Однажды, когда мы жили некоторое время в Швейцарии, я пошел на прогулку. Ночь еще только начиналась. По дороге в город я встретил машину, и я почувствовал запах девушки. Она не пахла как-то особенно, не была для меня чем-то таким, чем ты являешься для Самюель, и остальных, но ее запах напомнил мне Лису. Я последовал за машиной. Впервые мне по-настоящему стало хорошо — прошла скука.
Машина подъехала к старой гостинице. Из машины выбрались две девушки. Они требовательно постучали в ворота, и я ожидал, что же произойдет дальше. С ними заговорили по-немецки, они без труда ответили и за мгновение, по другую сторону ворот воцарилась тишина, затем послышались торопливые удаляющиеся шаги. Ночь была в самом разгаре, я с наслаждением вдыхал свежий воздух, напоенный запахом молодых трав, и долгожданной крови, бегущей по венам людей, находящихся по ту и эту сторону ворот — глаза Калеба прикрылись, и я поняла, что перед внутренним взором он видит ту картинку. Но что за чувство он хотел скрыть? Торжество? Желание? Жажду? — Я понял, что не хочу никого убивать в эту ночь. И именно потому, что девушка мне понравилась.
Глаза так и не открылись. Несмотря на то, что Калеб чувствовал себя неловко, это, к сожалению, не стирало с его лица идеальности. Как бы я не была зла, мое сердце каждый раз билось быстрее, стоило посмотреть на него. Его мягкие губы подергивались, словно слова приносили ему боль.
— На следующий же день, я поселился в гостинице, под неодобрительное молчание Грема. Он только начал отыскивать Патрицию, и ему не хотелось, чтобы без него я наломал дров. Я успокоил его, рассказав, что вовсе не кровь привлекает меня к ней. Грем уехал, а я принялся воплощать свой план. Она мне нравилась, и я задумался о том, а почему бы не сделать из нее, подобие себя? Сделать для себя пару. Но за несколько дней девушка мне наскучила.
Калеб прошел вдоль окна и наконец, развернулся, чтобы посмотреть на мою реакцию. Неужели он думал, что мог меня шокировать? Я жила в одном доме с Пратом, и его красноречие и откровенность перестали меня удивлять и пугать лет пять назад. О его кровавых бойнях мне слушать было запрещено, но Прат все равно рассказывал. Калеб даже и представить себе не мог, всего того, что я знала о жизни такого депрессивного вампира как Прат.
— После нее я понял, что просто обязан начать искать себе пару. У Грема всегда была надежда найти Патрицию, у меня же не было никого. Значит, я должен был создать ее для себя. Как же их было много, этих девушек… — печально задумался Калеб. — Они были так влюблены в меня, что от отвращения, я едва сдерживался, чтобы не убить их. Других тешила мысль, что я не только богат, но и красив, остальные были слишком глупы, чтобы почувствовать что-то кроме тупого обожания. Я дошел до того, что встречался с ними не больше 3 недель, этого времени мне вполне хватало, чтобы выучить человека. Только мне открывалось все неизведанное в них, и я терял интерес. Конечно же, были и такие, которые завладевали моим вниманием на более продолжительное время, но и они все-таки переставали быть мне интересны, когда открывалось, что именно я сам не нравлюсь им. Они не знали меня и не хотели узнавать. Им хватало глупого придуманного образа.
— Помню как Ева, после того как я расстался с Бет, твердила мне, что когда-нибудь я встречу девушку которой буду равнодушен. И она-то и отомстит мне за всех тех покинутых девушек. Я и не буду кому-то нравиться? Да о чем она только говорит, думал я.
Калеб рассмеялся, словно какой-то момент из воспоминаний был ему особенно смешен. Я нахмурилась. Мне вовсе не хотелось мстить ему за каких-то незнакомых девушек, которые сами выбрали свой путь, и не смогли пройти по нему. Больше всего на свете, мне хотелось подойти к нему сейчас, притянуть его голову к себе и поцеловать, так как тогда в лесу. Чтобы он снова посмотрел на меня с желанием и теплотой. Но я не могла этого сделать. Я все еще не услышала желанных слов.
— И вот появилась ты, — Калеб на миг умолк, будто задумался, и эта его застывшая поза заставила меня подумать, что я уже никогда не узнаю продолжения. Но он снова ожил, — Когда мы вместе с Сеттервин сели за стол, я сразу же понял что что-то не так. Я видел тот твой взгляд, которым ты встретила меня, только я вошел в столовую. Ты уже знаешь, о чем я тогда подумал. Но ты вела себя так странно, потом когда мы познакомились ближе. Не боялась меня, смеялась, не застывала, когда я подходил ближе, к тому же издевалась, и всем своим видом давала понять, что я тебя вовсе не интересую. Как я был уязвлен, удивлен и заинтересован! Сначала старался держаться подальше, надеясь, что это будет как с Лисой-Марией, мне не верилось, что ты можешь мне понравиться. В тебе не было ничего такого, что раньше я искал в девушках. Ты вообще не была похожа ни на одну, девушку, которую я ранее встречал. Изучая тебя, не обращая внимания на то, что не хотел тобой интересоваться, я все больше злился. Ты как стихийное бедствие рушила в моей жизни все планы, все интересы. Я мог думать только о тебе, даже если нам приходилось часто видеться. А иногда у меня возникало желание хорошенько растрясти тебя, и спросить, как ты могла быть такой глупой и забеременеть…
Я почти не дышала, слушая его, так как эта часть рассказа коснулась непосредственно меня. Со стороны можно было подумать, что это исповедь эгоиста, он ведь даже не скрывал, что я не нравилась ему, и была слишком простенькой, и все же я чувствовала, что это ведет к чему-то важному.
— Ты все время огрызалась, хамила, была колючей, рядом с тобой невозможно было расслабиться, я уже даже и забыл, как это приятно говорить с человеком, который не тупеет, глядя на меня. И эти твои слова, что меня ты вовсе не считаешь красивым… — Калеб был действительно удивлен, вспоминая все это. Знал бы он только, сколько сил я прикладывала для того, чтобы он не заметил моих настоящих чувств. — А я еще эгоистично думал, да кто может быть красивее меня? Неужели тот, кто сделал тебе ребенка. Я завидовал ему, думая, что ты все еще любишь его. Ты с самого начала была такой независимой, и мы все поверили, что твоя беременность была лишь твоей ошибкой.
Я резко выпрямилась на кровати, Калеб замолчал и почти с отчаянием посмотрел на меня. Не ожидая такого откровенного взгляда, я чуть не кинулась к нему. Но гордость не спала.
— Я понимаю, ты не хочешь слушать…
— Успокойся, — я хотела сказать это резче, но вышло, чуть ли не просительно. От негодования на саму себя я поморщилась. — Мне нужно на несколько минут отлучится.
Он вздохнул с таким облегчением, что мое сердце в предвестии новой надежды радостно забилось, я боялась, что он услышит это. Неужели я действительно могла на что-то надеяться?