в ряду главных причин „вялотекущей катастрофы“, вызвавших в короткий исторический срок крах СССР, заняли свои места откровенная русофобия, антипатриотическая истерия и оголтелый антикоммунизм, навязчивая пропаганда „прелестей“ западного либерализма.
Третий, завершающий этап глобальной диверсии занял всего два года — 1990-й и 1991-й — и был направлен на политическое обеспечение полного распада единого союзного государства».
Наш герой Г. Н. Селезнёв, журналист, политик, председатель Государственной Думы РФ второго и третьего созывов, оценивал (в интервью) события 1990-х более эмоционально, но столь же сурово: «Годы действительно были тяжелые в полном смысле этого слова. Когда я говорю, думаю о том „демократическом счастье“, которое нам подкинули в августе 1991 года, я не могу даже представить себе, каков процент людей, испытавших истинное счастье в эти годы. Я не мог быть счастлив, потому что у меня отобрали страну, которой я обязан всем: и своим образованием, и своим становлением, и своей профессией… Я не хочу много говорить о своих политических пристрастиях, но скажу одно: я никогда не бегал с одной стороны баррикады на другую. Я всегда был на стороне левых сил, был за людей, которые понимали, что Советский Союз — их Родина и что его развал мало кому принесет счастье».
Н. А. Нарочницкая, доктор исторических наук, политик, общественный деятель (из выступления): «…Мне самой надоели обкомы, я без сожаления расставалась с ними. Коммунистический эксперимент исчерпал себя. Нужно было менять, но не крушить державу! Ее же не большевики создавали».
Н. И. Рыжков, политик, бывший председатель последнего Совета министров СССР, написал в книге «Перестройка: история предательств»: «Исторической драмой нашей демократии является то, что она утвердила себя через развал единого государства. Наш соотечественник Александр Солженицын сказал: спуститься с вершин тоталитаризма можно только с туго натянутыми вожжами, но это — всего лишь рассуждение, теория, а реальность — СССР скончался… Известная поэтесса Юлия Друнина — знаю от нее! — всей душой радовалась демократическим переменам в нашей стране. Но слишком многое остро тревожило ее. Она покончила с собой, написав последние строки последнего своего стихотворения: „Но боюсь, что и вы бессильны, потому выбираю смерть. Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть!“
Да, мы еще психологически не воспринимаем, что живем-то уже не в едином государстве. Сепаратистские движения, густо замешенные на национализме, борьба демократических сил с Центром, которому приписывались имперские устремления, привели к распаду государства».
Глава 3
Россия, летящая под откос
Форосский узник, седой московский трибун, путчисты, ельцинисты, горбачёвщина, митинги, танки, предательство, «под откос», приостановка, запрет, развал… Слишком много необычных слов и понятий подсунул нам 1991 год, особенно пять его последних месяцев начиная с августа.
Отличие высказывания Н. И. Рыжкова от первых трех свидетелей тех событий состоит в том, что оно было сделано по горячим следам: его книгу «Перестройка: история предательств» сдали в печать в конце 1991 года, и вышла она в мае следующего года, а остальные говорили и писали позже. Зато у Николая Ивановича можно прочесть свежее воспоминание о последнем чисто советском вечере. Вот оно (18 августа 1991 года Рыжков идет до ворот казенной подмосковной дачи с двумя неназванными писателями, бывшими у него в гостях):
«…Уже под вечер, затемно провожал гостей к калитке.
— Кто у вас в соседях? — спросил один из них, кивая на высокий, свежепостроенный зеленый забор.
— Вице-президент, — дипломатично ответил я: мол, каково же доверие ко мне, бывшему! Такое высокое соседство…
— Пустой человек, — отреагировал гость, — еще по комсомолу его знаю.
— Президенту виднее… Вдруг да он еще покажет себя?
На том и расстались».
Территория истории
Президент Горбачёв, мимоходом упомянутый в разговоре Н. И. Рыжкова с писателями, проводил последний мирный советский вечер в Крыму, на видной всем с шоссе над морем ярко и радостно окрашенной форосской даче, — т. е. в государственной резиденции, в кругу семьи, да к тому же в приступе радикулита, потревоженный несколькими часами ранее нежданными гостями из Москвы О. Д. Баклановым, О. С. Шениным, В. И. Болдиным, В. И. Варенниковым и начальником 9-го управления КГБ СССР Ю. С. Плехановым. Резиденция надежно охранялась и на суше, и с моря.
Вице-президента СССР Г. И. Янаева, того самого соседа Рыжкова по подмосковной даче, бывшего председателя КМО СССР по комсомольской линии, в момент расставания Николая Ивановича с гостями уже не было за зеленым забором: в 20.00 вечером 18.08.1991 он должен был быть в Кремле на совещании с другими «заговорщиками». Ставлю данное слово в безусловные кавычки, потому что собрались эти донельзя возмущенные люди на свою встречу не в землянке, не где-нибудь в «филевской избе», не на тайной квартире, а в кремлевском кабинете руководителя Кабинета министров СССР, и кто именно собрался, строго говоря? Необходимо перечислить, всё не так просто.
На секретном совещании присутствовали все высшие, даже не так — все высочайшие чины (кроме одного только отдыхавшего в Крыму М. С. Горбачёва) тогдашней государственной власти Советского Союза.
Итак, вот они, участники так называемого «заговора»: вице-президент СССР Геннадий Янаев, премьер-министр СССР Валентин Павлов, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, министр обороны СССР Дмитрий Язов, глава МВД СССР Борис Пуго и председатель Верховного Совета СССР, всеми уважаемый доктор юридических наук, а также поэт Анатолий Лукьянов (поэтический псевдоним Анатолий Осенев).
Совещание должно было стать, на их взгляд, последним прогоном будущего благородного государственного деяния — акта спасения уникальной страны руководством данной страны. Дело в том, что через день, 20 августа, эта привычная, до боли родная, удобная для жизни страна должна была, «по коварному замыслу» Горбачёва со товарищи, в связи с подписанием нового Союзного договора, погибнуть, превратившись в нечто иное, возможно, даже в некое подобие ЕС. Очень многих тошнило в СССР от подобных «подобий». От этого и дóлжно было спасти державу, опираясь на поддержку широких масс. Так был создан ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению).
И вот тут, увы, невозможно не заметить, насколько велика и абсолютна была неосведомленность верхов о положении дел в стране, о состоянии умов и темпераментов. Какая «поддержка широких масс», на которую возлагалось столько надежд? Неведение гэкачепистов было усугублено, на мой взгляд, еще и невероятной, немыслимой, как видно теперь издалека, слабостью политической разведки КГБ. Похоже, ее, такой разведки, не было вовсе, т. к. членам ГКЧП ни на йоту не была известна реальная политическая обстановка в Стране Советов. И это наши недруги называли «кровавой гэбэ»?!.. О Господи, насколько же свято высокопоставленные «заговорщики» верили в то, что советскому народу надоели эти горбачёвы-ельцины с их предательством идеалов Октября, и в то, что все коммунисты страны и миллионы комсомольцев поддержат справедливые действия ГКЧП!
Так что… В реальности вечером накануне