Он, казалось, вспомнил о своей силе и вызвал ее из глубин души. Внезапно он стал выше, больше, глаза его загорелись гневом.
«Как это произошло?» — спросил он. Тор не мог отвечать, и потому ответил я: «Воплотимое. Какой-то странный волк». Надеясь, что поступаю правильно, я сказал: «Посмотрите на его лицо».
Король Джойс приподнял край савана.
Джерадин содрогнулся.
— Это было ужасно. Хотя выглядело бы куда хуже, если тело не было бы на морозе в течение всех тех десяти дней, что Тор находился в пути.
Когда король Джойс увидел это, он словно бы внутренне распрямился. Он принял тело из рук Тора. Затем обратил лицо к потолку, словно собираясь завыть. В его лице было столько боли и ярости, что, казалось, оно безмолвно кричало. Я думал, что наконец-то — наконец—то — он разгневался достаточно, чтобы решиться на что-то…
Но я ошибся.
Джерадин даже не пытался смягчить свою боль.
— Знаток Хэвелок выбрал именно этот момент, чтобы сказать: «Джойс, твой ход» — словно он не замечал ничего из происходящего в комнате.
И король Джойс сломался.
Его лицо скривилось, и он заплакал — тихо, почти беззвучно. «О, мой старый друг, — сказал он. — Прости меня. Прости меня». Затем опустился на колени, не в силах больше удерживать тело на весу, — Джерадин, рассказывая это, едва сдерживал плач, прижимая локти к животу, а сжатые кулаки — к груди, — и как можно осторожнее опустил сына Тора на пол. Какое-то время он стоял на коленях, склонившись над телом. Затем снова поднялся… — Джерадин сжал кулаки еще крепче, словно бы набираясь сил, чтобы договорить, — и вернулся обратно к игре.
Какое-то время Джерадин стоял неподвижно, пытаясь справиться со своими эмоциями, а Териза смотрела ему в лицо, страдала за него, за Тора и короля Джойса — и молчала.
— После этого, — продолжил Джерадин после тяжелого вздоха, — он уже ни на что не обращал внимания. Не отдал распоряжений насчет похорон. Не отвечал ни на какие вопросы. Может быть, он даже позабыл, что мы находимся здесь. Он наконец-то двинул одну из шашек. Насколько я мог видеть, этот ход укрепил позицию Хэвелока.
Все это время Тор не проронил ни слова. Он выглядел слишком ошеломленным, слишком глубоко погруженным в горе, чтобы хоть что-то сказать. Мне казалось даже, что он вот-вот потеряет сознание. Но ему удалось все же как-то взять себя в руки. «Мой сын — мертв, — сказал он, словно король почему-то не обратил на это внимания. — И это — лучшее, что ты можешь при этом делать?»
Король не отвечал. А Знаток Хэвелок сказал: «Когда будете уходить, закройте, пожалуйста, за собой дверь».
Джерадин снова вздрогнул.
— Затем Смотритель Леббик выпроводил нас оттуда. Двум его людям пришлось применить силу, чтобы увести Тора. Но я за это ему благодарен. Он оказал нам услугу, выдворяя нас.
Внезапно пригодник прижал кончики пальцев к глазам, стараясь избавиться от слез, боли и слабости. Когда он снова посмотрел на Теризу, его глаза были красными и растерянными. Уверенность покинула его. И сейчас еще больше, чем когда-либо, он производил впечатление молодого человека, сломленного подсознательным пониманием надвигающейся катастрофы.
— Смотритель Леббик был прав, — сказал он. — Было бы лучше, если бы Тор не виделся с ним. Я, похоже, только усугубил его горе.
— Мне очень жаль, — прошептала Териза, ненавидя себя за неспособность помочь ему залечить раны. Но она ничего не могла для него сделать, могла только повторить: — Мне очень жаль.
Позднее в этот же день, оставшись в своих комнатах одна, когда впереди было еще полвечера, а заниматься, кроме размышлений было нечем, Териза стояла возле окна и смотрела на дорогу. Показались еще какие-то всадники.
Эта группа была больше отряда Тора и выглядела более воинственно. О прибытии всадников к стенам Орисона возвестила труба; Смотритель поспешил выстроить почетный караул, такой же, как встречал Тора. Затем вся группа проследовала в замок.
Теризе никак не удавалось собраться с мыслями.
Саддит вместе с ужином принесла новости.
— Вы слышали, миледи? Оба, Файль и Армигит, прибыли в Орисон, оба потребовали аудиенции у короля Джойса. И обоим было отказано. — Служанка гордилась своими сведениями. — Говорят, что Файль привез письма от королевы Мадин и леди Торрент. И тем не менее получил отказ.
Судя по слухам, он воспринял этот отказ стоически. Армигит же вел себя совершенно иначе. Я и сама слышала его. Он бегал по коридорам, хватал за руку каждого, кто готов был его выслушать, и изливал на него свое негодование. — Она хмыкнула. — Я даже начинаю сомневаться, что он действительно взрослый мужчина, миледи.
Когда Саддит удалилась, Териза обнаружила, что все же пришла к какому-то решению. Король Джойс не желает встречаться с лордами провинций; он отказался даже получить весточку от жены. Он зашел слишком далеко. Мастер Эремис прав: положение дел таково, что Мордант может спасти только кто-то другой.
Ей следует отправиться к нему и поговорить с ним, рассказав все, что она знает.
Возможно, придется рассказать ему о тайных встречах с Мастером Квилоном и Знатоком Хэвелоком. Не для того, чтобы предать их, но лишь чтобы помочь Мастеру Эремису: эта информация позволит ему действовать более успешно.
Она приняла подобное решение потому, что хотела сделать хоть что-то полезное. Ей не хотелось всю свою жизнь так и оставаться пассивной. Ее присутствие здесь не имело никакого смысла — но пока она здесь, она будет делать хоть что-то, стараясь помочь. Помочь Джерадину, а также всему остальному Морданту. Джерадин был слишком ошеломлен, потрясен встречей с королем, и потому не в состоянии преодолеть свою былую неприязнь к Мастеру. Он был слеп по отношению к тому простому факту, который она видела ясно: Мастер Эремис был единственным человеком, способным объединить Гильдию и лордов против врагов Морданта.
Но она не думала о Джерадине — или о Морданте — когда пришла к окончательному решению. Она думала о том, как Мастер Эремис целовал и ласкал ее.
На следующее утро — после бессонной ночи — она проснулась рано. Вымылась. Вымыла и высушила волосы. Когда Саддит принесла завтрак, Териза обнаружила, что не может есть. Решив не рисковать бороться с подкатывающей тошнотой, она попросила служанку помочь ей надеть платье, которое она выбрала накануне вечером — нечто из розовато-лилового шелка, обтягивающее бедра и широкое в груди, с глубоким вырезом. Затем она отпустила Саддит до вечера, сказав, что собирается провести день в обществе леди Мисте.
Саддит при столь явной лжи лишь пожала плечами, довольно улыбнулась и ушла, словно у нее были свои планы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});