«Они ничего не взяли, — ответил я. — Я шел за ними по пятам, а потом убил всех троих. Ты ведь читала в газетах, что их зарезали одного за другим их же собственным оружием. Ты можешь мне не верить, но, ради всего святого, продолжай рассказывать. Я хочу знать о Грегори и Эстер все. Ты думаешь, он ее убил?»
«Я точно знаю. — Она помрачнела. — Мне кажется, он ошибается относительно ожерелья. Подозреваю, она отвезла куда-то бриллианты еще до того, как отправилась в магазин. А если так, то ожерелье находится сейчас у кого-то, и этот кто-то знает, что все разговоры о краже — ложь. Беда в том, что я не могу связаться с этим человеком».
Рассказ Рашели заинтриговал меня.
Однако ее вновь охватило желание, и она принялась пристально разглядывать меня с ног до головы. Глубоко засевшая в ее душе скорбь по умершей дочери боролась с естественной человеческой потребностью в любви и ласке.
Мне это нравилось.
В определенном состоянии я мало чем отличаюсь внешне от нормального человека, и люди видят меня таким, каким я был при жизни. Они обращают внимание на мой широкий лоб, черные брови, имеющие обыкновение изгибаться, взлетать вверх и сходиться над переносицей, даже когда я улыбаюсь, на пухлые по-детски губы и упрямый квадратный подбородок. Иными словами, они видят перед собой волевое лицо мужчины с чертами ребенка и живой улыбкой.
Моя внешность произвела на Рашель большое впечатление, но на меня опять нахлынули воспоминания: люди из далекого прошлого переговариваются между собой, обсуждают нечто крайне важное, и один из них говорит: «Если так суждено, разве найдем мы кого-то прекраснее? Разве отыщется юноша, более похожий на бога?»
Машина, набирая скорость, мчалась по пустынным улицам. Я не слышал рокота других моторов. Высокие, стройные деревья вдоль дороги тихо шелестели, словно предлагая себя в жертву величественным зданиям. Вокруг раскинулось царство металла и камня, и хрупкие листочки под ветром казались особенно маленькими и беззащитными.
Машина продолжала ускоряться. Мы выехали на широкую дорогу, где запахи реки ощущались еще сильнее. Едва различимый сладкий аромат свежей воды вызвал во мне нестерпимую жажду. А ведь я уже проезжал неподалеку от реки вместе с Грегори, но тогда ничего подобного не почувствовал. Значит, теперь мое тело стало действительно сильным.
«Кем бы ты ни был, — заговорила Рашель, — знай одно: если мы доберемся до самолета, а я надеюсь, нам это удастся, ты больше никогда и ни в чем не будешь нуждаться».
«Расскажи мне об ожерелье», — мягко попросил я.
«Прошлое Грегори покрыто мраком, и мне о нем ничего не известно. А Эстер случайно кое-что узнала. И помогло ей ожерелье. Она купила его у какого-то хасида, как две капли воды похожего на Грегори. Более того, он заявил, что они и правда братья-близнецы».
«Ну конечно, это Натан! — воскликнул я. — Хасид, торговец бриллиантами. Наверняка это он».
«Натан? Ты знаешь его?» — удивилась Рашель.
Я покачал головой.
«Нет, не знаю. Но я знаю их деда, ребе. Грегори ходил к нему и требовал объяснить, что означали последние слова Эстер».
«А кто такой этот ребе?» — спросила она.
«Дед Грегори. Его имя Авраам, но все называют его ребе. Послушай, ты говоришь, Эстер узнала что-то. Наверное, что он из большой семьи, живущей в Бруклине».
«Это действительно большая семья?»
«Да, очень, — кивнул я. — Многочисленный клан хасидов, целое племя. Ты действительно ничего о них не знаешь?»
Рашель откинулась на спинку сиденья.
«Я слышала, как они ссорились, и догадалась, что речь шла о семье. Но ничего конкретного. Они с Грегори спорили о чем-то. Нет, она не говорила, что купила ожерелье у его брата Натана. Боже, так вот в чем состояла тайна! Всего-то! Неужели он убил ее только потому, что она узнала о существовании его брата? Его семьи?»
«Все не так просто», — заметил я.
«А в чем дело?» — насторожилась она.
«Почему Грегори так тщательно хранил свой секрет? — задумчиво произнес я. — Когда я вместе с ним был в доме старика, именно он, ребе, умолял внука не открывать тайну. Ну не хасиды же убили Эстер! Глупо даже предположить такое».
Рашель ошеломленно молчала.
Машина промчалась по мосту и теперь углублялась в ужасный район, застроенный многоэтажными кирпичными домами. Унылую картину усугублял тусклый свет фонарей.
Рашель погрузилась в размышления и слегка покачала головой.
«А почему ты оказался вместе с Грегори и этим… ребе?» — вдруг спросила она.
«Грегори пришел к нему выяснить, о чем говорила Эстер перед смертью. Ребе знал. У ребе хранился прах. А теперь прахом владеет Грегори. Мое имя — Служитель праха. Ребе продал мой прах Грегори и взял с него обещание никогда не видеться с Натаном. А еще он запретил внуку даже близко подходить к членам клана и упоминать о своем родстве с ними, о том, где он вырос. Ребе не желал иметь ничего общего с Храмом божественного разума».
«Господи!» — воскликнула Рашель, буквально впиваясь в меня взглядом.
«Пойми, ребе не вызывал меня. Он вообще не желал моего присутствия, а тем более вмешательства. Но он всю жизнь был хранителем праха. Как я узнал из их беседы, он получил прах от своего отца еще в Польше, в конце прошлого века. Я же все это время спал в шкатулке с костями».
«Ты сам веришь всему, что говоришь? — потрясенно выдохнула она. — Неужели ты допускаешь, что это правда?»
«Расскажи мне об Эстер и Натане», — попросил я.
«Вернувшись домой, Эстер поссорилась с Грегори, — начала Рашель. — Она кричала, что если у него есть родные по ту сторону моста, он должен помириться с ними, потому что брат искренне его любит. Я не придала значения ее словам. Потом она пришла ко мне и поделилась тем, что узнала. Я ответила, что если и были в его родне хасиды, то очень давно, и едва ли он с тех пор слышал кадиш. Я тогда была напичкана лекарствами и плохо себя чувствовала. А Грегори кипел от ярости. Но они и раньше ссорились. И он… Он причастен к ее смерти. Я уверена. А ожерелье… Она никогда не надела бы его днем».
«Почему?» — удивился я.
«Это же элементарно. Эстер воспитывалась в лучших школах и лишь недавно дебютировала в обществе. Бриллианты положено надевать после шести вечера, так что она ни за что не появилась бы в полдень на Пятой авеню с бриллиантовым ожерельем на шее. Это неприлично. Но почему он так с ней поступил? Почему? Неужели дело действительно в его семье? Нет, не понимаю. И почему он все время твердит о бриллиантах? Зачем уделять им столько внимания?»
«Продолжай, пожалуйста, — попросил я. — Я начинаю что-то понимать. Корабли, самолеты, прошлое, покрытое завесой тайны, которую не хочет приоткрывать Грегори и стремятся сохранить хасиды… Я начинаю понимать, но пока неотчетливо…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});