Читать интересную книгу Романы - Александр Вельтман

Безмолвная на все бездушные утешения старухи, Райна, казалось, наконец вслушалась в них; сбросила с головы драгоценную повязку, сорвала кованой золотой пояс, сдернула с плеч саян, тканный из пурпура и золота, бросила кольца и поручни и залилась горькими слезами.

– Где комис?.. Говори мне последнюю волю отца, я ее исполню и умру, – произнесла она.

– Успокойся сперва, королевна, – отвечал комис.

– Теперь, теперь же, говори! я хочу знать!

– Мой король поручил мне заменить тебе отца, – начал комис.

– Заменить отца? так же, как она заменяет мне мать, – сказала Райна, показывая на старуху.

– Отеческими попечениями о тебе я заслужу твою дочернюю любовь.

– Не трудись же: я принадлежу теперь одному богу, он мой отец; а обитель моя у гроба матери.

– Нет, королевна, – сказал комис, – последняя воля твоего родителя изрекла союз твой с сыном моим Самуилом.

– Этого не будет! – вскричала Райна дрожащим голосом.

– Передаю тебе слова отца, его волю.

– Веди меня на могилу отца, я умолю его: «Родитель мой, отец мой! не отдавай меня людям, отдай богу!» Он смилуется.

– Кто знает, где могила его! – сказал комис.

– Не возмути неповиновением души родительской, – сказала Тулла, – будет она носиться над могилой и изнывать в жалобах на тебя, и изноет, и не свидеться тебе с отцом и матерью на том свете!

Райна зарыдала. Комис посмотрел на нее с улыбкою довольствия, потрепал старую Туллу по плечу и вышел.

– Ох, королевна, королевна, – начала Тулла, когда истощились слезы Райны, – сердилась ты на меня; а не я ли правду тебе говорила: не избежать того, что сулила судьба! Видела я сама, что сердце твое не знает еще иной любви, кроме дочерней, да не навек родители. Бог указал любить после них суженого, а уж кто суженый, как не тот, кого указала воля родительская, а воля родительская идет от божьей воли.

– Я не противлюсь родительской воле, – отвечала Райна, – а исполню ли ее – бог ведает! душа моя не лежит к Самуилу. Божьей ли и родительской воле насиловать душу мою!.. Она не обвенчается с Самуилом, в храме вылетит из тела: пусть берет он за себя бездушный труп!

– Кто ж будет изневоливать тебя, королевна! А сказать правду, и меня отдали замуж не по сердцу… плакала я, плакала, а после самой слюбилось.

Тулла торопилась утешить, уластить Райну, в которой от избытка горя измирали все чувства; именем отца требовали, чтоб она, не отлагая времени, принесла себя на жертву.

– Дайте мне время хоть выплакать слезы мои на могиле матери, помолиться за упокой души родителей! – отвечала она на все утешения и слова Туллы. Ей дозволили выход к заутрене в храм монастырский, где погребена была королева Мария. Туда сопровождали ее Тулла и Неда. В плачевной одежде стояла она заутреню на коленях перед гробом матери. Здесь только обильно текли ее слезы и облегчали душу.

Никого из прихожан не было в первый день во время мольбы ее в церкви. Но на другое утро пробрался туда один блаженный – бледный, с длинными волосами, распадающимися на плечи, в черной кошулье[353], препоясанной веревкою тоболец[354] пастырский за плечами и с костылем в руках.

Уважение к этому роду людей было в старину так велико что им никто не осмеливался затворить двери храма.

Припав на колена и сотворив молитву, старец посмотрел на Райну и отер слезу; посмотрел на ее мамку Туллу и нахмурился. Потом подошел к Неде, встал за нею и начал молиться почти вслух:

– Господи, владыко, Царь небесный! Грешник молит тебя, не остави его посещением своим, да исхитить присущую агницу из челюстей волчьих!

Неда, стоявшая задумчиво и не заметившая появления блаженного, с испугом оглянулась.

– Молись, девушка, молись, не оглядывайся, – продолжал он. – Знаю я, о чем ты молишься: ты любишь королевну, и я ее люблю – бог нам в помощь!.. Господи, владыко, Царь небесный, да будут разум мой и рука моя орудиями благости твоей! Молись, девушка, молись, не оглядывайся!.. Есть в палатах царских слуги царские, печалующиеся о царе и роде его. Господи, помоги их печалованию! Есть между ними избранный, аки Петр, ключарь царствия небесного… Перемолви с ним, девушка, перемолви… Помолимся господу сил, да кто правосудства и премудрого промысла дело добре смысля мнит – будет, убо, будет восстание; правдив бог, и терпящим его мздодатец будет!..

Неда вслушивалась в слова блаженного, и он казался ей явлением свыше. Возвратись с Райной во двор, она пересказала ей чудо и все, что слышала. Слова блаженного проливали в душу сирой Райны какое-то утешение и надежды; но она задумалась и сказала:

– Тебе это чудилось!

– Нет, не чудилось! – отвечала Неда. – Я как теперь слышу: между царскими слугами есть избранный, аки Петр, ключарь царствия небесного… Перемолви с ним. Эти слова намекают на Обреня; я еще больше уверилась, когда он встретился нам на крыльце.

– Обрень, добрый старик, любил родителя, да чем он поможет мне? – отвечала Райна.

– А бог ведает, – сказала Неда. – Покуда нет Туллы, я выйду на крыльцо.

Неда выбежала в сени и увидела, что ключарь Обрень сидит под навесом крыльца на лавке, задумавшись. Боязливо вышла Неда на крыльцо и поклонилась ему.

– Здравствуй, Неда, – сказал он, – что скажешь доброго?

– Какие тучи ходят по небу, – проговорила Неда, не зная, что сказать.

– Тучи мимо идут, как и печали наши… Что королевна?.. ты, думаю, знаешь, что в палатах царских есть верные слуги царские, которые печалуются о царе и роде его?..

Боязнь Неды исчезла.

– Обрень, Обрень, – сказала она, – наша королевна теперь сирота! Она умрет! ее принуждают идти замуж за сына комиса!..

– Принуждают! – произнес старик гневно.

– Комис говорит, что это конечная воля короля; она не воспротивится воле отцовской и умрет!

– Злодеи! Ложь и обман! – проговорил Обрень. – Бог только слышал конечную волю короля; не убийцам, посланным от комиса, говорил он ее.

Неда содрогнулась.

– Да, Неда! но королевна после все узнает; а теперь одно ей спасение: бежать из этого царского двора, обратившегося в вертеп разбойников и предателей! Пусть королевна молится богу и положится на верных рабов божиих и царских. Ступай, покуда чье-нибудь коварное ухо не подслушало, чей-нибудь предательский глаз не проник в нашу думу.

Обрень отошел от Неды, Неда побежала в горницу королевны.

– О, верю, верю! Они, злодеи, они убийцы отца моего! – вскричала Райна, выслушав рассказ Неды. – Боже, боже, что ж я теперь буду делать?

– Одно спасение, сказал мне Обрень: бежать, королевна, бежим от злодеев!

– Нет, я не бегу! пусть убьют меня! – произнесла Райна решительно. В каком-то исступлении чувств лицо ее разгорелось, дыхание было тяжко, но светлый взор устремила она на кивот образов и пала перед ними на колени.

– Королевна! – проговорила Неда.

– Оставь, Неда, – сказала она, – я хочу молиться. Неда смотрела на одушевившееся лицо Райны, и ей стало страшно.

В это время послышался стук клюки, Неда выбежала в другой покой, чтоб скрыть от старухи расстроенные свои чувства.

– Не отмолишься! – прошептала Тулла, входя. Райна встала.

– Опять поплакала?

– Нет, что-то веселее на душе, – отвечала Райна.

– Ну и слава богу, – проговорила старуха, посматривая с недоверчивостью, – не век плакать, что пользы изнурять себя слезами, на то ли дана нам молодость?

– Да, – отвечала Райна, – я на все решилась, что будет, то будет!

– Вот видишь, бог послал и решимость: на родительскую волю всегда достанет доброй воли.

Тулла не знала, как нарадоваться перемене, которая произошла в Райне. Она считала это успехом своих чарующих речей и убеждений и даже влиянием голубиного сердца.

«Простенькая! – подумала она. – И не тебя бы мы переделали по-своему!»

Пользуясь добрым духом Райны, она заговорила было о свидании с женихом, но Райна резко отвечала:

– Нет! в плачевной одежде он меня не увидит.

– На такой час и принарядиться в светлые одежды не грех, – лукаво заметила Тулла.

– Нет! – отвечала Райна. – До вечера я черница.

Глава шестая

Днепр лелеет насады Святослава; плывут они рядами, как лебеди, стая за стаей, с крутыми шеями, с распахнутыми крыльями. Гребцы в лад, под звонкие песни, вспенивают воду. На каждом насаде по сорока пеших воинов; красные щиты стеной у борта. Кони идут берегом, под знаменами своих городов, щиты за левым плечом, копья у правого, колчаны и стрелы за спиной. Тут же идет и охота великокняжеская, ловчие с сворами гончих и борзых, сокольники с челегами[355] и соколами.

Там, где Днепр пробил каменные горы Половецкие, начинались кочевья ордынские. Мирно прошел Святослав между ними, выплыл на простор Русского моря. Мирно и Русское море лелеяло его корабли, близко уже был Дунай. Ветер попутный вздувал паруса, гребцы сложили весла, и насады, управляемые только кормчими, плавно шли в виду берегов. Сторожевая стая кораблей вступила уже в священное устье Дуная. Засмотревшись на отдаленные выси гор Болгарских и на холмы, покрытые яркою зеленью, никто не заметил, как завязалась на склоне ясного неба громовая туча невидимым узелком и вдруг накатилась клубом, разрослась в черную ночь, разразилась над кораблями Святослава, разметала их, часть прибила к берегу, посадила на мель, другую умчала в открытое море. Между тем сторожевой отряд кораблей прошел уже гирло, стал переправлять с левого берега Дуная на правый передовую конницу; под бурею кончил он свое дело и расположился на берегу Дуная, под горою, в ожидании главных сил. Не заботясь о предосторожностях, все думали только о том, чтоб надежнее укрыться от ливня и грозы.