Телеги, бока которых были украшены ветками экзотических деревьев, громыхая, взъезжали на холм, где я в тот раз набрела на Щуку, созерцавшую торчавшую из воды скалу. Здесь должны были состояться пир и ритуальные танцы.
Мадам все растолковала мне заранее. Мы не имели права появляться до окончания пиршества, которое предназначалось только для туземцев. Мы приедем позже и тоже должны будем отведать гали из кокосового ореха, который она советовала нам пить с большой осмотрительностью, учитывая крепость напитка. По ее уверениям, интереснее всего для нас будут пляски, в особенности огненный танец — кульминация всего вечера.
— Есть на что посмотреть, — заверила она. — Это местная традиция. Секрет передается из поколения в поколение.
— Я уже слышала про Огненных людей, — сказала я.
— Это одна из достопримечательностей нашего острова. Они устраивают представление всего раз в году. Должно быть, считают, что оно лишится своей значительности, если будет слишком частым.
— Эти барабаны будут стучать весь день? — спросила я.
— Весь день и всю ночь.
Я невольно вздрогнула.
— Вам они не нравятся?
— Не знаю, что сказать. Есть в них что-то зловещее.
— Не вздумайте повторить это при них. Они утверждают, что только виноватые боятся барабанов.
— Они так говорят?
— Дорогая мисс Брет, они говорят много странного.
«Виноватая, — повторяла я. — Повинная в любви к чужому мужу». Просыпаясь по утрам, я гадала, что мне готовил предстоящий день. Ночами мне часто снилась тетя Шарлотта. Она преследовала меня, словно я была виновна и в ее смерти.
Еще одна мысль не давала покоя: если я останусь с Шантелью, то смогу ли уклониться от встреч с Редверсом? Странно, но для Шантели будто не было такого вопроса: вообще, она вела себя так, словно его вовсе не существовало.
Счастливица Шантель, вышедшая замуж по собственному выбору!
С новой силой забили барабаны. Я представила себе это зрелище: площадка на вершине холма, лижущий золотой песок берега прибой, темный силуэт Роковой женщины, замершей в ожидании момента, когда захватит новую пленницу и выпустит на волю истосковавшуюся в каменном заточении душу.
Как мне хотелось, чтобы «Невозмутимая леди» поскорее вошла в бухту.
Вечером мы в коляске отправились на место представления. С нами поехала Моник. Шантель ее отговаривала, но она упорствовала чуть не до истерики, и Шантель уступила. Она надела длинное, падающее свободными складками платье, а к распущенным волосам приколола алый цветок тропического алтея. Ее глаза горели от возбуждения. Она смотрелась истой полинезийкой, воплощенным духом острова. Время от времени она с дерзкой насмешливостью косилась на меня. Я чувствовала, как она радовалась моей растерянности. Кажется, ее даже забавляло, что именно моей, «правильной» особе суждена была роль другой женщины в ее драме.
Шантель нарядилась в зеленое платье — тоже длинное и свободное. Она купила его на острове, и хоть материал был простой и небогатый, платье хорошо облегало фигуру и необыкновенно ей шло. Волосы она заплела в толстую косу и перебросила через плечо. Я не купила к празднику никакой обновы. Надела голубое шелковое платье и по-будничному зачесала волосы.
Одолев подъем, мы оставили коляску. Потом поднялись в верх склона на плато, где уже шли пляски. Я успела повидать местные танцы. Их часто устраивали на набережной в «домах без стен», представлявших собой удобные площадки с навесом из веток и листвы, укрывавшим танцующих от солнца.
Музыкальным сопровождением служили звуки тоже знакомых мне инструментов, внешне смахивавших на гитары. Мы расселись на специально захваченных циновках, и нам тотчас поднесли кокосы, наполненные гали. Крошечного глотка, который я осторожно сделала, хватило, чтобы по жилам пробежала волна огня. Я поняла, до чего пьянящ был напиток.
Я покосилась на Шантель, сидевшую рядом со мной с расширенными зрачками. Зрелище сразу захватило се: наверняка ее приподнятому настроению способствовало предвкушение скорого возвращения к Рексу в Сидней. Счастливица Шантель!
Мы аплодировали танцорам, на туземный манер отбивая ладонями в такт медленному, тягучему ритму. Танцы казались бесконечными, циновки неудобными для сидения.
Но когда подошло время огненного танца, общее возбуждение передалось и мне. Я даже перестала замечать занемевшие в непривычной позе ноги. Вышло двое мужчин, обнаженных выше пояса, в набедренных повязках и ярко отсвечивавших в пламени факелов бусах. Шеи у обоих были скрыты рядами огненно-красных бус, руки покрывали браслеты, на головы намотаны бисерные ленты той же расцветки.
Потемневшее небо было утыкано мириадами звезд, луна освещала блекло-желтыми тонами широкий круг. Лица зрителей — темные и светлые в равной мере — были в напряженном ожидании. В нос ударял дурманящий аромат цветов, едкий дым факелов жег глаза, яркое пламя слепило, в воздухе стоял тихий гул привлеченных смертоносным огнем насекомых.
Огненные танцоры были в ожидании. Но вот старик отец с ритуальными церемониями вручил каждому сыну по паре факелов, зазвучала музыка и начался танец. Сначала они не спеша описали пылающими факелами окружность, потом бросили их в воздух и без видимых усилий поймали. Постепенно входя в раж, притопывая ногами, они все выше швыряли и на лету подхватывали факелы. Это было доступно любому тренированному мужчине. Настоящий огненный танец был еще впереди.
Не представляю, как они это делали. До того быстры, ловки были их движения. Только в одном я была уверена: время от времени изнутри бешено вращавшегося огненного шара показывались обнаженные тела танцоров. Они дергались в бешеном экстазе — замершие, завороженные зрители слышали их натужное дыхание. Не верилось, чтобы человек мог находиться в гуще огня и оставаться невредимым.
Под затихающий ритм музыки шары пламени задвигались медленнее, и стали различимы четыре факела и два танцора.
Этому чуду Огненные люди научились в Огненной стране и принесли с собой на Землю, где его не мог повторить никто, кроме людей их племени.
Вот все кончилось. Секунду длилось молчание еще не пришедшей в себя публики, сразу затем взорвавшееся бурными рукоплесканиями, перемежавшимися выкриками: «Келла Келла Талуи».
Казалось, этому не будет конца. Одновременно с аплодисментами над головами зрителей шел гул возбужденных голосов. Они не верили увиденному. Чудо противоречило опыту и законам природы: Огненных людей не жгло пламя.
Шантель с усмешкой глянула на меня. Я испугалась, что она ляпнет что-то легкомысленное, и, хоть смысл слов, скорей всего, останется непонятым, окружающие все равно уловят иронию.