…».
Полоска черного шелка перехватила ему горло, над плечом мелькнуло лицо Пиру, и оба исчезли. Были слышны только гулкие удары тел о каменные глыбы.
Родни приподнялся. Все инстинкты толкали его вперед, разорвать захват душителя, спасти Гуру от ничего не выражающих глаз на плоском лице. Но, когда его мышцы уже напряглись для рывка, он увидел Кэролайн, умирающую от голода в джунглях, и вместо этого резко отпрыгнул назад. Его башмаки ударили стоявшего за спиной солдата прямо в живот, и тот упал, с застывшим на лице выражением суеверного ужаса. Родни изо всех сил ударил его головой о камни и схватил винтовку. Остальные заметили, что происходит, и бросились к нему. Он упал на одно колено и выстрелил. Бежавший слева хавилдар поперхнулся и закачался, остальные заметались в поисках укрытия. Над головой засвистели пули; Родни перескочил через край плотины и широкими прыжками помчался вниз по склону.
Гуру лежал лицом вниз в лужице вонючей воды. Пиру, из носа у которого бежала кровь, склонился над ним. Завидев Родни, он ослабил шелковую петлю и рубанул ребром правой ладони. Резкий удар пришелся прямо под ухо Гуру, и его шея хрустнула. Пиру рванул за длинные волосы, выворачивая шею под неестественным углом. Потом коротко рассмеялся, и, опережая Родни, бросился в тростники.
Через мгновение они скрылись из виду. Пули летели следом и со свистом рикошетили от пересохщей земли. Из зарослей выпорхнули рисовые воробьи и, заливаясь щебетом, принялись кружиться над тростником. Недовольно загалдели тростниковые птички,[125] журавли тяжело замахали крыльями и поднялись в воздух. Через минуту стрельба затихла, и Родни с Пиру, раздвигая высокие стебли тростника и пробираясь через лужи, услышали гулкий топот бегущих по склону плотины солдат. Потом до них донесся завывающий вопль:
— Он мертв! Он мертв!
Гл. 24
Он нетерпеливо пошевелился и в сотый раз прикинул даты. Понедельник, двадцать второе июня, и муссон уже совсем близко. Сегодня они достигнут Гондвары. Сегодня они должны достичь Гондвары, если он хочет успеть вовремя. На следующий день после того, как они покинули Найтал, один из буйволов пал, и их путешествие по джунглям было медленным, мучительным и опасным.
Каждый день вражеские кавалерийские патрули прочесывали дорогу перед наступающей армией; дважды он видел серебристо-серые мундиры всадников Шестидесятого полка, скакавших по долине вдоль горного гребня, по которому двигался Пиру. Вслед за патрулями должно было бы появиться и основное войско; но пока что они о нем ничего не слышали. Они так и не осмелились спуститься с Хребта. Но теперь, так близко к реке, это можно было сделать без риска — генерал наверняка выдвинул вперед собственные пикеты.
Двадцать второе июня, удушающая жара, облака медленно плывут по низкому, отливающему свинцом небу, и невидимое солнце пронизывает их темную горячую массу. Кэролайн спит, раскачиваясь в такт неровному движению повозки; миссис Хэтч тихим голосом рассказывает Робину сказку; Пиру бредет в пыли за одиноким буйволом. Родни окликнул его:
— Пиру, поворачивай! Надо рискнуть.
Пиру прищелкнул языком, буйвол тяжело качнулся, и повозка свернула направо. Они оставили позади запекшуюся до красноты горную почву, и через густую чащу стали спускаться вниз, в долину, где текла Нербудда. Там, где обрывался отрог хребта, дорога пряталась под нависающими развалинами стены — здесь некогда стояла крепость, охранявшая перевал. Спустившись ниже, они встретили две повозки, запряженные буйволами. Нагруженные огромными кипами сена, те медленно поднимались по склону. Пиру пробормотал приветствие и добавил несколько слов с гнусавым местным выговором. Родни услышал, как один из встречных ответил:
— Они уже близко, друг. Оттого мы и возвращаемся домой. Но до реки они еще не дошли. И будь осторожен: белые люди тоже лишились разума.
Слева от дороги, на заросшем побуревшими деревьями склоне, парил в раскаленном воздухе белый храм. Внутри бил колокол, воздух сотрясался от медленных гулких ударов, и во дворе суетились жрецы. Буйвол подался назад и принялся осторожно ступать по покрытой рыжей пылью дороге, немного скользя, так что пыль чавкала у него под копытами. Кэролайн вздрогнула и проснулась; миссис Хэтч оборвала сказку на середине. Все сидели, и, водя языком по пересохшим губам, смотрели друг на друга, пока Робин разговаривал сам с собой и вертелся у них под ногами. Родни сжимал винтовку, медленно проводя пальцами по стволу и предохранителю.
У подножия холма колеса заскрежетали, потом наткнулись на препятствие; перевалив через него, повозка мерно затряслась по разбитой щебенке Большого колесного пути, тянувшегося прямой и ровной линией вдоль брошеных людьми полей. Глядая в щелку в переднем полотнище, он различил справа от дороги рыжеватые развалины еще одной сторожевой крепости, а за ней — широкий разлив реки, упиравшейся в высокий берег, глинобитную стену и кучку домов. Скрип оси замедлился; тряска превратилась в отдельные толчки, и Пиру пробормотал: