Читать интересную книгу Необыкновенное лето - Константин Федин

Кирилл обошёл цепь, выбрал себе место посредине и лёг. Все чаще он поглядывал на часы, и все медленнее, казалось, двигались стрелки.

Наступление должно было начаться правым флангом с северного холма. Хвалынскому отряду дана была задача перерезать дорогу из Репьёвки в лес и, развернувшись на запад, продвигаться садами к лесной опушке. К этому моменту приурочивалась атака Репьёвки в лоб цепью из-за большака, в расчёте уничтожить заслон мятежников, отрезанный хвалынцами в селе. Решающая третья часть операции возлагалась на левый фланг, которому предстояло выйти с юга лесом в тыл главной позиции противника.

Весь план представлялся Кириллу абсолютно ясным, и он настолько уже вгляделся в местность и примерил в ней все действия, что, по его убеждению, они не могли произойти иначе, нежели по плану.

Но чем ближе подходила минута, когда правофланговому отряду назначено было открыть огонь, тем беспокойнее становилось Кириллу. Дождь затушёвывал холмы, а лес уже отделяло от Репьёвки сплошное пасмурное полотнище. И, напряжённо глядя через бинокль на погост с потемневшими берёзами, Кирилл чувствовал, что требуется все больше и больше усилий, чтобы лежать неподвижно и не показывать красноармейцам своего беспокойства.

Знакомый голос прозвучал поблизости Извекова.

– А где комиссар?

Он, не приподнимаясь, повернулся на бок.

Ипат, держа одну винтовку за плечом, а другую – наперевес, вёл впереди себя безоружного Никона.

– К вам, товарищ комиссар, – сказал он громко, остановившись под дорожной насыпью и удерживая Никона за рукав.

– Ты как ушёл с позиции? – быстро спросил Извеков, не сразу поняв неожиданную сцену и удивляясь виду обоих бойцов.

В глазах Ипата, выпяченных и точно остеклённых, светилась безумная решимость. Он был бледен, голова его высоко вылезла из воротника гимнастёрки на обнажённой худой шее.

– Товарищ командир приказал доставить к вам дезертира Карнаухова на полное ваше решение.

– Как – дезертира?

– Да брось ты, – промямлил Никон, глядя в землю.

– Разрешите доложить?

– Скорей.

– Мне его беседы который раз сомнительны, товарищ комиссар. Тут в соседнем уезде его деревня недалеко, откуда он родом, Никон Карнаухов, товарищ комиссар.

– Короче.

– Я коротко. Он и говорит, что всю, мол, войну провоевал, цел остался, а тут, мол, к порогу родному дошёл – голову складать приходится. От кажного человека, говорит, какой ни на есть след останётся. Один скамеечку, заметь, сделает, другой ступеньки к речке откопает. А какое, говорит, от тебя наследство, кроме тухлого мяса?

– Да что он сделал-то? – нетерпеливо глянув на часы, поторопил Извеков.

– У меня один глаз, а я, думаю, тебя скрозь вижу! Ты, спрашиваю, в атаку пойдёшь либо нет? Сам, говорит, ступай. И облаял меня. А я, вишь, к себе в деревню пойду. Ах, ты так, думаю! Сейчас его винтовку – хвать! И говорю: нет, ты, дезертирская душа, не в деревню к себе пойдёшь, а к стенке! Вот куда! И прямо его к командиру. Командир мне приказание: доставь комиссару, как комиссар решит, так и будет. Расстрелять его, товарищ комиссар, к чёртовой матери! – ожесточённо кончил Ипат.

– Ну, ясно, а что же ещё? – сказал Кирилл, отворачиваясь и глядя через дорогу и потом – снова на часы.

– Ага! Слыхал? – устрашающе шагнул Ипат к Никону.

– Ты что? Перед боем вздумал товарищей предавать, а? – спросил Кирилл.

– Это все он выдумал, товарищ комиссар, – умоляюще сказал Никон. – Он горячий.

– Выдумал? – закричал обозлённо Ипат. – Ступеньки к речке выдумал?

– Он давно пужал нажаловаться. Не одобрял меня. Известно, спорили. Для одного разговора только, товарищ комиссар. Вроде в карты от скуки…

Никон держался на ногах неустойчиво, как человек в новых валенках, переминаясь, и лишь изредка с укором поднимал бегающие низко глаза на Ипата.

– Так, значит, в атаку, Карнаухов, не пойдёшь? – спросил Извеков.

– Как не пойти, товарищ комиссар! Служба! Не хуже Ипата солдатом был.

Кирилл хотел что-то сказать, но пулемётная очередь вопросительно разрезала насыщенное влагой пространство, оборвалась, и следом врассыпную защёлкала винтовочная стрельба. Били справа – это Кирилл тотчас уловил. Он только не понял направление огня. Он глубоко набрал в грудь воздуха и не сразу мог выдохнуть. Словно острая боль приостановила его сердце, и всё, что он видел, в этот миг приобрело удивительную зримость и чем-то особо ознаменованное выражение.

– А за кого ты бьёшься, я тебе говорил? – спросил Ипат снисходительнее, но с оттенком презрения. – За себя бьёшься. От нас пойдёт новый народ. Говорил я тебе, нет?

Кирилл обернулся. Будто из другого мира взглянув на этих бойцов, он повторил в уме последние расслышанные и непонятные слова и вдруг понял их: от нас пойдёт новый народ. Он спустился с насыпи.

– Если покажешь себя молодцом в бою – прощу, Карнаухов. Если нет – вини самого себя.

Он положил на плечо Ипату руку.

– Отдай ему винтовку. И смотри за ним. Передаю его тебе на поруки. А сейчас – бегом, на свои места!

– Я по-смотрю-у! – пропел Ипат с ликованием.

Кирилл уже не видел, как они оба, прижимая локтями закинутые за плечи винтовки, побежали солдатской рысцой вдоль линии стрелков.

В бинокле погост стоял по-прежнему, как застывший, но словно расчленённый на мельчайшие подробности, в которые упорно всматривался Кирилл. Он все хотел распознать направление стрельбы – куда били, по селу или по лесу? – и распознать никак не удавалось, особенно после того, как вразброд взялась отвечать на обстрел Репьёвка, а за ней – дружнее, но глуше – скрытая дождём лесная позиция банды.

Кирилл перевёл бинокль на село. Почти сейчас же, в нечаянную паузу стрельбы, до него долетели странные взвизгивания, и он увидел над полем, отделяющим шоссе от Репьёвки, мечущиеся чёрные стаи галок и грачей. Птицы врассыпную кружились над селом, отлетая от васильковых куполов церкви и возвращаясь к ним, и странный визг, соединённый с граем, все сильнее вплетался в ружейный треск и в короткие строчки пулемётного стука.

Все, что затем произошло, показалось Кириллу последовательным нарушением того плана, который он заранее так отчётливо себе представлял, хотя все время он старался выполнять его с неотступной точностью.

Хвалынский отряд поднялся с исходной позиции прежде положенного срока после начала обстрела. Кирилл различил на фоне берёз бегущие с холма по погосту маленькие фигуры, которые, спускаясь, исчезали в зелени садов. Этот момент должен был по плану определить начало атаки с большака. Но этот момент пришёл раньше, чем ждал Кирилл, и с мыслью, что все теперь не так, как нужно, он поднял над головой револьвер и, помахивая им и оглядывая вправо и влево свою цепь, прокричал: «Вперёд!» Голос показался ему совершенно непохожим на тот, который хотелось услышать. Выскочив на дорогу, Кирилл пересёк её, сбежал вниз, оглянулся, увидел высыпавших на шоссе, почудившихся ему страшно высокими и растерзанными в своих шинелях нараспашку, красноармейцев и закричал ещё раз: «Вперёд, за мной!»

Он побежал полем, держа револьвер над головой и прислушиваясь. Сзади и по сторонам от него раздавался топот грузных ног, вверху взвизгивали продолжавшие кружить птицы. Он не ощущал своего тела, хотя ноги непрерывно натыкались на борозды и кочки распаханного поля. Он что-то закричал опять и опять.

Уже добежали до половины поля, когда из-за репьёвских сараев ахнул по атакующим ружейный залп. Кирилл на бегу осмотрелся. Второй слева от него красноармеец мгновенно стал, точно налетев с разбега на незримое препятствие, сделал поворот всем корпусом назад и упал навзничь.

– Ложись! – крикнул Кирилл, махнув рукой книзу и падая. – Огонь по сараям!

Он ещё не успел докричать команды и не вся цепь ещё легла на землю, как в ответ на залп защёлкали, чаще и чаще, винтовки. Он выпустил всю обойму револьвера по какому-то амбарчику и заложил новую.

Ближний к нему стрелок – усатый, тяжёлый малый в фуражке, передвинутой козырьком на затылок, – сказал:

– По коноплям цельте. Ишь расступаются конопли!

Он отвернулся от Кирилла и крикнул спокойно, как кричат за общей работой:

– За коноплями гляди! На огородах!

Зоркость его озадачила Кирилла: он не сразу отыскал взглядом тёмные полосы конопляников, кое-где подымавшихся до крыш сараев. Но стрелки уже нащупали цель и вели по ней частый огонь.

Кирилл вдруг заметил человека, который прытко выскочил из-за угла строения и побежал через проулок. С никогда не бывалым физическим желанием охотника по зверю – не промахнуться! – Кирилл выцелил этого бегущего человека, но он мигом исчез. Вслед за ним так же быстро перебежали проулком двое других, потом ещё и ещё, и усатый малый, как будто разочарованно, сказал, щёлкая затвором:

– Тикают.

Кирилл вскочил на ноги и поднял цепь. Обгоняя его, красноармейцы добежали до огородов и, перекидывая ружья и сами перескакивая либо переваливаясь через заскрипевшие плетни, бросились по грядам, топча лопоухие кочаны капусты. Цепь все больше сгруживалась в кучки, устремляясь в проходы между сараев, с непрерывной стрельбой и возникшими без всякой команды грозно-отчаянными криками «ура».