Читать интересную книгу Невеста Нила - Георг Эберс

Тут Пульхерия горячо вступилась за подругу, но едва успела сказать несколько слов, как в прихожей раздались громкие голоса мужчин, и в виридариум вбежала Перпетуя, не обращая внимания на посторонних.

— О госпожа Иоанна! — воскликнула она, ломая руки. — Еще новое ужасное несчастье! Арабские дьяволы опять пришли к нам в дом с переводчиком и секретарем векила. Они присланы с тем… Боже мой, неужели такое возможно? У них в руках приказ об аресте. Мое бедное дитя хотят посадить в тюрьму: Паулу потащат пешком в темницу по всему городу!

Громко рыдая, старуха закрыла лицо руками. Женщины были перепуганы до крайности; смертельно бледная Иоанна молча вышла из виридариума, тогда как сенаторша воскликнула:

— Отвратительная, гадкая страна! Эти арабы не щадят ничего… Скорее подайте стул: мне дурно! В темницу! Такое несравненное создание потащат по улицам в темницу! Но если у них приказ об аресте, то она обязана следовать за ними. Никакая сила не спасет ее от этого. Однако зачем подвергать позору благородную, чудесную девушку, как последнюю воровку? Нет, этого нельзя допустить! Женщины должны помогать в беде друг другу, и я сделаю для Паулы все возможное, пока жива сама и твердо стою на своих ногах. Катерина, дитя мое, разве ты не понимаешь, что следует сделать? Что ты стоишь и смотришь на меня, точно я какая-нибудь обезьяна в перьях? Зачем ваши толстые лошади даром едят овес? Ну, ты все еще не поняла меня? Сейчас беги домой и прикажи заложить большой крытый экипаж, в котором привезли меня из наместнического дома; пусть он въедет а сад. Ну наконец-то ты сообразила! Беги живей, у тебя быстрые ножки!

Мартина захлопала в ладоши, точно выгоняя кур из садовой клумбы; дочь Сусанны поневоле повиновалась. Потом сенаторша стала искать свой кошелек и, найдя его, воскликнула успокоительным тоном:

— Слава Богу, теперь я могу объясниться с мусульманскими мошенниками. Этот язык понимают все, — прибавила она, позванивая золотыми монетами. — Пойдем, добрая женщина; где эти кровопийцы?

Международный язык, на который намекала матрона, произвел желанное действие. Начальник стражи при посредстве переводчика позволил уговорить себя; он разрешил Пауле отправиться в тюрьму в закрытом экипаже, обещал поместить ее приличным образом и согласился даже взять туда старую Перпетую, которая с горькими слезами умоляла не разлучать ее со своей питомицей.

Такая ужасная неожиданность не заставила, однако, Паулу потерять обычное хладнокровие; она держала себя с прежним достоинством, но когда пришлось прощаться с Пульхерией и Марией, тихо заплакала. Девочка, вне себя от горя, ухватилась за ее платье и настаивала, чтоб ее взяли в тюрьму вместе с Паулой и Перпетуей.

По словам секретаря, епископ Плотин обвинил дочь Фомы в том, что она устроила побег монахинь. Вдова Руфинуса едва держалась на ногах, когда несчастная прошептала ей на ухо:

— Берегись Катерины! Только она могла выдать нас. Но если даже епископу известно о соучастии Руфинуса в побеге сестер, мы должны опровергать это самым решительным образом. Будь спокойна, у меня арабы не выведают ничего.

Потом девушка продолжала громко:

— Конечно, вы не забудете меня. Благодарю вас обеих за все. Ты, Пуль, и ты, госпожа Иоанна, приняли к себе одинокую сироту и заменили ей родных, пока судьба не поразила нас всех… Сделайте то же самое для маленькой Марии…

И Паула притянула к себе мать и дочь, а несчастная девочка громко плакала, спрятав голову у нее в коленях.

— Вот еще одна просьба, — продолжала дамаскинка. — Ах, переводчик опять торопит меня. Подожди еще немного! Слушайте же, друзья мои: если вернется мой посланный и принесет известие об отце, или — Боже, Боже! — или приедет он сам, дайте мне знать об этом. Милосердное небо! Может быть, отец навестит меня в тюрьме. Но если он приедет слишком поздно… скажите ему, что отыскать его и свидеться с ним было самым горячим моим желанием; кроме того, — эти слова Паула прошептала Иоанне на ухо, — попроси отца любить Ориона как родного сына. Скажи им обоим, что я любила их горячо и беззаветно до последней минуты жизни!

Тут она принялась целовать своих друзей в глаза и губы, говоря:

— Я люблю вас и буду любить всегда — тебя, госпожа Иоанна, тебя, моя Пуль, и тебя, Мария, моя милая, ненаглядная крошка.

Катерина также подошла к ним, протягивая Пауле руки, но Иоанна решительно отстранила ее, и четверо близких людей еще раз слились в едином объятии, как будто желая помешать всему враждебному и постороннему нарушить их союз.

Когда же дочь Сусанны вторично хотела приблизиться к Пауле, Мартина, следившая с заплаканными глазами за сценой прощания, удержала девушку за плечо и шепнула ей:

— Не мешай им, дитя. Такие чистые души чувствуют инстинктивное влечение друг к другу, и я, старуха, желала бы присоединиться к ним.

Переводчик начал строго торопить арестованную. Вдова и дочь Руфинуса выпустили Паулу из объятий, и только Мария по-прежнему держалась за нее даже и в минуту, когда дамаскинка подошла к сенаторше, чтобы обнять ее в порыве искреннего чувства. Мартина взяла голову девушки обеими руками, поцеловала ее и воскликнула, захлебываясь от слез:

— Господь да благословит тебя, дитя! Я благодарна Провидению, которое свело нас вместе. Мы отвыкли в столице от искренности и простоты, но я и мой Юстин не терпим лицемерия и умеем постоять за своих друзей. Бог даст, ты сама убедишься в этом; я и мой муж не покинем тебя без помощи, пока мы живы. Запомни мои слова, они сказаны не на ветер, — и она еще раз поцеловала Паулу.

Арестованная вышла из дома, чтобы сесть в экипаж; в саду ее встретили Евдоксия и Мандана, скромно державшиеся в стороне. Дамаскинка поцеловала их обеих на прощание и пожала руки горбатому садовнику и масдакиту, у которых бежали по щекам крупные слезы. Оскорбленная Катерина заступила ей дорогу, ухватилась за руку подруги, и воскликнула умоляющим тоном:

— А для меня у тебя нет никакого привета!

Паула освободилась от нее и сказала шепотом:

— Благодарю за экипаж. Ты знаешь, он везет меня в тюрьму, и я подозреваю, что обязана этим твоему предательству. Если я ошибаюсь, прошу прощения; если нет, твое наказание едва ли будет лучше моей участи. Ты еще молода, Катерина, постарайся исправиться.

Паула села вместе с Перпетуей в закрытую карету; лошади тронулись. Последним, что у нее мелькнуло перед глазами, была маленькая Мария, бросившаяся, рыдая, в объятия Иоанны.

XXXIX

Сусанна никогда не была особенно расположена к Пауле, однако несчастье дамаскинки глубоко потрясло ее и пробудило в ней искреннее сочувствие. Она вознамерилась даже посылать заключенной пищу со своего стола, желая чем-нибудь облегчить участь девушки. Набожная женщина видела в этом долг христианского милосердия. Ее дочь, по-видимому, также принимала близко к сердцу горе подруги. Вернувшись домой с сенаторшей Мартиной, Катерина казалась такой расстроенной и убитой, что в ней нельзя было узнать прежнюю беззаботную резвушку.

Снова задела ее отравленная стрела!

До сих пор она пала только в собственных глазах; теперь и другие считали Катерину низкой, достойной презрения.

Дамаскинка узнала истину. Предательница нашла себе, в свою очередь, предателя. Ненавистная соперница имела право презирать ее, и это еще более усиливало ненависть к ней Катерины. До сих пор веселая, живая девушка очаровывала всех миловидностью, встречая повсюду привет и ласку, а сегодня с ней обошлись пренебрежительно, и не одна Паула, а также и Мартина, которая, наверное, подметила что-нибудь, потому что выказывала теперь холодность.

Во всем этом был виноват епископ; он не сдержал своего слова хранить в тайне их разговор. Пожалуй, он выдал имя доносчицы даже арабам. Тогда Катерину потребуют в суд для свидетельских показаний, и как отнесутся к ней в таком случае и Орион, и родная мать, и добрая Иоанна, и, наконец, сенаторша?

Катерина догадывалась, что старик Руфинус погиб, спасая монахинь. Это искренне огорчало дочь Сусанны. Соседи постоянно были к ней добры, и она не желала причинить им горе. На судебном допросе показания Катерины могли погубить несчастных женщин, а между тем ей вовсе не хотелось делать зла никому, кроме той, которая завладела сердцем Ориона.

Следовало во что бы то ни стало избежать этой ужасной необходимости. Но куда девался епископ Плотин?

Ведь он еще вчера возвратился обратно в Мемфис и до сих пор не навестил Сусанну. Здесь крылось что-то подозрительное! С Плотином необходимо переговорить безотлагательно, иначе он завтра же на допросе может выдать Катерину. Тогда к ним в дом нагрянут сыщики, писцы, переводчики — брр! Ей приходилось уже отвечать однажды на суде, и она не хотела вторично пережить подобный позор.

Но как могла она сегодня же или, самое позднее, завтра поутру повидаться со своим духовником?