- Да.
- Оттовио вернется к роли цепной марионетки регентов.
- Так и будет.
- А… я? – голос Курцио все же чуть-чуть дрогнул, самую малость, но выдал разочарование и, пожалуй, обиду.
- Мы найдем тебе применение, соответствующее проявленным талантам. И для начала ты организуешь покушение на императора.
- Да вы… - чуть не задохнулся Курцио, затем осекся. – Ну да, конечно… Чтобы разграбить Церковь Пантократора, нужен повод. Неудачное покушение, нити от которого приведут к церковникам?
- К Демиургам, - поправила его глава Совета Золота и Серебра. – Эту секту должно не просто репрессировать, но истребить до последнего человека. С прочими иерархами мы договоримся, так или иначе. Но Демиургам следует исчезнуть.
- И, судя по тому, что я услышал, гетайрам тоже?
- Истинно так, - одобрительно кивнула женщина, стараясь не потревожить шляпу. – Всю защиту, что ему требуется, императору обеспечат его верные и достойные подданные Алеинсэ. А ваши игрушечные солдатики могут смутить юный, неокрепший разум. Внушить Оттовио нездоровые мысли, побудить к неосмотрительным решениям.
- Молодые герои погибают, защищая императора от коварных убийц, - Курцио постучал тростью о пол. – Что ж, красивое решение.
- Рада, что ты оценил. А теперь… - Юло чуть пошатнулась, как очень уставший человек, которого подводят ноги.
- Нездоровится? – заботливо спросил Курцио. Женщина промолчала, выпрямившись опять, что впрочем, было едва заметно под капустными слоями одежды.
- Эй, вы, - Курцио властно махнул рукой, приказывая телохранителям. – Госпожа чувствует недомогание!
Оба звероподобных бойца шагнули в сторону собеседников. Курцио же наоборот, отступил и оперся на трость, демонстрируя, что безоружен и совершенно не препятствует охране исполнять долг. Сапоги охранников мягко ступали по навощенному паркету.
- Быстрее! – властно поторопил эмиссар.
- Хватит, - прорычала женщина. – У меня нет…
Она глянула в холодные, безжизненные глаза Курцио и поняла, что происходит. Юла открыла рот, начала поднимать руку, намереваясь что-то сказать, однако не успела – ослабевшие члены отказывались повиноваться, наливались сонной тяжестью, а бойцы подошли уже вплотную, их подгоняло осознание, что с хозяйкой происходит непонятное.
Первого Курцио ударил в висок тростью, которая благодаря прочности, а также металлической отделке, служила еще и отличной дубинкой. Не убил и даже не проломил кость, но крепко оглушил, заставив упасть на колено. Второй противник успел реагировать и схватился за рукоять меча. Бойцу хватило бы мгновения, чтобы извлечь оружие, но эмиссар оказался чуть быстрее, он устремил наконечник трости в лицо противнику и нажал скрытый рычаг. Мощная пружина, усиленная дополнительно небольшим волшебством, метнула ствол вперед и попала в нос телохранителю. Хлынула кровь, боец пошатнулся, закрывая лицо рукой, а Курцио быстро шагнул вперед и одним взмахом скрытого – а теперь, соответственно, открытого – клинка пронзил оппоненту горло. Еще несколько мгновений понадобилось, чтобы прикончить первого телохранителя, классическим ударом сверху вниз, у ключицы, как раненого гладиатора.
Юло отступила на дрожащих, плохо повинующихся ногах, ее мокрые губы подрагивали, глаза расширились в гримасе неподдельного страха.
- Паршивое… отродье… Монвузенов, - прошипела женщина. – Грязная кровь… большой земли.
Убийца быстро вытер клинок о куртку мертвеца, обозначил салют единственной свидетельнице стремительного поединка.
- Все почему-то забывают, что я три года отходил на галере, которая охотилась за пиратами, - светски сообщил эмиссар. – Закончил службу старшим в абордажной команде. Полезный опыт, пригождается редко, однако по-крупному.
Юло схватилась за краешек стола, пытаясь удержаться на ногах.
- Отравил… паскуда… - просипела она.
- О, нет, - заботливо опроверг поклеп мужчина, подхватывая ее под руку. – Ни в коем случае. Хотя с другой стороны, как посмотреть. В конце концов, разница между ядом и не-ядом лишь в концентрации.
Курцио помог ей дойти, вернее силком сопроводил к низенькой тахте с двумя валиками, набитыми мягчайшей шерстью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Я не рискнул обманывать твой перстень-ядолов. Кроме того надеялся до последнего, что вы не передумали, а я дую на воду. И наконец, смерть от яда – не эстетично, да и слишком заметно. Посиневшее лицо, язык распухает, красные глаза... Нет, это не годится. Поэтому я добавил лишь немного снотворного в питье. Пойди разговор в правильном направлении, ты испытала бы желание отдохнуть, вполне естественное для человека нашего возраста и твоих забот. Не более того. Но, увы… чаяниям свойственно не сбываться.
- Сволочь, - прошептала женщина, пытаясь сопротивляться, но безуспешно. Курцио с мягкой настойчивостью уложил ее на тахту, стараясь, чтобы позолоченные ногти жертвы не сломались о твердое, например пуговицу или пряжку.
- Мне жаль, подруга, - очень серьезно, вполне искренне вымолвил Курцио, нависая над женщиной. Он взял подушку, крепко сжал в руках, обманчиво кажущихся мягкими, изнеженными.
- В самом деле, жаль. Я бы предпочел другой исход.
- Тебя… накажут, - выдохнула она. – Не скрыть…
- Это да, - согласился Курцио. – Но я и не собирался все скрывать. Нужно лишь выиграть немного времени. Пусть ждут, что сейчас я начну интриговать, стараясь утопить бывших подельников и отвоевать новое место, не упав слишком низко. А мы начнем действовать. Да…
Он оглянулся на трупы
- С ними придется повозиться, убрать кровь. Но это, в конце концов, простое мясо. Его быстро не хватятся. Главное, чтобы на тебе не было следов. А их не будет. Хватил удар, случается, увы, даже с лучшими из нас.
– Двое не простят, - сделала еще одну отчаянную попытку женщина.
- Ты опоздала, - слабо улыбнулся Курцио. – Вчера я вошел в истинную веру. Пантократор велик, и нет другого бога над Ойкуменой. Он простит мне борьбу с язычниками, коварно злоумышляющими против Императора и Церкви.
Юло задохнулась от подобного святотатства, выпучила и без того выкаченные глаза. Захрипела, не в силах молвить что-то связное.
- Увы, традиционного платка у меня все равно нет. Да и вряд ли по чину его тут использовать, все-таки я не экзекутор Совета. Обойдемся чем-нибудь попроще.
Курцио замолчал, поняв, что боится. Все-таки боится и болтовней оттягивает момент, после которого пути назад не будет. Юло посмотрела на своего убийцу снизу вверх и прошептала, уже не надеясь выиграть жизнь, одно слово:
- Почему…
В голосе женщины осталась лишь тоскливая обреченность, капля достоинства на пороге неминуемой смерти. И непонимание. Курцио спешил, была дорога каждая минута, однако немного искренности – то, что он мог подарить единственному человеку, которого, пусть и с натяжкой, звал другом детства.
- Мне надоело быть игрушечным рыцарем – достают из ящика, чтобы поиграть, а затем бросают обратно, едва игра наскучила. Никто не ценит мою работу, никто не собирается дать мне награду, достойную трудов. Я долго терпел и надеялся. Но сейчас…
Лицо бывшего двоебожника, а теперь верного прихожанина Церкви Единого, исказилось злой гримасой.
- Сначала вы превратили заговор в жестокий балаган, убив Готдуа. Но я исправил ваши ошибки, я подарил семье новую Империю, которой мы могли бы править напрямую, как хозяева нового мира. А вы… снова испоганили все. Алеинсэ так и остались… лавочниками. Просто очень богатыми. Вы подожгли улицу, чтобы не платить налог на дом. И я понял, что с меня хватит. Не стану больше ловить жалко протянутой ладонью крошки с господского стола. Семья держит меня за батрака? Пусть. Но есть люди, которые считают меня ровней себе. И есть господин, который ценит мою верность и ум. Мы сохраним Империю. Но уже без вас.
- Ты…
Но Курцио больше не слушал. Закончив короткую речь, полную долго вынашиваемой, свирепой злости, он бросил последний взгляд на такое знакомое лицо главы Совета Золота и Серебра. Лицо единственной девчонки, которая дружила с юным и нищим Мальтом…