Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

Когда сегодня задаю себе вопрос, как же получилось, что украинский и русский народы стали жить отдельно, тут же вспоминается вот то самое отношение к миллионам зарубеж­ных украинцев, которое культивировалось в моей стране. Вся система партийно-кагэбистского устройства была на­правлена на то, чтобы не объединять людей, не делать их друзьями, людьми, которые заботятся о своей родне в Укра­ине, а плодить врагов, отталкивая их правдами и неправдами от общей Родины.

Меня в Канаде больше всего раздражал шпионский синд­ром. Сразу же после Второй мировой войны убежал из по­сольства военный шифровальщик Гузенко. Приговоренный у нас к расстрелу, он до самой своей смерти скрывался где-то под крышей канадской контрразведки. Судя по всему, он нанес большой ущерб государству, передав американцам и канадцам более 200 шифротелеграмм из Москвы по воен­ной линии. С тех пор в Канаде сложилась практика высылать за шпионаж из посольства или из других советских органи­заций хотя бы одного человека в год. А то и больше. Каждый раз все это сопровождалось упреками Москвы в адрес по­сольства в том, что оно чего-то не доработало, что «не имеет необходимого влияния» и т. д. Иными словами, КГБ, как всегда, виновников собственных провалов искал на стороне.

Всегда ли выгоняли по делу? Не могу этого подтвердить. Были случаи, когда высылали безосновательно, просто так — для обострения обстановки. После каждой высылки недели три-четыре пресса танцевала вокруг советского шпи­онажа. Все это подхватывали и американские средства массовой информации. Однажды появилась даже телевизи­онная передача на тему: «В советском посольстве — все ра­ботники спецслужб, кроме посла». Стандартный ритуал «хо­лодной войны».

Особенно неприятным событием была высылка в 1979 го­ду сразу тринадцати человек. Москва полезла на стенку. Я попросил Трюдо о встрече. Было воскресенье. Принял он меня дома. Готовился к какому-то приему, переодевался. Трюдо, отвечая на мои взволнованные восклицания, уныло произнес:

— Господин посол, возможно, меня обманывают, а воз­можно, и вас. Посмотрите нашу видеопленку на этот счет.

Это было беспрецедентное предложение. Потом мне рас­сказывали, что в Москве оно вызвало переполох.

Далее Трюдо, улыбаясь, добавил:

— Назовите мне имена, кого, по Вашему мнению, мы на­прасно высылаем, я немедленно верну их обратно.

— Могу перечислить тринадцать имен.

Трюдо засмеялся. Я тоже.

Центр (читай, КГБ) запретил мне просматривать пленку. Не хотели, чтобы посол узнал действительные причины и подробности провала и сообщил об этом в Москву. Я напра­вил предложения, как реконструировать аппарат посольства, чтобы впредь не ставить развивающиеся советско-канадские отношения под нелепые удары. Резидент КГБ сказал мне, что я зря послал эту телеграмму. Он, видимо, получил какие-то вопросы на этот счет. А через неделю мне принесли сверх­секретную телеграмму от имени Андропова с обвинением, что я, цитирую, «недооцениваю задачи советской разведки на Североамериканском континенте».

Возможно, Андропов и Крючков были раздражены тем, что я послал пространную телеграмму, да еще по верху о том, что мне рассказал по поручению премьера Айван Хэд, помощник Трюдо. А подробности были достаточно пикант­ные, ставящие Крючкова и его службу в глупое положение. Хэд рассказал о том, что столик, за которым шел разговор между нашим и канадским контрразведчиками, прослуши­вался, что канадец, которого наши вербовали, действовал по поручению канадских спецслужб, что одна симпатичная женщина из нашего посольства пыталась «сблизиться» с ка­надским министром. Он сообщил также о системе сигналов советских разведчиков и многое другое. Потом я узнал, что резидентура в посольстве была против этой злополучной операции, но Крючков настоял на ней, однако никакого на­казания за провал и сломанную по дурости судьбу многих людей не понес.

После телеграммы Андропова все встало, казалось бы, на свои места. Должна была сработать традиция. Если крупный провал в разведке, все равно виноват посол. Я засобирался домой. Жене сказал, чтобы готовилась. Но телеграммы об от­зыве так и не поступило. Секретарь ЦК Борис Пономарев, пролетая позднее на Кубу через Канаду, рассказал мне, что на заседании Политбюро Андропов, докладывая об этом слу­чае, заявил, что посла надо заменить, поскольку его связи с канадским правительством недостаточно эффективны. Но тут бросил реплику Суслов:

— Яковлева послом в Канаду не КГБ направлял.

Этого было достаточно. Суслов тщательно опекал партий­ную номенклатуру и ревниво относился к вмешательству в ее дела. Андропов, по словам Пономарева, не мог скрыть сво­ей растерянности. Брежнев промолчал. Я проработал в Кана­де еще пять лет. Во время очередного отпуска зашел к Крюч­кову, чтобы согласовать кадровые замены по его ведомству. Он встретил меня сухо, угрюмо буркнул: «Вы потеряли чув­ство локтя». А Олегу Калугину, — тот был начальником управления внешней контрразведки, — позвонил и сказал: «Осторожнее с ним, он плохо относится к КГБ». Насчет «чувства локтя» Крючков явно перебрал, у меня просто не было лишнего локтя. Больше к Крючкову я не заходил.

Хочу еще рассказать о визите Громыко. Канадское прави­тельство настаивало на этом визите. Рассуждало в том плане, что министр иностранных дел без конца бывает у соседей, то есть в США, а для поездки в Канаду никак не может найти времени. В конце концов, удалось договориться с Андреем Андреевичем, что он прилетит в Канаду по пути из США и остановится хотя бы на пару дней.

О Громыко бытует мнение, что человек он угрюмый, су­хой. Ничего подобного. Я говорю в данном случае о своих на­блюдениях. На двух обедах, которые были устроены в его честь, выступал без бумажки и на английском языке. Шутил. Кстати, он каждый год приглашал меня в Нью-Йорк на нача­ло сессии Генеральной ассамблеи ООН — хотя бы на два-три дня. И каждый раз он приглашал меня с женой на домашний обед. Андрей Андреевич избегал обсуждать служебные дела. В основном говорил о книгах по русской истории — как ме­муарных, монографических, так и художественных. Живо интересовался новыми веяниями в зарубежной обществен­ной науке. Я видел, что он был доволен этими беседами, рас­слаблялся, отводил душу.

Однажды получил телеграмму, что на коллегии МИД на­значен мой отчет. Обрадовался. Почему бы лишний раз не съездить в Москву? Подготовился. После доклада началось нечто для меня непонятное. Выступавшие повели себя в аг­рессивной манере. Потом мне сказали, что иногда опреде­ленная группа людей договаривалась топить или не топить того или иного посла во время отчета. В данном случае про­шла команда — топить. Почему? Да потому, что я, как чело­век не из МИДа, занял чье-то место в «хорошей» стране, а посольство в Канаде относилось к категории «подарочных». Один выступил, второй, третий. И все в той же тональности, но без фактов. Просто так, в конъюнктурном стиле.

Берет слово Громыко. Начал он с того, что не согласился с оценками выступающих. По его, Громыко, наблюдениям посол работает активно, в посольстве нет склок, установи­лись хорошие отношения с канадским правительством, осо­бенно с премьер-министром, а это он, Громыко, оценивает высоко. Такое надо приветствовать, а не осуждать. А затем задал риторический вопрос: «Скажите мне, где еще есть у нас посол, к которому премьер-министр страны без предуп­реждения заезжает домой вместе с детьми и говорит: «Да­вайте посидим, поговорим?»

Это было действительно так. Встречи с Трюдо проходили не совсем обычно. Очень походили на встречи с Громыко в Нью-Йорке. Трюдо тоже любил поговорить со мной о лите­ратуре, истории и философии, особенно о философии. Читал Достоевского, Толстого. Я ему рассказывал о других писате­лях, особенно современных. Он интересовался, есть ли эти книги на английском языке. Во время одной из встреч я рас­сказал ему о писателях-деревенгциках, рассказал об их кри­тике положения в сельском хозяйстве. Премьер слушал очень внимательно. Затем улыбнулся и сказал:

— Я вас понял.

Что же касается моих просьб чисто дипломатического ха­рактера, то их я излагал на листочке бумаги и передавал ему без всякой подписи. А он отдавал их своему помощнику как согласованные с ним, Трюдо, предложения. Такие листочки имели поистине магическую силу, они быстро шли на прора­ботку и, как правило, находили позитивное решение.

Так вот, на коллегии после выступления Андрея Андре­евича на трибуну никто не полез. Работать стало легче.

Первые пять лет в Канаде прошли с пользой. Но вторая половина была скучной и рутинной. Скрасить ее было нечем, кроме рыбалки, которая в Канаде превосходна. Такое впе­чатление, что помани рыбку пальчиком, и она выскочит на берег. Наслаждение, одним словом, неописуемое. На один­надцатой миле от Оттавы мы ловили осетров, не говоря уже об угрях, сомах, щуках. Канадцы очень строго следят за эко­логией, а потому и рыбы много.