Отряд откликнулся восторженным гулом. Все были согласны с Большелапым: нет ничего красивее настоящего дождя. Такого, чтобы воздух смешался с водой! Каждый уже успел оценить это чудо природы, заставляющее три сердца от волнения биться вразнобой.
— Так что ты ошиблась, Короткий Хвост, — подвел итог главарь. — Шадхар, человек-союзник, тоже говорит, что нам придется воевать. Он лучше знает нравы своих собратьев.
Большелапый обернулся к отряду.
— Я принял решение. Завтра днем Шадхар встретится с человеческим вожаком. А сразу после этого мы приступим к завоеванию всерьез. И начнем с того, что…
— Нет!..
Виалеста забыла об осторожности. Девушка не понимала, за кого она так испугалась: за здешних крестьян, с которыми ящеры наверняка начнут свою войну, или за этих хвостатых дурней, которых в клочья разнесет первый же хорошо вооруженный отряд.
Девушка кинулась к вывороченному дубу. Подобрав подол, она перепрыгивала через лапы, хвосты, наступала, как на бревна, на крепкие чешуйчатые спины, совсем не думая о зубастых пастях, что разевались от удивления возле ее ног.
А уж как изумилась Короткий Хвост, когда в лунном свете перед ней с криком возникла Камышинка! Потрясенная самочка едва не сорвалась со ствола дуба и, чтобы удержаться, вцепилась в гребень Большелапого.
Виалеста заговорила страстно, горячо и бессвязно — о коварстве Шадхара, о том, что он собирался использовать маленький отряд в своих целях, о мошенничестве с талисманами, о королеве Фаури, которая не сможет родить без Лотоса-Целителя…
Даже если бы эта речь звучала на родном языке Виалесты и обращена была бы к людям, все равно она была бы сбивчивой и непонятной. А уж ящерам, которые внимательно вслушивались в неровное, прерывистое шипение, все это показалось дикой бессвязицей.
Но они поняли главное. И это главное их потрясло так, что они поднялись на задние лапы и взревели, бросая вызов и чужому лесу, и чужой луне, и всему этому чужому, нелепому миру.
Ящеров разгневало не то, что «человек-союзник» лгал им. Этого они как раз не поняли, потому что слова «ложь» не было в их языке.
И не то разъярило отряд, что Шадхар, оказывается, хотел стать главным среди людей. Значит, сильный самец, если рвется в вожаки.
Нет, бешеный рев из зубастых пастей исторгло известие о том, что по вине Шадхара какая-то самка навсегда останется бесплодной!
Слово «королева» не сказало ящерам ничего. Попытки Виалесты что-то объяснить про «главную самку страны» только всех запутали. Но никто и не хотел сейчас разбираться в подробностях. Главное — «человек-союзник» плел чары, из-за которых детеныши его врагов могли появиться на свет мертвыми! Ящеры, для которых материнство было понятием священным, не могли даже придумать более страшного злодеяния.
Когда рев стих, все взоры с надеждой устремились на Большелапого: решай, вожак!
А тот, хоть и выглядел незыблемее скалы, пребывал в смятении — пожалуй, впервые с тех пор, как у него прорезался гребень и пришлось расстаться с матерью.
Его высокая мечта — завоевание Дивной Купели — оказалась оскверненной. И зачем только он согласился принять помощь «человека-союзника»? Ведь все казалось таким простым: оскаленные клыки рвут вражескую плоть, уцелевшие противники в панике разбегаются, а весной счастливые самки вышагивают по плотному слою мха, пружинящему под их лапами. Лучше всего — под проливным дождем! Пусть видят, какой волшебный мир добыли для них самцы!
И что теперь делать? Начать все сначала, отвергнув помощь мерзкого человека? Или принять неправдоподобный план, который предложила Короткий Хвост?
Но главарь отряда не собирался никому показывать свою растерянность. Наоборот, поднялся во весь рост, вскинул когтистые лапы, распахнул пасть:
— Кто смеет рычать при мне?! А ну, тихо!.. Зачем мы сюда пришли? Завоевать здешние болота. И что нам за дело до людских свар? У людей свои самки, у нас — свои! А кто посмеет хоть клыками лязгнуть, того пополам перехвачу! Башка в одну сторону полетит, хвост — в другую!
В этот миг отряду полагалось бы дружно шмякнуться на животы и льстиво зашипеть: мол, веди нас на великие свершения, бесстрашный главарь!
Но отряд не шевельнулся. Ящеры не издали ни звука.
Они молчали, эти охотники, знавшие, что самки и детеныши даже самых неразумных тварей — недостойная добыча, которую можно убивать только в самую голодную пору.
Молчали воины, понимавшие, что даже в самых кровавых битвах за богатые охотничьи угодья ни в коем случае не должны страдать самки, молодняк и яйца.
Молчали знатоки древних обычаев, помнившие, что все чешуйчатые, трехглазые маги дружно объединяются против чародея, посмевшего своим колдовством причинить вред чьей-то кладке…
Но никто не посмел возразить главарю: глаза его полыхали неистовым огнем, хвост метался по земле негромкое рычание сулило смерть…
И вот Три Шрама, могучий боец, медленно, нехотя опустился на брюхо и захлопнул пасть. Рядом легли Коготь, Зоркий, Тень Дракона…
«Недотепка», распластавшись вдоль ствола, с которого только что произносила речь, в отчаянии глядела, как один за другим ломались эти бестолковые самцы, не принявшие ее план и обрекающие себя на верную гибель.
А возле вывороченных корней закрыла руками лицо потрясенная Виалеста, которая тоже не сумела остановить этих чешуйчатых безумцев.
В немой покорности уткнув морды в землю, стая легла вокруг своего вожака.
И только один остался стоять. Более того — ощерился, вскинул голову в позе вызова, хлестнул хвостом по земле.
Это был Сизый.
Не самый сильный из ящеров. Не самый смелый. Всегда готовый уступить и подчиниться любому, кто объявит себя вожаком.
Но сейчас он — единственный в стае! — чувствовал на себе взгляд ученика. И под этим взглядом не мог позволить себе ни трусости, ни подлости.
Отчетливо понимая, что будет сейчас убит, Сизый дерзко произнес:
— Ради своих будущих детей ты готов убить чужих, грабитель кладок?
Это было самым страшным оскорблением, которое один ящер мог нанести другому.
Те, кто лежал рядом с Сизым, начали расползаться, освобождая место для схватки… нет, для убийства.
Сизый, оцепенев, ждал, когда его разорвут. У него не было выбора. Зато малыш навсегда запомнит, что есть поступки, которые нельзя совершать даже под страхом смерти.
Но Большелапый медлил. Он переводил взгляд с Сизого на вставшего рядом с ним детеныша (поза вызова, гордо вскинутая головенка, низкое, взрослое рычание).
В глазах главаря медленно гасла злость. И когда он заговорил, стая поразилась тому, насколько мягким было его шипение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});