Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(47) Но, скажут мне, старики лишены того, так сказать, приятного щекотания, в котором и состоит наслаждение. Согласен, но ведь они и не желают этого, а чего не желаешь, без того и легко прожить. Софокл, уже под бременем лет, когда его спросили, предается ли он любовным утехам, удачно ответил: «Да хранят меня боги от этого! Я с радостью бежал от них, как от грубого и бешеного хозяина». Людям, падким до таких дел, без них неприятно и тягостно, но насытившимся и удовлетворенным без них лучше, чем с ними. Впрочем, кто не желает, тот не чувствует лишения; значит, не желать, на мой взгляд, — самое приятное. (48) Пусть все эти наслаждения щедрей отпущены цветущему возрасту, — во-первых, отпущенное ему, как мы сказали, ничтожно, а во-вторых, они и в старости хоть не столь обильны, но не отняты у нас совсем. Как Турнион Амбивий359 больше удовольствия приносит зрителям, сидящим в первых рядах, но получают удовольствие и сидящие в последнем, так молодость, глядя на наслаждения вблизи, пожалуй, больше радуется им; но ими услаждается в достаточной мере и старость, глядящая на них издали.
(49) А разве это малого стоит, — если душа, словно отбыв свой срок на службе у похоти, честолюбия, соперничества, вражды, всяческих страстей, может побыть наедине с собой и, как говорится, жить ради себя! Если она действительно находит пищу в занятиях науками, то нет ничего приятнее старости, располагающей досугом. Мы видели, как в своем рвении измерить чуть ли не все небо и землю тратил последние силы Гай Гал,360 друг твоего отца, Сципион! Сколько раз рассвет заставал его за вычислениями, к которым он приступал ночью, сколько раз ночь заставала его за этим занятием, начатым поутру! Какая была для него радость за много дней вперед предсказывать нам затмения солнца и луны! (50) Говорить ли мне о занятиях менее важных, но все-таки требующих остроты ума? Как радовался своей «Пунической войне» Невий! Как радовался Плавт «Грубияну», как радовался он «Рабу-обманщику»! Помню я и Ливия361 уже стариком. Ведь он, поставив свою трагедию в консульство Центона и Тудитана за шесть лет до моего рождения, был еще жив в пору моей молодости. Говорить ли мне о занятиях Публия Лициния Красса понтификальным и гражданским правом или о трудах современника нашего Публия Сципиона,362 который несколько лет назад был избран в верховные понтифики? Всех упомянутых мною людей мы видели стариками, — а как горячо увлекались они этими занятиями. А Марк Цетег, в котором, как правильно сказал Энний, «поселилась сама душа убедительности»? Какое было видно в нем рвение к красноречию — даже в старости! Разве сравнятся с этими наслаждения от пиршеств, от игр, от блуда? Таково рвенье к наукам, которое у людей разумных и хорошо образованных с возрастом усиливается, так что Солону делает честь уже упомянутый мною стих, — тот, где говорится, что он, старясь, каждый день узнает что-нибудь новое. А большего наслаждения, чем наслаждение для ума, и быть не может.
XV. (51) Перехожу теперь к радостям земледелия, — тем, что милы мне до необычайности. Им не препятствует никакая старость, и они, по-моему, более всего соответствуют образу жизни мудрого человека. Ведь сельские хозяева ведут счеты с землей, а она никогда не противится их власти и то, что получила, всегда возвращает с лихвой, иногда малой, но чаще большою. Впрочем, меня-то радует не только урожай, но и природная сила самой земли: приняв брошенное семя в свои распаханные и разрыхленные недра, она сначала обороняет его от света (потому и работу, благодаря которой это возможно, называют словом «боронить»363), затем, согретое ее испарениями и ее объятием, семя лопается и выталкивает наружу зеленый побег, который, твердо стоя на корневых нитях, постепенно крепнет и, поднявшись коленчатым стеблем, одевается оболочками, как бы взрослея, а потом, освободившись от них, приносит свой плод — зерна, по порядку собранные в колос и защищенные от клювов мелких птиц частоколом остей. (52) Говорить ли мне о рождении, посадке и разрастании виноградных лоз? Не могу нарадоваться этому (знайте, что служит отдыхом и отрадой моей старости). Не буду говорить о том, какова сила всего того, что родит земля, способная из фигового ли зернышка, из виноградной ли косточки, из крохотных ли семян других плодов выращивать мощные стволы и ветви. Разве черенки, саженцы, тонкие плети, отводки и отростки лоз не радуют и не изумляют каждого из нас? А лоза, которая слаба от природы и, не имея подпорки, стелется по земле? Чтобы выпрямиться, она хватается своими усиками, словно руками, за все, что ей попадется; и когда ее многочисленные побеги расползаются куда попало во все стороны, тогда искусный земледелец обрезает ее ножом, не давая ей разрастаться и чересчур ветвиться. (53) А потом с началом весны у сочленений оставшихся тонких веток возникает так называемая почка; развиваясь из нее, образуется гроздь, которая, наливаясь соками земли под греющим солнцем, вначале очень терпка на вкус, затем, созревая, становится слаще и под покровом листьев не чувствует ни недостатка в тепле, ни избытка солнечного жара. У какого растения плоды отрадней, а вид красивей? Ведь я уже говорил, радует меня не одна только польза от лоз, но и само возделывание их, и вся их природа: ряды подпорок, соединенье верхушек, подвязывание и отсаживание лоз, обрезывание или сохранение отростков (о нем я уже говорил). Рассказывать ли мне об орошении, о перекапывании и рыхлении земли, благодаря которым она становится намного плодороднее? Говорить ли мне о пользе удобрения навозом? (54) Об этом я писал в своей книге о земледелии. Ученый Гесиод не сказал об этом ни слова, когда писал об обработке земли; но вот Гомер, живший, как мне кажется, на много столетий раньше, показывает, как Лаэрт, стараясь унять тоску по сыну, обрабатывает и унавоживает поле. Но сельская жизнь радует нас не одними только нивами, лугами, виноградниками и кустарниками, но также и садами, и огородами, стадами на пастбищах, роями пчел, разнообразием цветов. Отрадно не только сажать деревья, но и прививать их, ибо прививка — самое прекрасное изобретение садоводства. XVI. (55) Я мог бы вам указать много приятных сторон сельской жизни, но даже и сказанное мною было, чувствую я, чересчур пространным; вы простите мне это: меня увлекла моя любовь к сельскому хозяйству, да и старость, по своей природе, не в меру болтлива (пусть не кажется, что я не признаю за ней никаких пороков).
Ведь именно так прожил последние годы Маний Курий, спрaвив триумфы после побед над самнитами, сабинянами и Пирром; глядя на его усадьбу (она невдалеке от моей), я не могу вдосталь надивиться то ли скромности самого Курия, то ли нравам того времени: Курий сидел у своего очага, когда самниты принесли ему много золота; он прогнал их и сказал, что слава для него не в том, чтобы накопить золота, а в том, чтобы повелевать накопившими. (56) Могло ли такое величие духа не сделать его старость приятной? Но вернусь к земледельцам, чтобы не уклониться от того, что мне ближе. В те времена в поле, бывало, находились сенаторы, то есть старики; ведь пришедшие известить Луция Квинкция Циннинната о том, что он назначен диктатором, увидели его идущим за плугом; а потом, став диктатором, он-то и отдал приказ начальнику конницы Гаю Сервилию Агале схватить и казнить Спурия Мелия, стремившегося к царской власти. Курия и других стариков вызывали в сенат из их усадеб; поэтому тех, кто вызывал их, стали называть «посланцами». Так неужели жалкой была старость тех, кто в обработке земли находил радость? По моему мнению, едва ли бывает старость счастливее, и не только благодаря сознанию исполняемого долга (ведь земледелие приносит пользу всем людям), но и благодаря удовольствию, о котором я уже говорил, благодаря изобилию всего того, что потребно людям для жизни и даже для почитания богов, так что и с наслаждением — раз уж некоторые об этом тоскуют — можно заключить мир. Ведь у хорошего и рачительного хозяина всегда полны и винный погреб, и кладовая для масла, и кладовая для съестных припасов, а в его усадьбе полный достаток: она богата поросятами, козлятами, ягнятами, курами, молоком, сыром, медом, а сад сами земледельцы называют вторым окороком. И даже такие досужие занятья, как птицеловство и охота, делают сельскую жизнь еще обеспеченнее. (57) Надо ли мне и долее говорить о зеленых лугах или высаженных рядами деревьях, о красоте виноградников и оливковых рощ? Закончу коротко: хорошо обработанную землю ничто не может превзойти ни доходностью, ни красотой. И старость не только не лишает нас всего этого, но даже призывает и манит в деревню: где, как не там, можно в этом возрасте греться на солнце либо у огня, где найти столь благотворную прохладу, как не в тени деревьев или у воды? (58) Пусть же другие оставят себе оружие, коней, копья, дубинку и мяч, оставят себе охоту и состязание в беге; нам, старикам, пусть они из многих развлечений оставят игральные кости — и выпуклые и прямые — да и то лишь любителям, ведь старость может быть счастлива и без этого.
- Речи - Марк Туллий Цицерон - Античная литература
- Сочинения - Плутарх - Античная литература
- Эпитома сочинения Помпея Трога «История Филиппа» - Марк Юстин - Античная литература