Поскольку полные записи Жоссана хранятся в архивах Конгрегации Святого сердца в Риме, легко убедиться, что епископ не последовал совету Крофта, не предложил Меторо повторить свою пятнадцатидневную декламацию. Текст Меторо насчитывает десятки тысяч слов («больше двухсот страниц»), и Жоссану было трудно математически согласовать это с весьма ограниченным числом знаков ронго-ронго на пяти маленьких дощечках. Хитроумный Меторо вышел из положения, заявив, что большинство слов не записано, что они невидимы. Но достаточно одного взгляда на «словарь», составленный в итоге Жоссаном, чтобы убедиться, что и это объяснение не оправдывает Меторо. Он настолько непоследователен, что подчас дает совершенно разные толкования одного и того же знака, а подчас одинаково толкует больше десятка различных символов. Так, у него пять разных знаков ронго-ронго обозначают фарфор — материал, совершенно незнакомый исконным пасхальцам. Один знак переводится: «он открывает фарфоровую супницу». Другой: «три мудрых короля». Нет сомнения, что в большинстве случаев Меторо толковал знаки соответственно тому, что они ему напоминали. И вот один знак переведен: «глаза ракообразного», другой: «разрезанное пополам ракообразное». Есть даже знак, будто бы означающий: «лодка, которая хорошо качается с человеком и перьями». Другие, опять-таки по признаку сходства, истолкованы так: «птица с тремя глазами»; «птица с двумя головами»; «птица с двумя хвостами»; «рыба с двумя хвостами»; «человек с двумя головами»; «человек с двумя шишками на голове»; «человек без головы»; «человек в звезде»; «бог, покоящийся на пекторали»; «он надает, раненный в правую руку наконечником копья»; «он исцеляет, держа красный ямс», и так далее.
После Жоссана два автора объявляли, будто им удалось расшифровать письменность ронго-ронго. Первый из них — доктор А. Керролл (1892, с. 103–106, 233–253). Явно вдохновленный текстами, которые пасхальцы исполняли нараспев, «читая» дощечки Томсону (1889, с. 526–532), он под видом того, что сам сумел прочесть дощечку, просто повторил уже записанное предание о том, что первый пасхальский король приплыл со стороны Южной Америки, взяв курс на заходящее солнце. Когда доктора Керролли попросили объяснить, как ему удалось расшифровать письмена, он уклонился от ответа, В не столь давние времена доктор Т. Бартель (1958 а, с. 61–68) привлек внимание мировой общественности, возвестив, что им расшифрованы письмена на пасхальских дощечках. Бартель «прочел» версию, прямо противоположную изложенной Керроллом, у него дощечки будто бы сообщают, что первые поселенцы прибыли на Пасху с полинезийского острова Раиатеа примерно в X IV веке. Хотя серьезность попыток Бартеля, опубликованных в том же году в виде объемистого тома с таблицами и вычислениями (Barthel, 1958 b), не подлежит сомнению, о ценности его толкования можно судить по тому, что он занимался дешифровкой на основе неопубликованной тетради епископа Жоссана с текстом, который состряпал Меторо. Когда работавшие на Пасхе археологи Меллой, Шельсволд и Смит (American anthropologist, v. 66, p. 148–149) предложили Бартелю опубликовать дословный перевод хотя бы одной дощечки, он, как и Керролл до него, промолчал. А представь он перевод дощечки, вместо того чтобы приблизительно пересказывать содержание, было бы легко произвести проверку сопоставлением с тождественными знаками на других дощечках [6].
Как показали русские исследователи ронго-ронго (Кнорозов, 1964 а, с. 4; Кондратов, 1965, с. 407), пасхальские письмена по-прежнему остаются нерасшифрованными. Истина несомненно заключается в том, что, как говорит Кпорозов, умение читать пасхальские дощечки ронго-ронго было утрачено со смертью последнего знавшего их секрет пасхальца, еще до прибытия миссионеров.
Однако здесь нас занимает не столько утраченное искусство писания и чтения ронго-ронго, сколько сохранившееся до наших дней проявление искусства, воплощенное в каждом из гравированных символов.
Некоторые образцы дощечек показаны на фото 45, 46 а, 58, 59. Выгравированы только контуры отдельных фигур, оконтуренные плоскости не тронуты, никаких намеков на глаза или иные детали. Рот есть только на профильных изображениях, и он широко открыт. Уши, когда они изображены, — большие, торчащие. Число пальцев, если они обозначены, ограничено тремя (не считая большого). Крылатых птицечеловеков можно разделить на две основные категории: с птичьей головой и с человеческой головой. Голова человека всегда показана анфас. Птичья голова всегда вырезана в профиль; у некоторых птиц клюв примой, у других широкий, сильно изогнутый, как у орла или кондора. Только хищным птицам присущи клювы, как на идеограммах ронго-ронго, а они не водятся ни на Пасхе, ни в какой-либо другой части Полинезии. Человеческие головы обычно треугольные или четырехугольные; нередко они выполнены в виде пирамиды с двумя торчащими вбок острыми рогами. А иногда головы приобретают чисто абстрактный или чудовищный вид. Часто человеческое туловище — с руками или с крыльями — увенчано профильным изображением круглой головы свирепого зверя. При этом разинутая пасть так велика, что ее уголок доходит до середины головы; ни носа, ни подбородка у этой твари нет. Судя по тому, что звериная голова с разинутой пастью фигурирует так же часто, как птичьи и человеческие головы, творец письменности явно придавал ей большое значение. Ее же видим у четвероногой твари, единственного млекопитающего, представленного среди пасхальских идеограмм. Когда это животное показано целиком, у него длинные согнутые ноги, спина выгнута горбом, живот втянут и оно напоминает кошку с оскаленной пастью (рис. 46). Легко опознаются некоторые представители морской фауны; чаще всего изображена рыба. Довольно много двуглавых тварей. У млекопитающего с разинутой пастью, у птицы с орлиным клювом, у длинноухого человека нередко раздвоенная шея венчается двумя головами. Представлен звездообразный символ солнца; на некоторых идеограммах у птицы или птицечеловека солнце на месте головы. Поддающихся определению изделий очень мало; самые важные — описанное выше нагрудное украшение реи-миро и жезлы или типичные для Пасхи связки перьев в руках у многих фигурок. Однако подавляющее большинство символов абстрактные, хотя и украшенные головами или конечностями, заимствованными у немногих, постоянно повторяющихся существ, которые названы выше. Если отвлечься от присущей Среднему периоду орнаментации идеограмм и рассматривать остающиеся контуры, это, возможно, позволит нам составить себе более верное представление о первоначальном виде многих знаков.
Возможное происхождение. С тех пор как епископ Жоссан (1893) опубликовал свой каталог, будто бы раскрывающий смысл некоторых знаков ронго-ронго, а епископ де Арлез (1895–1896; 1896) усомнился в верности его толкований и даже в том, что речь идет о письменности, дискуссия ведется вокруг двух основных тем: проблемы происхождения и проблемы толкования. Гипотезы происхождения пасхальских ронго-ронго столь же многочисленны, сколь разнообразны.