Солнце поднималось выше. Звено истребителей с ревом описало круг над Серебряным Бором, и ушло в сторону Тушинского аэродрома. Стало тихо.
Айхан аккуратно положил этюд на землю.
— Солнце в зените, писать извините, как говорили старые мастера пейзажисты, — счищая краску с палитры, сказал Айхан.
Он сложил этюдник, повесил его на плечо, в руку взял холст и мы пошли по дороге к корпусу, где была его мастерская.
— Вы приехали отдыхать? — спросил я его.
— Нет, я здесь работаю над картиной. Сейчас у меня на мольберте стоит холст. Я буду писать портрет поэта Махтумкули. Мой наставник — профессор Петр Иванович Котов. Ты наверняка видел работы этого художника, его часто печатают в журнале «Огонек», он-то и поддержал мое желание написать портрет, и даже обещал приехать сюда, в Серебряный Бор, чтобы посмотреть, как идет работа, сделать замечания, и даже поправить ошибки. Я считаю его главным консультантом в работе над портретом, и очень благодарен Петру Ивановичу, что он согласился помочь мне.
— Котов? — просил я, — В «Огоньке» видел его картины «Доменная печь» и «Портрет академика Зелинского». Я собираю репродукции и открытки с картинами советских художников, среди них есть и работы Петра Котова. И он приедет сюда? — недоверчиво спросил я.
— Обязательно приедет, я даже познакомлю вас, когда он будет в нашем доме отдыха.
Айхан остановился, посмотрел на меня и сказал:
— Володя, мне потребуется и твоя помощь.
— Моя? — удивился я, — чем же я могу быть полезен.
— Мне нужно порисовать с натуры твои руки для окончательного завершения рисунка. Я уже не первый день мучаюсь над кистями рук, и к приезду Петра Ивановича мне обязательно надо закончить рисунок. После консультации профессора Котова я начну писать картину красками. Надеюсь, ты мне не откажешь? Мы же коллеги!
— Но ведь я еще не достиг возраста взрослого поэта, — возразил я.
— Это не важно, у тебя косточки фаланг пальцев и запястья четко просматриваются, это поможет мне точно нарисовать руки.
После обеда я пришел в мастерскую Айхана. Посреди комнаты на мольберте стоял большой холст, рядом никелированная кровать, у окна столик с электрочайником, тарелочкой сушеной дыни и изюмом в пиале. На стоячей у двери вешалке висели мужские туркменские халаты: дон и верхний халат — гармыздон, сверху была наброшена черная барашковая шапка — тельпек. На стенах я увидел этюды Подмосковья, пейзажи Туркмении, эскизы к новой картине. Здесь были разные варианты будущего портрета. Юный поэт читает свои стихи землякам родного аула Геркес. Поэт склонился над Кораном, будучи учеником медресе, в Хиве. Поэт, закованный в кандалы, сидит на каменном полу в зиндане.
Айхан кивнул головой на холст:
— Это и есть последний вариант будущей картины, его одобрил сам Петр Иванович Котов. Конечно, в процессе работы многое изменится, и в этом ты поможешь мне своим позированием.
Я подошел к холсту, на нем был рисунок углем сидящего за низким восточным столиком бородатого мужчины в туркменской шапке.
— А теперь, Володя, сядь по-туркменски на коврик.
Айхан вытащил фибровый чемодан из-под кровати, положил его на пол передо мной, протянул мне карандаш и листок бумаги.
— Возьми карандаш в правую руку и что-нибудь пиши. Вообрази, что ты сочиняешь стихи.
Я проделал все, о чем он просил.
— Стоп! Зафиксируй кисть своей руки и сиди так, не двигаясь.
Айхан взял палочку угля и быстро стал рисовать. Иногда он отступал на шаг от мольберта, прищуренным глазом смотрел на меня и вновь продолжал работать.
Вскоре у меня заныла спина, затекли руки и ноги, казалось, что прошла вечность. Айхан продолжал рисовать, бросая пристальные взгляды на мои руки.
— Отдыхай, Володя, на сегодня хватит, — наконец, сказал Айхан.
Я попытался встать, но ноги меня не слушались, руки тряслись, спина не могла разогнуться. Айхан засмеялся.
— Устал? С непривычки, конечно, тяжело. Будущий художник должен уметь и позировать, это воспитывает в нем усидчивость и терпение. Но, ты, молодец, сидел хорошо. Посмотри, что у меня получилось. Какие будут замечания?
На холсте были нарисованы мои руки, пальцы сжимали карандаш. Правда, руки на картине была намного крупнее, и мои пальцы выглядели как у взрослого мужчины.
— Неужели у меня такие толстые пальцы?
Айхан засмеялся:
— Я твои руки использовал, чтобы рисунок был анатомически грамотным. А нарисовал кисти рук взрослого человека. Этим и отличается художник от фотографа.
Мои сеансы продолжались, поскольку мне очень хотелось помочь Айхану. Порой я позировал в туркменской шапке, когда он рисовал поворот головы, иногда сидел в наброшенном на плечи халате. Постепенно я привык подолгу сидеть неподвижно, и усталость уже не так мучила меня. Однажды, на очередном сеансе Айхан сказал:
— В субботу приедет Петр Иванович Котов, поэтому сегодня надо поработать подольше.
Утром, в день приезда Котова Айхан предупредил меня:
— Володя, зайди в мастерскую к двум часам, я вас познакомлю, а до этого мы будем заняты. Петр Иванович посмотрит, что я успел нарисовать и если одобрит, я начну писать красками. Но ты мне еще понадобишься. Твой труд не пропадет даром, и руки юного Владимира, — улыбнулся Айхан, глядя на меня, — останутся навсегда запечатленными на портрете поэта.
В назначенное время я был в мастерской, захватив папку со своими рисунками и акварелями.
На стуле сидел мужчина в белой шелковой вышитой рубашке, с крупными чертами лица, волевым подбородком, его глаза смотрели через большие очки в роговой оправе.
В комнате было очень жарко, видимо, поэтому гость обмахивался светлой летней шляпой.
— Вот мой натурщик, Володя, будущий художник, а пока ученик художественной школы на Чудовке.
Петр Иванович протянул руку, и мы поздоровались. Айхан придвинул табурет ближе к Котову и сказал:
— Присядь, Володя. Покажи свои рисунки профессору.
— На Чудовке хорошая художественная школа, — сказал Котов, перекладывая мои рисунки и акварели. — Начинающему художнику полезно делать наброски карандашом с натуры — людей, животных, особенно в движении, добиваться, чтобы они были похожи. Полезно рисовать в зоопарке. Ты туда ходишь?
— Да, Петр Иванович, довольно часто. Мы ходим туда всем классом рисовать жирафа, обезьян, пеликанов, уток. Я уже пробовал рисовать не только карандашом, но и тушью, — рассказал я.
— Тушью рисовать сложнее, уже не сотрешь ластиком. Там нужно проводить линию точно. Одним словом, рисуй как можно больше.
Котов вынул из заднего кармана брюк небольшой альбомчик, потряс им в воздухе и сказал:
— Блокнот для набросков всегда при мне. Я даже во время войны не бросал рисовать, что очень пригодились мне теперь, когда стал работать над портретами маршалов, генералов — героев Великой Отечественной войны.
Я думал, что Петр Иванович откроет альбом и покажет свои рисунки. Я уже привстал с табурета и наклонил голову, чтобы лучше рассмотреть рисунки знаменитого художника, но, к моему сожалению, он, не открывая альбомчика, опять спрятал его в задний карман брюк.
— Ты еще акварелью работаешь? — спросил меня Котов.
— Пока да. В новом учебном году наш класс перейдет на живопись масляными красками. Мама мне уже купила этюдник, набор масляных красок, разбавитель и кисточки в художественном магазине на Кузнецком мосту, — отвечал я.
— Вот и замечательно. Сейчас ты помогаешь Айхану, а он тебе поможет освоить технику масляной живописи. Так ведь, Айхан?
— Конечно, Петр Иванович, мы с Володей друзья.
— Это и есть преемственность поколений. Когда я учился в Казани, моим наставником был Фешин, великий русский художник. Сейчас он живет в Америке. Я помогаю Айхану, а он поможет тебе.
Потом мы пили зеленый чай с сушеной дыней и кишмишем. Петр Иванович рассказывал, как он работал над портретами наших полководцев. Вспоминал свою поездку в Бухару в 1926 году, после чего на выставке «Жизнь и быт народов СССР» показал серию картин, посвященных Узбекистану.
— Там-то, в Бухаре я и попробовал впервые сушеную дыню и зеленый чай с кишмишем. Мы и теперь иногда с моей супругой Зинаидой Александровной, она тоже художник, и дочкой Ирой пьем чай с восточными сладостями.
После чая Петр Иванович достал из своего портфеля репродукции своих картин бухарской серии, и разложил их на столе.
— Вот, Айхан, обрати внимание на восточный колорит. Как видишь, картины полны света, наполнены яркими цветами, в основном теплым тоном, который передает атмосферу Средней Азии. Мой тебе совет: избегай серости, тем более что Махтумкули жил в XVIII веке, когда еще не было европейского влияния на культуру Востока. В работе над портретом я тебе советую взять за основу средневековую восточную миниатюру к произведениям великих поэтов Азии.