почему на практике Горбачев одобрял прямо противоположные вещи?
Соратники Горбачева вспоминают, что вскоре после его избрания внутри правящей элиты начались энергичные, но тяжелые переговоры по сокращению наступательных и атомных вооружений, что сопровождалось и бурной деятельностью Горбачева на внешнеполитическом направлении. Было ясно, что атомного оружия, ракет и некоторых других видов вооружения произведено и производится чересчур много и что накопление таких весьма опасных и дорогостоящих вооружений ложится тяжким бременем на экономику и вредно для внешней и внутренней политики.
Участник этих переговоров позднее вспоминал:
При любых ограничениях и сокращениях они [минсредмашевцы] теряли финансирование. А им, как и любым людям, хотелось иметь не только кусок хлеба с маслом, но и с сыром, причем с хорошим. <…> По нашей (МИДа. — Н. М.) инициативе была создана межведомственная комиссия по нераспространению ядерного оружия. На ее заседаниях военные и представители КГБ поддерживали нас, и совместно нам удавалось убедить минсредмашевцев[1035].
Другой участник этих переговоров, упоминавшийся выше Виталий Катаев, вспоминает об экономико-социальной аргументации представителей оборонной промышленности. Когда обнаруживалось, что госзаказ выполнен и армия уже вооружена, заводы продолжали работать. Директора говорили в коридорах власти, что рабочих надо кормить, а военные продолжали делать заказы, чтобы на заводах не потеряли технологическую дисциплину[1036].
Однако сокращение производства одних вооружений (в первую очередь классических наступательных средств — танков, артиллерии и штурмовой авиации), реально начавшееся с 1988 года, не означало приостановки разработки других, более совершенных, и общей модернизации оборонной промышленности, отставание которой от Запада было очевидным[1037].
В мемуарах Горбачев приводит запись своей беседы с академиком Юлием Харитоном, состоявшейся вскоре после его избрания Генеральным секретарем. Это одна из трех мартовских встреч, о которых он рассказывает в мемуарах, и единственная посвященная вопросам, так сказать, материальным. Две другие встречи были — по внешнеполитическим вопросам с Андреем Громыко и по вопросам пропаганды внутри страны с Александром Чаковским, главным редактором наиболее «прогрессистского» (критического к власти) издания страны — «Литературной газеты».
Итак, что же обсуждали научный руководитель ядерного центра Арзамас-16 с новоизбранным генсеком?
1. О проведении экспериментов, связанных с ядерной накачкой для получения лазерного излучения. 2. Об изучении ЭМИ (электромагнитные излучения), их возможного влияния на системы управления ракетами. 3. О срочном оснащении Центра быстродействующей вычислительной техникой[1038].
То есть речь шла о новомодных и дорогостоящих военных проектах на стыке передовой науки и военных технологий. По первому пункту — о боевых лазерах, которые размещаются в космосе с помощью баллистических ракет или используются для противовоздушной обороны. Практические работы по их созданию шли в США с начала 1980-х годов, и советский ВПК не желал отставать[1039]. К 1995 году такой лазер был создан в Обнинске.
Одновременно развивалось еще несколько программ создания боевых лазеров без ядерной накачки — от лазерных пистолетов для космонавтов до танков и кораблей с боевым лазерным оружием, а также мощных наземных лазеров для атак на космические спутники «вероятного противника»[1040]. Этим, в частности, занималось московское НПО «Астрофизика» под руководством сына Дмитрия Устинова — Николая, который по странному совпадению уже в 1986 году был вынужден оставить свой пост.
По второму пункту Харитон говорил с Горбачевым о новом перспективном типе вооружений — электромагнитном оружии, которое имеет широкий спектр применения, от сбивания различных наводящихся боеприпасов или летающих средств (особенно беспилотников) до диверсий против любых электронных устройств противника и его живой силы.
В свете этого неудивительно, что первые поездки Горбачева как генсека по стране, обставленные в жанре «встреч с народом», проходили по основным центрам ВПК и предприятиям, производящим перспективные вооружения.
15 мая я поехал в Ленинград. По традиции посетил памятные места, возложил цветы на Пискаревском кладбище. Побывал на крупнейших предприятиях — «Электросила», Кировский завод, «Светлана», «Большевичка», встретился с преподавателями и студентами Политехнического института, посетил выставку «Интенсификация-90»[1041].
Этот перечень следует читать так: «Электросила» — мощные электрогенераторы, Кировский завод — малосерийные (опытные) энергетические установки и турбины (в комплекте — пункт первый разговора с Харитоном), «Светлана» — мощные электровакуумные приборы и изделия микроэлектроники (второй пункт), Политехнический институт — перспективные разработки и кадры ВПК, «Интенсификация-90» — компьютеризация ВПК и подготовка кадров компьютерных специалистов для него (третий пункт).
В конце июня я поехал на Украину. Встретился с киевскими авиастроителями, создавшими знаменитый самолет-грузовик «Руслан». Посетил Институт электросварки имени Е. О. Патона, его возглавлял Борис Евгеньевич Патон — крупнейший наш ученый, да и политик незаурядный; его поддержку я чувствовал все годы перестройки. Из Киева вылетел в Днепропетровск…[1042]
«Знаменитый самолет-грузовик „Руслан“» — новейший советский военный самолет АН-124, мощное средство доставки негабаритных грузов, напичканный наисовременнейшей на тот момент электроникой. Однако Горбачева при посещении завода интересовал не собственно уже созданный самолет, а его электроника и развитие на Киевском механическом заводе опытно-экспериментальной базы для каких-то не называемых публично перспективных проектов. Институт электросварки имени Е. О. Патона с 1984 года занимался сваркой, резкой, пайкой, напылением в открытом космосе с помощью универсального электронно-лучевого инструмента (то есть лазеров). Согласно официальному отчету о поездке, Горбачев в основном провел время в «инженерном центре электронно-лучевых технологий» института (первый пункт беседы с Харитоном)[1043]. Днепропетровск — главный центр производства баллистических ракет (первый пункт). Горбачев в мемуарах вспоминает о важной речи на Днепропетровском металлургическом заводе, где он «разорвал с эпохой Брежнева», — на том предприятии, где предшественник сделал свою карьеру. А вот о посещении затем Южного машиностроительного завода, производящего ракеты, и речах его начальства о сплаве науки с производством в мемуарах не упомянуто. Информацию об этом газеты дали петитом, вполне в рамках «операции прикрытия» реальной цели поездки.
Зато откровенен биограф Леонида Кучмы, показывающий глубокую вовлеченность Горбачева в дела предприятия. Он пишет о том, почему Горбачев зачастил в Днепропетровск в 1985–1986 годах:
В самом начале 1986 года, накануне XXVII съезда партии, был запланирован запуск ракетного комплекса 15А18М (одного из вариантов крупнейшей в мире межконтинентальной баллистической ракеты, по западной классификации — «Сатана». — Н. М.). К этому готовились с особым пристрастием — от успеха зависело очень многое, в первую очередь — будущее «Южмаша». Однако ракета, вылетев из пусковой установки, рухнула обратно в контейнер. Раздался колоссальный взрыв. Хорошо хоть обошлось без жертв. Но буквально по горячим следам в Днепропетровск прибыл Горбачев, чтобы устроить «разбор полетов».
Горбачев лично отдал распоряжения ракетчикам, но и второй запуск закончился неудачей — подвела вторая ступень. Михаил Сергеевич снова собрал конструкторов, снова обсудил с ними