Пороховой склад, который обычно ставится подальше от жилья, помещался внутри частокола, но постороннему глазу обнаружить его было невозможно, ибо это был глубокий погреб, стены которого были обмазаны глиной, смешанной с песком, соломой, сухим навозом и дроблеными камнями. Такая штукатурка, помимо чрезвычайной прочности, обладала свойством поглощать влагу, позволяя тем самым сохранить сухим драгоценный порох и другие боеприпасы.
Просторные сараи предназначались для гостей-индейцев: здесь они могли неспешно курить свои трубки, заниматься обменом или торговлей, а иногда и остаться на несколько дней, что часто было необходимым для раненых и больных.
Рядом стояли две баньки-«потельни». Переняв обычай «париться» у белых, индейцы к нему чрезвычайно пристрастились. Как и белые, они наглухо закрывались в обмазанном глиной сарайчике, бросая раскаленные камни в лохани с водой. От обжигающего пара перехватывало дыхание, и, насидевшись в нем до полного изнеможения, надо было выскочить в чем мать родила на снег или же окунуться в ледяную воду озера.
Наконец, как еще один признак спокойствия и процветания, царившего в Вапассу, виднелись хутора, окруженные садами, расположившиеся на некотором расстоянии от форта.
У каждой семьи, жившей отдельным хозяйством, была корова или свинья.
Население сильно разрослось, и, как прежде в Голдсборо, Анжелика уже не могла сказать, что знает в лицо и по имени всех жителей, особенно из тех, кто пришел сюда недавно, чтобы встать под голубой стяг с серебряным щитом графа де Пейрака.
Поэтому прежде всего обнялись с давними друзьями. Йонасы, Малапрады, шевалье де Поргани… Долгое отсутствие хозяев имения могло бы вызвать ссоры и беспорядки среди тех, кто оставался здесь предоставленным самому себе. Но Вапассу принадлежал к числу тех благословенных мест, где все улаживалось само собой, без видимых усилий и наилучшим образом, словно его хранили некие благодетельные силы.
Все, кто жил здесь, отличались терпеливым, ровным и жизнерадостным характером; люди здесь как бы вырастали, будто задавшись целью показать себя с лучшей стороны. Конечно, все они были разные, но каждый заслуживал уважения, и до сих пор здесь не появилось ни одной Бертиль Мерсело, «чтобы лить уксус в соус».
На исходе зимы, тяжко испытывающей людей, побуждая их к нетерпимости и склокам, не только все остались живы, но почувствовали себя еще более сплоченными, еще более выросло их взаимное уважение.
В Вапассу люди жили на свободной земле. Каждый был уверен, что с его мнением будут считаться, и такая терпимость никому не была в тягость.
Стараясь не задеть чувства и убеждения своего ближнего, все старались как можно сдержаннее и скромнее исполнять предписанные своей религией обряды.
Местные католики избрали для отправления службы довольно пожилого дьякона, и тот, прежде чем приступить к строительству часовни, обсудил этот вопрос с реформатами, дабы их слух как можно меньше тревожили гимны и проповеди католической литургии.
Но реформатам из Вапассу и не такое приходилось переживать. В маленьком форте во время первой зимовки они теснились в одной комнате с иезуитом отцом Массера, который служил мессу каждое утро!
Эльвира, племянница Йонасов, гугентов из Ла-Рошели, вышла замуж за католика Гектора Малапрада. Они оба сочли, что разная вера не может служить препятствием для их чудесной любви, ибо они принадлежали к католической и протестантской религии скорее по рождению, нежели по убеждению — и они заключили брак перед Богом и людьми, вписав свои имена в официальный регистр супружеских пар Вапассу, в присутствии графа де Пейрака, признанного всеми вождя и властителя форта, а также получив благословение (Эльвира — от господина Йонаса, Гектор — от отца Массера) во время службы, которую они слушали, стоя рука об руку на пороге.
Таково было умонастроение людей в Вапассу.
И царившая здесь свобода совести ничем не была омрачена. Люди разных вероисповеданий с одинаковым рвением трудились во имя Господа, ибо каждый день они отвоевывали клочок языческой земли, спасая его от дикости, и созидали для невинных детей своих такое место, где им ну будет грозить произвол, где не будут они — еще до своего рождения — обречены на тюрьму или изгнание.
На общем совете было решено, что в каждом крыле главного здания будет отведено по комнате для католиков и реформаторов: в одной будут служить мессу, а в другой — собираться для совместной молитвы и пения псалмов под руководством господина Йонаса, в котором все протестанты Вапассу единодушно признали своего духовного вождя.
Благочестие, демонстрируемое представителями обеих религий, не только не отдаляло их друг от друга, но, напротив, действовало самым успокоительным образом. Большинство приехавших сюда людей сильно натерпелось от сектантской нетерпимости и изуверского фанатизма, но это не означало, что они не желали строжайшего соблюдения обрядов.
Вдали от взглядов тех, кто мог бы их принудить к жесткому противостоянию, они по взаимному молчаливому согласию проявляли снисходительность и благодушие.
И когда в большой общей зале, куда все собирались зимой после окончания работы, сидевший у очага мэтр Йонас открывал Библию, не кто иной, как итальянец Поргани, ревностный непреклонный католик, частенько просил его почитать вслух и слушал с видимым удовольствием, попыхивая своей длинной трубкой.
В этом году в Вапассу должен был появиться пастор. Он был племянником господина Бокера, также священнослужителя; ему было около тридцати лет, но он уже овдовел, оставшись с десятилетним сыном. Родом из западной Франции, из Они или Вандеи, он потерял жену во время «войны за отречение», совершенно опустошившей эти гугенотские земли: драгуны короля, «миссионеры в сапогах», изнасиловали несчастную женщину, а потом бросили ее в колодец… Сам молодой пастор укрылся с сыном в Ла-Рошели, а затем вместе с дядей, пастором Бокером, его дочерью Абигаль и мужем кузины Габриелем Берном бежал в Америку…
В Голдсборо он долго не снимал траур, но затем женился на одной из миловидных дочерей мадам Карер. Молодая пара решила начать новую жизнь, став пионерами.
В Вапассу уже была настоящая осень. Улетели аисты, утки, белые гуси, казарки, осенив небо своими крестами из черных точек.
Пчелы расположили свои гнезда на верхних ветках деревьев — верный знак, что предстоит холодная зима.
Мадам Йонас поспешила показать Анжелике, сколько удалось собрать припасов на зиму: все, кто мог, занимались сбором плодов в лесу и работали на огородах и в поле.
Удалось набрать много лесной ягоды, диких вишен, карликовых груш, орехов, желудей, а также различных грибов; все это сушилось теперь на тонких прочных нитях, подвешенных в виде четок к балкам на потолке.