В общем, Тед дал мне полезный инструктаж относительно тонкостей юридического крючкотворства. Из всего этого получалось, что имеет значение не фактическая сторона дела — как мы лечили Джона, на сколько сантиметров удлинили ему ногу, как он перестал хромать. Все это оставалось в стороне. Странно и обидно для хирурга признать, что его труд может оцениваться некомпетентными людьми не по объективным результатам, а по эмоциональному воздействию адвоката.
Через пару месяцев я сидел в другой юридической фирме перед адвокатом обвинителей и под присягой давал показания. Их с поразительной скоростью записывала секретарь на специальной стенографической машинке. Адвокат был неожиданно для меня мягок, улыбчив и дружелюбен:
— Рад с вами познакомиться, садитесь, пожалуйста, чувствуйте себя абсолютно свободно.
Он буквально купал меня в сладкой патоке любезности. Я подумал: неужели этот человек собирается обвинять меня в преступной халатности? И ведь вот какая разница в профессиональном поведении: хирург со своим пациентом должен быть деловым и откровенным, а адвокат с клиентом — притворным.
Два часа он все с той же сладкой улыбкой пытался вытянуть из меня какой-нибудь рискованный ответ:
— Скажите, если бы знать, что Джон станет вас судить, сделал бы доктор Френкель, с вашей помощью, конечно, что-нибудь по-другому?
— Это вопрос к доктору Френкелю.
— Да, да, его мы тоже спросим. Но что вы об этом думаете?
— Думаю, доктор Френкель сделал бы абсолютно то же самое.
— Но, может быть, какую-то часть операции следовало сделать по другому?
Тут в нашу беседу вмешался Тед:
— Возражение: доктор Голяховский ответил на вопрос.
Адвокат:
— Хорошо, я иначе сформулирую вопрос: если бы Джона лечил другой доктор, сделал бы он что-нибудь по-другому?
Тед:
— Возражение: этот вопрос не относится к действиям доктора Голяховского.
Уже вставая из-за стола и складывая свои бумаги, адвокат, как и предупреждал меня Тед, еще раз улыбнулся и спросил:
— Доктор Голяховский, а все-таки были ли в процессе лечения отклонения от принятых установок?
— Нет, не было.
Тед потом сказал, что я держался молодцом.
Каждый раз для очередного собеседования мне приходилось отменять запланированные операции и приемы больных. Изабелла переносила их на другие дни (что было не просто), мы обзванивали пациентов, долго извинялись, оговаривали новую дату — вот куда уходило ценное время доктора и его офиса!
И опять прошли месяцы, прежде чем мне прислали строгую повестку: «Мы приказываем Вам явиться на суд». Как назло, по времени это совпало с нашим с Ириной отпуском. Нам обоим был необходим отдых, мы давно собирались на пару недель уехать и запланировали полет в Канадские Скалистые горы. Там, в районе города Джаспер, изумительно красивые горы и озера. Отдых на природе! Мы были полны предвкушений. Уже куплены билеты и забронированы места в отелях. И вот — на тебе…
Я кинулся звонить Розенцвейгу:
— Тед, нельзя ли перенести время суда?
— Понимаешь, это Федеральный суд, в нем все строже, чем в суде штата, — надо, чтобы ты присутствовал.
— Но как раз в день суда у меня будет середина отпуска. Что, если я не приеду?
— Я знаю судью, он очень строгий и, если ты не явишься, может решить, что наша сторона проиграла процесс.
— Тед, но ведь все это дело того не стоит, чтобы терять отпуск. Нельзя ли принять какое-нибудь компромиссное решение? Ну, договорись о какой-то компенсации…
— Доктор Френкель тоже говорил мне о компенсации, но я не согласен: мы дело выиграем. Однако ты оставь мне все телефоны и факсы — где ты будешь. Если суд перенесут, я тебе позвоню. А если нет — придется приехать.
Вот уж не повезло!.. Тянули-тянули с этим судом почти два года, а тут вдруг «нельзя перенести». Мы с Ириной ломали головы: отменить поездку или все-таки рискнуть полететь? А, может, что-то случится, что отложит этот чертов суд? Тогда мы только зря пробудем в Нью-Йорке. Решили все-таки лететь. Полноценного отдыха не было — все время напряженно ждали: позвонит Тед или не позвонит? Через несколько дней пришел факс: «Владимир, приезжай, суд перенести не удалось». Чертыхаясь, мы поменяли билеты, заплатив за них и за отмену аренды комнат в отеле кучу денег (я поклялся себе, что потребую от юридической фирмы обвинителей компенсации — и потом ее получил).
И вот надо ж было случиться еще одному несчастью: накануне отлета тяжело заболела Ирина — мы катались на водном велосипеде по озеру, и она вдруг потеряла сознание. Причина — высокогорье, жаркое солнце, острое обезвоживание организма. Я не сразу смог понять, что случилось, я даже подумал, что теряю ее. Неужели?! Я склонился над любимым лицом, впивался в него глазами, как, наверное, Христос не впивался взором в оживляемого им Лазаря, я хотел оживить Ирину этим взглядом, звал, гладил, слегка хлопал по щекам. И все время держал руку на пульсе. Ее сердце билось слабо, но все-таки билось. Ирина не отвечала, у нее был плавающий взгляд, какой бывает в состоянии тяжелого мозгового нарушения. На машине «скорой помощи» ее отвезли в местный госпиталь и сразу стали внутривенно вводить лекарства. Через полчаса она открыла глаза — к ней вернулось пока еще помутненное сознание. И одновременно с этими переживаниями я продолжал думать о том, что нам завтра надо лететь в Нью-Йорк. Если она быстро не поправится, я от нее не уеду ни за что. Черт с ним, с их судом, — Ирина мне дороже всего на свете!..
Но совершилось чудо: к концу дня ее выписали, баланс жидкости в организме пришел в норму, Ирина окрепла, и весь следующий день мы провели в двух перелетах.
Измученный столь сильными переживаниями, злой из-за прерванного отпуска и усталый после целого дня в полетах, я явился в здание Федерального суда в Нижнем Манхэттене. В громадном вестибюле между мраморными колоннами колыхалась толпа: кто судит, кто защищается, кто обвиняет, кто пришел быть присяжным, а кто просто здесь работает. Я встал в очередь к лифту, настроение было паршивое. Мне бы надо собраться с мыслями, успокоиться и сконцентрироваться. Но, когда я вошел в зал, чинная и холодная обстановка огромного помещения добавила горечи к моему настроению. Вслед за мной пришел Виктор.
— А-а, ты здесь… Они все-таки заставили тебя прилететь? Зря! Не надо было их слушать. Я сам могу ответить на все вопросы.
В этот момент появились Джон с Мадонной. Они проходили мимо нас, и я всматривался: он шел без палочки, не хромал, имел вид вполне здорового человека, совсем не похожего на страдальца… Встретясь со мной глазами, они не поздоровались. Тед шепнул нам с Виктором: