Я смотрела на кожаные ремни, которые крепили железную руку к живой, на тонкие патрубки, уходившие в розовую культю, на массивный остов и плетение металла, которое почти кожа.
— Тебе не больно?
Рука была теплой. И нежной.
Я прижалась щекой к раскрытой ладони, и железные пальцы царапнули щеку.
— Уже нет… только покатать теперь не получится. На хромой собаке особо не поездишь.
— Дурак, — я обняла брата, понимая, что еще немного и опять разревусь. Не от боли или обиды, но просто потому что рядом есть кто-то, кому я не безразлична.
— Знаешь, а я почти отчаялся тебя отыскать…
— А ты меня искал?
— Конечно.
А ты сомневалась, глупая Эйо.
— Когда все началось, дед места себе не находил… он все из-за той ссоры переживал, — металлические пальцы гладят мои волосы. — И еще, что не решился написать первым. Помириться. Думал, что тогда вы бы приехали в гости…
И остались бы в доме, когда началась война.
Там, где безопасно.
Был ли он прав? И вдруг та старая ссора действительно все изменила?
— Я сделал все, чтобы Перевал открыли как можно раньше… но до побережья далеко. Нам не сразу удалось найти людей, которые согласились бы вас переправить.
— Они опоздали, да?
— Да. Дед предложил больше денег. Столько, сколько нужно, чтобы подкупить охрану… или вообще сам лагерь приобрести…
Только у них не получилось.
— А его ликвидировали.
Мертвая рука дрожит так же, как живая.
И я только крепче обнимаю брата.
— Тогда у деда сердце и не выдержало…
Он ведь и маму любил. Не отрекся. Принял назад вместе со мной. Ну да, характер у деда был скверным. И мама отличалась изрядным упрямством, наверное, от него же доставшимся.
— Я знал, что ты жива, надеялся увидеть, но…
Но хорошо представлял себе, что такое — дороги войны.
— Главное, я дома, да?
— Да, — выдохнул он. — Я тебе комнаты приготовил… взрослые.
Просторные и светлые.
Огромные, в пол, окна. И занавески из газа. Широкие подоконники, на которых нашлось место белым горшкам с гиацинтами.
— Мама когда-то прислала и… в оранжерее есть еще, но я подумал, что тебе, когда ты вернешься…
…Брокк хотел сказать «если», но осекся. И только ладонь мою сжал.
— …что тебе понравится.
— Мне нравится.
Я узнаю сорта. Вот «Плутовка» с темно-лиловыми, в черноту лепестками. И «Гречишный мед». И знаменитая «Шампань». И даже тот, редкого пурпурного окраса «Бордо», который у папы вечно получался на полтона темнее, нежели принято.
— Закрой глаза, — просит Брокк, и я подчиняюсь.
Он же ведет меня куда-то.
— Можешь открывать. Я ведь обещал, что сделаю его.
На высоком столике из белого нефрита сидел дракон. Небольшой, размером с ловчего сокола. Он был точь-в-точь таким, как я представляла, длинношеим, изящным и… совершенно волшебным.
— Протяни руку, — Брокк коснулся макушки, и дракон зевнул. — Хвостик, это — Эйо… Эйо — это Хвостик.
Дракон расправил какие-то неимоверно хрупкие крылья и лениво, переваливаясь с боку на бок, переполз на мою ладонь.
Хвостик, значит…
Я рассмеялась.
У меня есть брат, дом и собственный дракон. Что еще нужно девушке для счастья?
Наверное, чтобы не было так жарко…
Оден тихо зверел.
День.
И еще.
Снова. И опять. Он считал их, пытаясь уговорить себя, что произошла ошибка, которая вот-вот разрешится. Сегодня… или завтра.
Он пытался заговорить с охраной, которой лишь прибавилось, но та не отвечала, да и вовсе делала вид, что не слышит Одена.
Это он тоже запомнил.
И то, что Эйо не вернули.
И то, что дверь перестала открываться вовсе, а еду подавали через узкое окно.
Боятся?
Или следователь решил продемонстрировать, что в новом мире Оден ничего не значит. У него было имя. И положение. Род. Но именно, что было.
Все изменилось.
И Одену следует смириться и принять правила игры. Наверное, если бы он выразил желание сознаться, охрана пригласила бы его на беседу, и тот же следователь подробно объяснил, что именно он желает услышать.
Мешала гордость.
И еще недоумение: если бы Одена и вправду подозревали в предательстве или хотя бы пособничестве, пусть бы невольном, то разведка не остановилась бы на изоляции. Допрос вели бы иначе, жестче, с применением тех, особых средств, столь любимых Королевой Мэб.
Она не появлялась, держала слово.
И все же со снами было неладно, мутные, расплывчатые картины, от которых на языке оставался горький привкус. И Оден полоскал рот водой, но привкус становился лишь сильнее.
А к вечеру в палате ощутимо холодало. И Оден, пытаясь согреться, ходил по кругу до тех пор, пока голова не начинала кружиться. Но стоило присесть хотя бы ненадолго, как пальцы леденели.
Это не было пыткой…
Но чем тогда?
Хуже всего — он по-прежнему не представлял, что происходит с Эйо.
И когда дверь все-таки открылась — резкий слишком громкий звук ударил по ушам — Оден с трудом заставил себя остаться на месте.
Выдохнуть.
Разжать кулаки.
И к двери поворачивался медленно, сдерживая желание напасть.
— Меня предупредили, что ты зол, но вот чтобы настолько… — Виттар стоял, опираясь обеими руками на трость. — Здравствуй.
— Здравствуй.
И снова все не так, как Оден себе представлял. Он ведь помнил Виттара. Ребенком, молчаливым и где-то замкнутым, но упрямым. И подростком, который вдруг обнаружил, что мир куда сложнее, чем ему представлялось раньше. И юношей, длинным, еще немного нескладным и по привычке стеснительным…
Потом были встречи, раз от раза реже, но Виттар почти не менялся.
Или просто казалось так?
Оден разглядывал его, пытаясь привыкнуть к этому, новому Виттару. Слишком взрослому. Слишком другому. Еще не чужаку, но где-то рядом.
— Опять в драку влез? — Оден понятия не имел, что еще сказать.
— Ну… бывает… ему тоже досталось, — Виттар улыбнулся, вот только улыбка вышла кривоватой. Живое железо, срастившее раны, оставалось неподатливым. — Оден… пошли домой.
Вот так просто.
Он пять лет ждал этих слов. Услышать и понять, что дом у него все еще есть.
И там ждут.
И готовы принять.
И наверное, все-таки примут… но вот чтобы так просто.
— Я не могу.
— Если из-за разведки, то они идиоты. И получат сполна, — Виттар оставил дверь открытой и вошел-таки. Он ступал тяжело, подволакивая ногу, и видно, что каждое движение причиняло ему боль, однако братец был по-прежнему упрям. И подмывало спросить, как же его угораздило: драки простительны для мальчишек, а Виттар вроде взрослый уже…