ее слова. Неожиданно. Больно и страшно, но одновременно как будто отпускает.
Начинаю часто дышать, чтобы прийти в себя.
— Лер, что случилось? — Я прикрываю глаза, но чувствую, как Миша перестраивается в крайний ряд и тормозит, включая аварийку. — Что случилось? — Я протягиваю телефон, не глядя на него. Теплые пальцы касаются моих и забирают мобильный.
Он читает сейчас:
Отец попал в аварию
Он в тяжелом состоянии
Врачи ничего не говорят
Ему делают операцию
А у меня шок от неожиданности и одновременно облегчение, что теперь-то уж точно до меня не будет дела.
Через какое-то время мама рассказала ему по моей просьбе, что я вышла замуж. Говорила, что бесился, злился, кричал, называл дурой, а сделать уже все равно ничего мог. Заставить выйти за кого-то замуж не мог, потому что я уже расписана. Шантажировать ребенком? Я ведь сказала, что это не Ванин ребенок, и он понимает, что чужой ребенок китайцам не нужен. Наша свадьба и вправду все его планы сорвала.
Хотя нет. Мог. И сделал. Лишил меня своего наследства. Под ноль. У меня остались только ключи от машины и квартиры. Машину я давно не видела и не знала, где она. С квартирой сложнее. Как бы не хотел отнять, но прописана там я.
Мне даже смешно было тогда. Кому он собирался оставить столько своего богатства. Маме бы и трети этого всего хватило, чтобы жить в достатке всю оставшуюся жизнь. Внуков он не хотел. Разве что, как Скрудж, самому купаться в своем золоте.
— Ладно, Лер, не расстраивайся, жив же.
Расстраиваюсь ли я? Наверное также, как если бы Йеменский риал упал по отношению к доллару. Родители дают нам жизнь, а потом ведут себя странно. Одни продолжают опекать до безумия, не давая жить нормально. А другие решают, что мы уже самостоятельные и можем без них. Но и те, и другие, еще взрослые дети, которые не разобрались со своей жизнью и калечат своих детей. Нашу дочку мы обязательно окружим любовью и будем давать есть возможности и выбор. Я просто киваю в ответ, справляясь с эмоциями. Страшно не за него. Страшно, что вот так можешь попасть в аварию и все будет закончено.
— Хочешь к нему съездить?
Спрашивает так, как будто я сомневаюсь и не могу решиться. И я отмираю наконец.
— Нет. Ему же все равно было на свою дочь, когда я в больнице лежала. Почему я должна приезжать? Поехали домой.
Миша заводит машину и трогается, а я снова в своих мыслях.
Я должна переживать за него? Я должна его навещать после того, как он назвал меня своей ошибкой? Я не хочу, потому что он сам не хотел. Не думал никогда, что может обернуться вот так.
А почему собственно я из-за него должна страдать?! Он из-за меня ни грамма не волновался. Только ходил и допекал своими условиями. Здоровья ему желаю, а своей жизнью больше управлять не позволю.
— Куда едем?
— К тебе, Мищ. Отменяется на сегодня рандеву на Преснинке.
— Съездим еще туда. Нам есть, что там вспомнить. — Мне грустно, но я не могу не улыбнуться. — Я тоже не в восторге от твоего отца, поэтому желания везти тебя туду нет.
Мы начинаем двигаться и едем в тишине.
— Ты как?
— А как я? Нормально все. Пускай выздоравливает. Денег же много накопил, пусть теперь лечится. А то все с собой не заберешь.
— Лер…
— Не трогай, Миша. Он мне за этот год столько всего сделал, — и ничего хорошего, представляешь? И ждет теперь от меня хорошего чего-то? Чтобы я снова нервничала из-за него? Нет, ну правда, зачем ему денег-то столько. Пусть вложит во что-то нужное. Например, в свое здоровье.
— Эх, язвочка моя проснулась.
Миша даже сейчас умудряется сказать это так, что губы сами растягиваются в улыбке.
— Все, не хочу о нем думать. Плохого я ему ничего не желаю, но и с апельсинами ходить не собираюсь.
Дальше до дома мы едем в тишине. Я еще раз прокручиваю все. Если бы не его наезды и слова за последние полгода, я бы ехала к нему в больницу и сидела там с мамой, подбадривая его. А может и лучше было бы, если бы он… Столько страха внутреннего сразу испарилось бы…
— Лер, приехали.
Я поднимаю глаза на лобовое стекло и прикусываю губу, чтобы в такой драматический момент не показывать, что мои воспоминания по канату памяти поднялись вверх и теперь заполняют все.
Я была тут один раз. После той набережной и первого поцелуя. Спала в его квартире. И не было ничего между нами снаружи, но одновременно внутри уже что-то зарождалось. То, от чего я так долго потом убегала.
Миша помогает выйти из машины, а вещи забирает сам, не давая мне помочь ему. А мне надо чем-то отвлечься от мыслей об этой квартире. Воспоминания в моей — уже пройденный этап, а вот в его — их нет вообще. А мне врач разрешил. И я на канате там вверху. И отец разозлил, что даже сегодня все испортил.
— Миш, а у нас дома все есть из продуктов?
— Все, не волнуйся, я уже съездил в магазин.
— А мороженое?
— И мороженое есть.
— А огурцы?
— Ну есть там что-то.
— А манго?
— Зачем тебе манго?
— Хочется.
— Ладно, сейчас вещи занесем и схожу за манго тебе.
— Давай лучше маму попросим. Беременным нельзя отказывать.
39
Я была в этой квартире всего раз, а, оказывается, она врезалась мне в память настолько сильно, что помню тут все.
Но меня интересует, где я буду ночевать. Потому что я теперь жена и имею право спать со своим мужем. Официально. А еще у нас есть так называемый супружеский долг, который никто