Читать интересную книгу Последняя тайна храма - Пол Сассман

– Йехуда Милан – Галин отец.

Они волновались, что их решение опечалит старика, однако, когда они рассказали ему, он лишь кивнул и загадочно улыбнулся.

– Нашей обязанностью было хранить светильник и поведать о нем, когда придет предреченный час, – тихим голосом сказал он. – Мы ее выполнили. Иное не в нашей власти.

Снаружи послышался топот, и в синагогу вбежал маленький мальчик. Старик прижал его к себе и положил руку ему на плечо.

– Что будете теперь делать? – спросил Халифа.

– Теперь? – Старик пожал плечами. – Будем жить здесь, как и прежде.

– А как же светильник? Что будет с ним?

– Светильник останется на своем месте, и мы будем продолжать его охранять, пока на то будет воля Божья. Пока горят его свечи, в мире остается свет, какие бы темные вещи ни происходили.

Мальчик дернул дедушку за платье и, привстав на цыпочки, прошептал ему что-то на ухо. Старик захихикал и поцеловал внука в лоб.

– Он говорит, что, когда я умру и он станет хранителем, вы сможете приходить и смотреть на светильник, когда захотите.

Следователи засмеялись.

– Да пребудет с вами Господь, друзья мои! Свет меноры отныне горит в ваших сердцах. И пусть он никогда не угаснет.

Он взглянул им в глаза, и они почувствовали, будто парят в невесомости; затем, кивнув, старик взял под руку мальчика и удалился в тень под деревянной галерей, исчезнув так незаметно, словно никогда и не существовал.

Выходя из синагоги, Бен-Рой провел ладонью по голове.

– Мое ухо… Оно зажило, – сказал он.

Каир

– Просьба всем пассажирам, вылетающим рейсом четыреста тридцать первым компании «Иджипт эйр» в Асуан через Луксор, проследовать на посадку!

Было шесть часов вечера, когда Халифа наконец приехал в аэропорт. Он хотел лететь более ранним рейсом, но Зенаб, узнав, что он в Каире, уговорила его воспользоваться случаем и провести день в компании каирских приятелей. Халифа последовал ее совету и позавтракал с их старыми друзьями Тавфиком и Наваль в «Гроппис»[90] на Мидан Талаат Харб, затем встретился с профессором аль-Хабиби, который накануне вернулся из Европы, а напоследок еще раз посидел в «Гроппис», с другом детства, толстяком Абдулой Вассами, одолевшим, в подтверждение своего прозвища, шесть эклеров, три басбузы[91] и шесть ломтиков пропитанного медом катифа[92] («Ну, пожалуй, и хватит, – объявил он с видом, полным кротости. – Надо же еще место оставить для ужина!»).

И вот Халифа ехал домой.

– Просьба всем пассажирам рейса четыреста тридцать один компании «Иджипт эйр», следующим в Асуан через Луксор, немедленно проследовать на посадку!

По ту сторону ограждений паспортного контроля суетились опаздывавшие пассажиры, спешившие через стеклянные двери к автобусу, который отвозил их к трапу самолета. Халифа вертелся на месте, разыскивая Бен-Роя, с которым договорился встретиться под главным табло в зале вылетов (рейс израильтянина был в восемь часов). Тут же толпилась большая группа английских туристок, все в одинаковых сомбреро. Арие, однако, видно не было. Халифа подождал еще минуту, затем, после очередного объявления посадки на его рейс, двинулся к пункту проверки.

– Халифа!

Израильтянин пробивался сквозь плотное скопление англичанок, держа в руках по огромному целлофановому пакету. Египтянин обернулся и пошел ему навстречу.

– Думал, ты уже не успеешь.

– Да все никак не мог найти проклятый терминал!

Бен-Рой поставил пакеты на пол, вытер тыльной стороной ладони запотевший лоб и, вытащив серебряную фляжку, отвинтил крышку и поднес к губам. Убирая ее обратно, он заметил укоризненный взгляд Халифы.

– Зря дуешься! – защитился Бен-Рой. – Обычный настой гибискуса. Как вы его называете?

– Каркадайя?

– Он самый. Отлично освежает. Подумал, надо бы подстегнуть старый драндулет!

Халифа не понял последнее слово, хотя смысл фразы уяснил и улыбнулся. Наступила напряженная пауза, которую никто из них не знал, как прервать. Халифа опустил глаза на пакеты Бен-Роя.

– Детские раскраски? – с удивлением спросил он.

– Что? А, да. Распродажа была, решил купить, когда гулял по городу. Подарю одной знакомой учительнице, она работает в экспериментальной школе, где вместе обучаются палестинские и израильские ребята. А денег у них не хватает… – Израильтянин внезапно прервался, смутившись. – Ну, в общем, я подумал, ей пригодится.

Халифа кивнул.

– Она красивая, эта учительница?

– Да, очень. У нее такие длинные волосы и… – Бен-Рой снова запнулся на полуслове, рассерженно заметив, что попался в хитро расставленные сети. – Засранец ты. Халифа!

В его интонации не было и тени злости, а за сердитым взглядом скрывался игривый блеск. Снова раздался звуковой сигнал объявлений.

– Внимание! Просьба всем оставшимся пассажирам, вылетающим рейсом четыреста тридцать первым компании «Иджипт эйр» в Асуан через Луксор, немедленно проследовать на посадку!

– Меня зовут, – сказал Халифа.

Бен-Рой молчал, топчась на одном месте, затем протянул руку и сказал по-арабски:

– Ма-салям, сахеб![93]

Халифа рассмеялся.

– Разве ты не говорил, что не знаешь арабского?

– Не знаю. Просто спросил в посольстве, – ответил Бен-Рой, сконфузившись. – Так… из вежливости.

Халифа пожал протянутую израильтянином руку.

– Шалом, хавер![94]

На этот раз уже Бен-Рой захихикал.

– А разве ты не говорил, что не знаешь иврит?

– Посмотрел в разговорнике, – сказал Халифа. – Так… из вежливости.

Они смотрели некоторое время друг другу в глаза, не выпуская ладоней, затем еще раз попрощались и пошли в разные стороны. Халифа уже преодолел посадочный контроль, когда за его спиной послышался знакомый громкий голос:

– Стой! Стой!

Он вернулся за ограждения.

– Я башку свою забуду в этой суматохе! – проскрежетал Бен-Рой, копаясь в пакете. – Вот, твоей жене и детям. – Он протянул маленький сверток. – Халва, наша национальная сладость. Купил в посольстве.

Египтянин начал протестовать, но Бен-Рой замахал руками, отказываясь забирать подарок, и достал маленькую упаковку в коричневой бумаге размером со спичечный коробок.

– А это тебе. Сувенир на память.

Халифа упрямо отнекивался, однако Бен-Рой подошел к нему вплотную и всунул коробочку в карман. Они смотрели друг на друга, удерживаясь от того, что было естественным и все же казалось неуместным; наконец, собравшись с духом, Бен-Рой поднял руки и заключил смотревшегося рядом с ним совсем низеньким Халифу в плотные объятия.

– Я буду вспоминать тебя, наглый мусульманский подонок!

Халифа улыбнулся, упираясь головой в массивную грудь израильтянина.

– Я тоже, вонючий еврейский ублюдок!

Они постояли немного, обнимая друг друга, затем разомкнули объятия и, не оборачиваясь, разошлись.

Аэробус набрал высоту и взял курс на юг, когда Халифа, откинувшись на сиденье и радостно думая о близкой встрече с семьей, достал подарок Бен-Роя. Впрочем, он и так догадывался, что лежит в упаковке. Сорвав бумажную обертку, инспектор снял крышечку с коробки и увидел на кусочке ткани маленькую серебряную менору, ту самую, которую Бен-Рой носил на шее. Халифа подбросил ее на ладони, улыбнулся и, сжав в кулак, прислонился к иллюминатору, глядя на узкую нить Нила – крошечный синий канал, несущий надежду жителям суровых пустынных земель.

Иерусалим

Несколько тысяч человек собрались в этот день на широком ступенчатом амфитеатре между улицей Султана Сулеймана и Дамасскими воротами. Мужчины и женщины, старики и дети, израильтяне и палестинцы стояли плечом другу к другу, держа в руках зажженные свечи, флаги, плакаты, фотографии в черных рамках с портретами близких, ставших жертвой розни между народами-соседями. Глаза людей были устремлены на наспех сколоченную трибуну перед воротами, где у одного микрофона стояли двое мужчин: один был в белой ермолке, другой – в черно-белой куфии. Собравшиеся вели себя спокойно, внимательно прислушиваясь к словам ораторов и лишь время от времени прерывая их речь шумными аплодисментами.

Резко выделяясь в толпе своим мертвенно-бледным лицом, Юнис Абу Джиш медленно протискивался сквозь густые ряды, придерживая надетый под куртку жилет со взрывчаткой. Следуя полученной инструкции, он сначала подошел к телефону-автомату на пересечении улиц Абу Талиб и Ибн Халдун, где подчиненные аль-Мулатхама отдали ему последние приказы: взять на заброшенной стройплощадке жилет, пройти в нем к Дамасским воротам, как можно ближе к трибуне, и потянуть шнур взрывного механизма.

– Аллах акбар, – шептал Юнис, осторожно, чтобы не растрясти взрывчатку, пробираясь между людьми. – Аллах акбар, Аллах акбар, Аллах акбар.

Между тем ораторы сменяли друг друга у микрофона, их голоса звучали все громче, решительнее, слова эхом разносились по площади: