Кивает, пусть несмело, но улыбается…
Встает с табурета, делает несколько шагов в сторону, упирается руками в стол, повторяя его позу…
И они стоял почти, как ночью, но куда ближе, ведь тогда их разделяла длина стола, а сейчас — ширина.
И смотрят они уже не так. В его взгляде нет яростного желания делать больно. В ее — отчаянного стремления доказать, что он неправ…
Тогда «хозяином ситуации» был он. Сейчас — она.
— Уверена… — Аня отвечает на выдохе, улыбаясь еще шире…
— А если я скажу, что ты придумываешь? — Корней переводит голову, глядя на нее под новым углом.
— То я скажу, что вы юлите. И введу первое правило. Врать нельзя…
Аня практически шепнула, а улыбка на губах Корнея стала шире. Хитрая зайка.
— Только мне или тебе тоже?
— Никому нельзя.
— Хорошо. Врать не будем. Что еще?
— Еще… Нельзя делать больно, даже если очень злимся.
Корней кивнул, принимая.
— Еще?
— Еще… Больше не придумала. Простите…
— Тогда можно я попробую? — Аня сделала вид, что задумалась, сжала губы на мгновение, потом кивнула. — Если что-то гложет — озвучивать, а не тянуть до последнего. Ты же видишь — мы договороспособны. Как оказалось.
Аня снова кивнула, на секунду опуская взгляд, а потом снова на мужчину.
— Я не жду от вас ничего. Не думайте. Понимаю, что сама по себе ревность ни о чем не говорит. По отношению к имуществу тоже можно испытывать ревность…
— Ты не имущество. Я думал, это мы уже обсудили и пришли к выводу…
— Да. Обсудили. И пришли. Но я не об этом… Я о том, что не жду от вас ничего в связи со своими признаниями. Вы не виноваты, что я в вас влюблена. Вы не обязаны менять из-за этого жизнь. Это, наверное, пройдет. У всех же проходит, да? Просто… С этим не нужно бороться так радикально, как пыталась я…
— Но ты же зачем-то хочешь остаться? — Корней снова нахмурился, ожидая ответа… А потом они вдвоем — с Аней — перевели взгляды на телефон Высоцкого, который завибрировал, оповещая о входящем…
Аня была готова к тому, что на этом диалог будет окончен. Корней бросит что-то похожее на «важный звонок, потом договорим», предпочитая ей переговоры. И он действительно потянулся к телефону, только не скользнул пальцем по экрану, принимая звонок, а отключил его, возвращая на место уже экраном вниз. Снова уткнулся в столешницу, вздернул бровь…
Понятия не имел, что у девочки напротив в этот момент зачем-то триумфально затрепетало сердце.
— Хочу. Хочу быть рядом, пока могу.
— Зачем, если считаешь, что шансов — ноль? — лучшее, что мог бы сделать Корней — смолчать. Во всяком случае, так казалось Ане. Но он всегда удивлял. И сейчас тоже. Задал вопрос, делая тон чуть более требовательным, а взгляд пристальным.
— Я верю в чудеса, вы же помните… — Аня попыталась свести в шутку, передергивая плечами, мягко улыбаясь…
— То есть дальше веры дело не пойдет? — и снова лучшее было бы смолчать. И снова Корней поступает иначе. К чему-то ведет… Это было очевидно. Непонятно только, к чему…
— Вы так говорите, будто только назойливой влюбленной девицы дома вам и не хватало…
— Ну влюбленная у меня уже есть. Завтра приведу назойливую…
— Это не смешно…
— А я и не шучу, Аня.
— Но вы же сами ночью сказали…
— Сказал. Сказал, что ты очень целеустремленная… Ошибся, получается? — взгляд стал таким, будто под кожу… — Или тебе хочется не быть рядом, а рядом страдать?
— Нет. Страдать мне точно не хочется.
— Тогда зачем быть рядом?
И снова вопрос, вводящий в ступор.
— Вы хотите, чтобы я съехала?
— Я хочу, чтобы ты наконец-то ответила.
— Чтобы… Чтобы рано или поздно вы совершили глупость! Вот зачем!
Аня выпалила на одном дыхании, глядя Высоцкому в глаза без страха. Ожидала, что усмехнется, а он — нет.
Кивнул, опустил взгляд на ее руки. Как и ночью напряженно вжатые в столешницу. Только сегодняшняя решительность нравится ему больше…
— Моя глупость может дорого тебе стоить. Ты это понимаешь?
— Понимаю.
— Ты не готова к таким отношениям.
— А вам они и вовсе не нужны.
— Да. А мне они и вовсе не нужны. Но есть одно «но».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Какое?
— Я действительно приревновал…
Корней оттолкнулся от столешницы, взял в руки телефон, который зазвонил повторно…
— Ты к бабушке хотела? — спросил, резко переводя тему и глядя на нее — растерянную — поверх экрана телефона.
— Да…
— Собирайся тогда. Договорю — отвезу.
— Это необязательно… Я сама… — Аня попыталась отказаться, говоря на автомате, напрочь лишенным эмоций голосом…
— Я свободен. Отвезу.
Но Высоцкий ее не слушает. Снова берет трубку, снова разворачивается… И так легко переключается, будто только что не сделал чуть ли не самое сложное признание в собственной жизни.
Глава 43
Путь к Зинаиде прошел спокойно и молчаливо. Аню подмывало вернуться к словам Высоцкого, но она чувствовала — не стоит. Не сейчас… А может и вовсе никогда не стоит. Он сказал все, что хотел. Не станет ни повторять, ни вдаваться в размышления на тему. Но вот самой не вдаваться никак не получалось.
После ночи цвета воронова крыла в ее жизни наступило пугающе яркое утро. Для кого-то другого — ничего особенного, а для нее — полное надежд.
И снова она бросала на Высоцкого осторожные взгляды из-под полуопущенных ресниц, а он то ли делал вид, что не видит их, то ли действительно был увлечен дорогой и своими мыслями.
Только когда внедорожник въехал на территорию санатория, Аня вдруг поняла одну вещь…
— А вы… Вы со мной подниметесь или…? — спросила, следя за тем, как Высоцкий паркуется, делая это непринужденно и будто элегантно. Впрочем, он все делал так.
Закончив, повернул голову к ней, губы дрогнули в улыбке:
— Я найду, чем себя занять. Не волнуйся.
Ответил обтекаемо, не спешил переводить взгляд на что-то другое, смотрел, как девушка сомневается, неосознанно закусывает губу…
— Я постараюсь недолго. Обещаю…
А потом снова смотрит в глаза, будто извиняясь.
— Как считаешь нужным.
Но Высоцкий остается верным себе — не соглашается, не отвергает. Потому что и сейчас тоже сказал все, что хотел.
Берет в руки телефон, утыкается взглядом в него, когда Аня открывает свою дверь, выходит, достает с заднего сумку с вещами на замену тем, что заберет…
Задерживается взглядом на профиле мужчины, который уже вовсю погружен во что-то свое…
Непроизвольно улыбается, чувствуя, как сердце ускоряется…
Ну вот что за натура-то такая? Ничего особенного ведь, а у нее будто снова крылья за спиной. Просто подвез. Просто дождется. Просто… Предпочел помощь ей каким-то другим занятиям. Скорее всего всего лишь решил таким образом немного «отработать» свою «прощенную вину». Ни единого повода смотреть влюбленно… Ни единого повода, а она…
— Такими темпами бабушка тебя не дождется, а мне придется здесь ночевать.
Высоцкий произнес, не оглядываясь… И слава богу! А то непременно не сдержался бы от улыбки, увидев, как Аня дергается сама, заливается краской, дергает сумку за ручку, практически отпрыгивая от машины, будто воришка, которого застали на горячем. А она ведь всего лишь…
— Вы — ужасный человек…
Аня произнесла себе под нос, совершенно не рассчитывая на то, что Высоцкий ее услышит. Он же, кажется, слышал все. И прежде, чем задняя дверь была захлопнута, а девочку успела смыться, держа спину прямой, а подбородок поднятым, оглянулся, поймал взгляд — моментально блеснувший испугом… Усмехнулся…
— Ты даже не представляешь, насколько.
И не то, чтобы сильно шутил. А потом следил, как девочка семенит по практически полностью пустой парковке в сторону главного корпуса санатория, время от времени оглядываясь на машину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})* * *
Зинаида встретила Аню радостным удивлением. Привыкла к тому, что внучка предупреждает заранее, сегодня же…