сволочь белая? Каждое воскресенье хожу, слушаю дребедень всякую, деньги без звука даю, а тебе всё ещё мало, да?!» – но всё это молча про себя, а вслух:
– Когда как, сэр.
– Но я видел, ты ведь работаешь и во дворе.
– Да, сэр.
– Ты много работаешь, сын мой, это похвально.
«Замолол. Как всем белякам свербит, чтобы мы много работали».
Сохраняя на лице почтительно внимательное выражение, Эркин покорно прослушал длиннейшую тираду о благотворности труда для души человека.
Эйб Сторнхилл чувствовал: стоящий перед ним с опущенной головой индеец слушает, но не слышит. Нет, всё-таки этот парень странный. И говорить с ним на улице бесполезно. Но многие стали заходить в церковь и вне служб, заглядывают, довольно охотно вступают в разговор, а этот приходит только на воскресную службу, сидит с таким же неподвижным лицом рядом с белым вихрастым парнем, что упрямо держится только с цветными, и так же молча уходит сразу по окончанию.
– В церкви надо поправить пол. Ты сможешь это сделать, сын мой?
– Надо посмотреть, сэр, – вздохнул Эркин.
Не было ещё случая, чтоб поп за работу в церкви заплатил, а придётся идти. Ведь не отвяжется.
– Приходи в пятницу вечером, после обеда, сын мой.
После обеда? Ах да, по-ихнему, обед, а на самом деле ужин. Придётся идти. А то ещё в дом припрётся. И Андрея позвать надо.
– Да, сэр.
Эйб Сторнхилл поблагодарил и попрощался самым сердечным тоном, но лицо индейца сохраняло угрюмое выражение. Странно: ведь парень трудолюбив, это видно по тому, как тщательно и умело он работает, и такая реакция.
Отвязался наконец. И как только священник отпустил его, Эркин побежал домой. Уже темнеет, а надо ещё в сарае… Вот не везёт, так не везёт. Ещё в пятницу идти. Ну, ладно, переживём…
Во двор он вошёл уже в темноте. Запер за собой калитку. Тронул дверь сарая. Заперто. Ладно, завтра сделаю. Нижнюю дверь на замок и вверх. Хорошо Андрей лестницу сделал. Даже в сапогах без шума получается. Эркин вошёл в крохотную прихожую и стал запирать за собой дверь.
– Э-эрик! – ткнулась ему в ноги Алиса. – Ты сегодня денежку принёс?
– Принёс, – улыбнулся он, осторожно протискиваясь мимо неё в кухню.
– Значит, поиграем, – удовлетворённо вздохнула Алиса.
Вечернюю партию в щелбаны она уже считала столь же обязательной, как и ужин.
– Алиса, – строго сказала Женя. – Не приставай. Эркин с работы.
Как всегда, он переоделся в кладовке, выложил заработок в шкатулку на комоде, умылся под рукомойником. Алиса подала ему полотенце. Всё по заведённому порядку.
– Алиса, за стол, – скомандовала Женя. – Эркин, чашки захвати, ладно?
– Ага, – кивнул он.
Задёрнутые шторы, зажжённая лампа на столе, дымящаяся картошка с кусочками мяса, чай в фарфоровых кружках – Женя называла их чашками – чёрный «русский» хлеб, кругляши печенья – не покупного, Женя сама пекла…
– День был удачным?
– Да, десятку принёс, – улыбается он Жене.
– Сильно устал?
– Нет, – мотает он головой. Ведь, в самом деле, совсем усталости не чувствует, так, только тянущая тяжесть во всём теле. – Женя, картошка ещё есть? А то, может, купить? – и с неожиданной для самого себя гордостью: – На рынке если взять мешок, дешевле будет.
– А держать где? – Женя подкладывает ему ещё картошки. – На кухне плита. Попортится быстро.
– Мг-м, – Эркин быстро заглатывает кусок. – Если в сарае дрова переложить, то… то два мешка встанут.
– Два ты не дотащишь.
– Андрея позову, – Эркин отодвинул тарелку. – Уф. Спасибо, Женя, вкусно как. Я раньше и не знал, что она такая вкусная.
– На здоровье, – улыбнулась Женя.
Убирая тарелки, она мимоходом погладила его по плечу, и он, быстро мотнув головой, прижался на мгновение щекой к её руке.
– Так я завтра дрова сделаю. И два мешка куплю, так?
– Так. Сахар клади. Алиса, доедай, не размазывай.
– А печенье?
– Картошку доешь, печенье к чаю, – строго говорит Женя.
Алиса обиженно надувает губы и косится на лежащие горкой в тарелке жёлтые в сахарных искорках кругляши.
– Да, Женя, в пятницу я поздно приду, – он виновато улыбается. – Меня этот… ну, поп отловил. И чтоб я пол в церкви починил.
– Ну, конечно, иди, – кивает Женя. – Раз уж так получается, то что поделаешь.
Пятница – тяжёлый день. В пятницу Женя на двух работах, придёт совсем поздно, когда Алиса уже спит. Обычно он приходил как всегда, возился в сарае, грел к её приходу чай, и Алиса не была одна. Ну, да ладно.
– Всё обойдётся, Эркин. Вдвоём с Андреем будешь?
– Без него я не справлюсь, – улыбнулся Эркин. – Он – мастер, а я так… при нём.
– Подмастерье, – кивнула Женя, и он шевельнул губами, повторяя про себя новое слово. – Алиса, если горячо, давай в другую чашку налью.
– Я подую, – возразила Алиса.
– Так дуй аккуратно, полстола забрызгала. И печенье не кроши.
Алиса вздохнула и подчинилась. Эркин засунул в рот печенье, прижал его языком к нёбу, и оно рассыпалось сладкой крошкой. Хорошо как у Жени получается. Всё вкусно так. И чай горячий, сладкий…
– Эрик, а играть когда? – Алиса заметила, что он просто сидит с чашкой в руке и не пьёт.
Эркин допил чай и кивнул.
– Давай сейчас.
– До десяти очков, – строго сказала Женя.
– До моих десяти, – быстро ответила Алиса.
Время от времени Эркин давай ей выиграть и подставлял лоб под её пальчики. Но больше пяти очков она ещё ни разу не набирала.
– До общих десяти, – заявила Женя не терпящим возражений голосом.
Эркин и Алиса переглянулись и одновременно кивнули.
Играли в одну руку, и счёт рос медленно, тем более, что Эркин немного тянул время, подстраиваясь под Алису. Больше ничьих – больше времени. Женя как раз закончила убирать, счёт стал семь-три в пользу Эркина. Алиса получила положенные ей четыре щелчка в лоб и очень довольная – ей случалось проигрывать и ноль-десять – пошла в уборную.
– Ещё чаю, Эркин?
– Как всегда, – улыбнулся он.
Вторая «разговорная» чашка. Святое время – костровой час. Женя уложила Алису, поцеловала, подоткнула одеяльце и села к столу, устало взяла чашку.
– Женя, – нерешительно начал Эркин, – а у тебя, ну, на работе, как?
– Всё нормально, – улыбнулась Женя. – У меня простая работа. Сижу, на машинке печатаю.
Эркин кивнул.
– Да, я это в питомнике видел. А… а вторая работа очень нужна? Ты устаёшь там сильно. А деньги… я заработаю, Женя, правда.
– Я там не из-за денег, – помрачнела Женя. – Понимаешь, пошла я туда из-за денег, конечно, но давно, ещё прошлой осенью, нет, уже зима началась. Как раз перед капитуляцией или сразу после… Не помню, неразбериха была. А