и порожденного им насилия с различной ментальностью двух народностей – украинской и русской. Де-Пуле одним из первых высказал мнение, что «жизнь эта (малорусская. –
А. В.) бесконечно развитее, человечнее и поэтичнее, чем жизнь великорусская». Критик полагал, что к малороссийскому крестьянскому миру неприменимы известные стихи Тютчева «Эти бедные селенья…», поскольку «характер малороссийской жизни не унынье, не отчаянный разгул; что над этой жизнию пронеслось веяние чего-то благотворного; что она представляла иной выход, чем хмелинушка кабацкая, прыткость-бойкость молодецкая (разбой)»831. Аналогичное противопоставление культур развивал в своей статье о рассказах Вовчок и Писарев, сделав акцент на относительно свободном прошлом малороссов и тяжелом влиянии рабства в Великороссии832.
Апеллируя к широко распространенным в XIX в. стереотипам об украинском и русском национальных типах и к исторической памяти о периоде гетманщины и Запорожской Сечи, первые читатели и критики рассказов Марко Вовчок интуитивно ощущали различие между украинским и русским социальным воображаемым. Важно, однако, пойти дальше стереотипов и проанализировать, как межсословные отношения воплощаются в разных типах сюжета и к каким жанрам тяготеют. Для этого я проанализировал типы элементарных сюжетов всех украинских и русских рассказов.
Украинский сборник Вовчок 1858 г. (в русском переводе – 1859), состоящий из 11 рассказов, впервые был рассмотрен с точки зрения типа сюжетов Писаревым, который поделил их на два типа по содержанию – о родовом быте и о панщине. К первому типу он отнес шесть рассказов – «Сестра», «Чумак», «Сон», «Свекровь», «Максим Гримач» и «Данило Гурч». Ко второму – пять: «Козачка», «Одарка», «Горпина», «Выкуп» и «Отец Андрий»833. Методика определения элементарных сюжетов позволяет скорректировать классификацию Писарева. К сфере семейных отношений, в которых конфликты не запускаются открытым насилием со стороны внешних сил, можно отнести семь текстов (табл. 8).
Таблица 8. Типы сюжетов в сборнике украинских рассказов
Писарев был прав, когда назвал эти рассказы идиллиями в чистом виде, так как в большинстве из них перипетии целиком принадлежат изображаемому крестьянскому миру, который представлен как замкнутый и отгороженный от мира городской цивилизации, либо без привязки ко времени, либо локализованный в далеком казацком прошлом. Например, в «Максиме Гримаче» действие происходит «в старые годы, когда еще Украиной ворочала Московщина вместе с Польшею»834. Исключением может служить лишь «Отец Андрий», в котором пан домогается сироты Олеси, но получает отпор от доброго священника, а также «Одарка» – украинская версия «Бедной Лизы»: здесь пан, соблазнив крестьянку, отдает ее в услужение дочери, у которой та болеет и в итоге умирает в городской больнице. Этот сюжет формально принадлежит, согласно нашей классификации, к типу «Соблазнение», однако содержательно, в огласовке Вовчок, конечно, манифестирует помещичий произвол, заостряя его крайности и злоупотребления.
Другая, меньшая часть текстов сборника (четыре рассказа) относится к элементарному сюжету «Насилие», т. е. конфликт здесь целиком строится на проявлении насилия двух типов. К подгруппе «Домашнее насилие» относятся два рассказа – «Свекровь» и «Сестра», в которых насилие вращается вокруг немотивированного притеснения молодых женщин невесткой и властной демонизированной свекровью Орлихой. Домашнее насилие служит точкой отсчета и в рассказе «Козачка», где жена брата Олеси выжила ее из дому, отчего ей пришлось идти служить к панне-помещице. Примечательно, что в «Сестре» и «Козачке» героини в начале фабулы остаются сиротами – очевидно, для того, чтобы за них некому было заступиться и не к кому было уйти.
В подгруппе «Помещичье насилие» оказываются рассказы «Козачка» и «Горпина». В первом панна-помещица всячески притесняет ненавистную ей Олесю, нагружая ее работой. Мужа Олеси, как и старшего ребенка, барин забирает к себе в Москву. В итоге обессиленную горем и болезнями женщину с маленьким ребенком барыня прогоняет. В «Горпине» новый барин не дает несчастной матери брать с собой на барщину больную дочь, которая умирает в одиночестве, отчего мать сходит с ума.
Теперь посмотрим, какую долю занимают рассказы о насилии в сборнике рассказов Вовчок из русского быта (собран в 1859 г. из шести рассказов, опубликованных в «Русской беседе», «Народном чтении» и «Русском вестнике»). Соотношение сюжетов о чистом насилии и других здесь иное. Сюжеты лишь двух рассказов – «Надёжи» и «Купеческой дочки» – локализованы в семейном крестьянском и купеческом быту. Сюжет «Надёжи» относится к элементарному сюжету «Разлука»: героиня-сирота ждет вроде бы сватающегося к ней Ивана Петровича, который любит ее, но в пьяном кутеже с фабричными оказывается повенчан с другой женщиной. С этого момента влюбленная в него Надёжа начинает «сохнуть» и постепенно угасает. Сюжет «Купеческой дочки» построен вокруг странной любви-сопротивления мещанки Анны и грубого кучера Егора (это единственный рассказ, где мотив насилия сведен к минимуму). Пограничным, как и описанная выше украинская «Козачка», становится рассказ «Саша» (1859), который по типу сюжета полностью вписывается в классическое «Соблазнение», однако связь барского племянника с горничной Сашей подана Вовчок скорее как внешнее насилие: несчастную женщину долго держат взаперти, во-первых, для того, чтобы скрыть беременность, а во-вторых, чтобы заставить племянника отказаться от женитьбы на простолюдинке. Наконец, три рассказа – «Катерина», «Маша» и «Игрушечка» – в сюжетном отношении представляют собой апофеоз помещичьего насилия (табл. 9).
Таблица 9. Типы сюжетов в сборнике русских рассказов
Маша в одноименном рассказе, оставшись сиротой, вступает в противостояние с барыней, которая заставляет ее отрабатывать барщину; буквально физически ощущая от этого боль, Маша действительно заболевает835. Катерина в одноименном рассказе насильно взята барыней в другое имение и насильно же выдана замуж за нелюбимого крестьянина; героиня ищет выхода из замкнутого домашнего мира, находит его в пении на свадьбах и постепенно впадает в алкогольную зависимость. Наконец, в «Игрушечке» крестьянка Груша по прихоти дочери барыни взята в дом в качестве игрушки-спутницы маленькой наследницы, а после разорения помещицы Груша уезжает с ней, разлученная со своим возлюбленным, столяром Андреем: он попадает к барину, купившему имение.
Таким образом, сравнение двух сборников с точки зрения репрезентации насилия позволяет сделать вывод, что в украинских рассказах его доля невелика (33% текстов всего цикла) и ограничена в основном традиционной патриархальной властью отца, злой свекрови или коварной невестки. Подобно домашнему, помещичье насилие направлено исключительно на героинь (хотя возможны упоминания о переселении помещиком крестьян-мужчин) и выражается в никак не объясняемом в тексте принудительном труде (барщине), который приводит к трагическим последствиям. В «Рассказах из народного русского быта» доля и вес темы насилия существенно возрастают: почти две трети (60%) рассказов построены именно вокруг помещичьего насилия. Подобно украинским рассказам «Отец Андрий» и «Одарка», последствия сексуального насилия воплощаются