** ** **
Ко мне уже никто не ездит. Нет смысла. Все, что можно решить, подписывая документы, я делаю, но нет никакого желания видеть эти лица, поддерживать пустые разговоры… рутина… это не имеет смысла… жизнь не имеет смысла. Без нее.
** ** **
О чем я думал? Ах, да… отвлечься. Но не могу понять, о чем я думал, когда надел на эту дуру платье Дианы… О чем я думал, когда почти обрадовался похожему лицу и волосам… Неужто я надеялся, что обману себя?..
** ** **
Она жива.
** ** **
Сегодня меня нечаянно облил слуга. Он в доме до сих пор. И у меня есть подозрение, что он не особенно боится. Да, я давно не отправлял на корм людей… Я постоянно вспоминаю, как ревностно она их защищала. Безумие, но у меня такое ощущение, что, убивая их, я причиняю боль Диане… на расстоянии… таком большом… таком огромном… должно быть, я схожу с ума.
** ** **
Она еще жива.
** ** **
А говорят, незаменимых нет. Неправда…
** ** **
Вчера вернулись ищейки. Она жива. Еще.
** ** **
Она жива. Но что мне скажут через год?
** ** **
Ищейки вернутся завтра. Что я узнаю?
Эпилог (Кристоф)
** ** **
Прошел почти год, как Мойра стащила мой дневник и отослала ей. Несносная девчонка. Раньше, лет 100 назад, …нет, я точно знаю, сколько лет назад, я знаю это до минуты…, раньше, неспособный наказать ее, я бы спустил пару десятков шкур со слуг, и мне бы стало легче. Сейчас же я даже не разозлился. Мне почти все равно…
Наивная, она думает, это может мне помочь. Мойра не понимает — любые слова бессильны,… ведь все, пригодные в человеческом языке для извинения, я уже использовал… Сколько лет прошло, а я до сих пор помню ледяной взгляд Дианы, помню, будто видел его только что. Мойра не знает, что замерзшее от обиды сердце тронули только два слова — «Ты свободна», …окончательно лишившие мою бесконечную жизнь смысла…
Я подарил ей то, о чем она так страстно мечтала… нет, я лишь вернул украденное. Но как же это было больно…
Я не знаю, что делать.
Каждый день я начинаю с вопроса: «А может быть…?». Будто сложная математическая задача, он требует полной концентрации моего внимания. Иногда ответ приходит почти сразу — долгожданный, желанный, искушающий… А значит, неправильный. И я снова возвращаюсь к вопросу, и смотрю на него со всех сторон, боясь упустить, не учесть, ошибиться…
К вечеру я уверен в ответе — «Нет».
Я в безнадежном лабиринте. Где-то снаружи есть мир, который счастлив ее присутствием. А здесь, во мраке моего отчаяния, непроницаемые стены полны ходов, ведущих в никуда. Я знаю, что выход есть. По крайней мере, он должен быть. Но, без конца заглядывая в многочисленные ответвления решений, я натыкаюсь только на тупик. Что бы я ни сделал, что ни сказал — я понимаю — это не вернет ее. Измученный безысходностью, я продолжаю искать выход наружу — к ней, снова и снова упираясь в глухую стену…
Но выход есть.
Я верю в это. Может ли не верить в чудо, проснувшийся от комы длиной в тридцать лет?
Сверхщедрая судьба решила вернуть мне жизнь, отобранную раньше. И я ни за что бы не подумал, что принесет ее в ладони человек, которого я ненавидел, как никогда и никого другого.
С того дня, миллионы раз воспроизведенный моей безупречной памятью, его визит стал маяком в предрассветном океане, напоминая — надежда есть…
И выход есть…
** ** **
Он приближался, окутанный облаком ее аромата — я чуял ее поцелуи на его губах, ее прикосновения к его рукам, ее длинные волосинки, запутавшиеся в его волосах. То, насколько все его тело пропиталось ее запахом, кричало мне в лицо, как они были близки. И хуже всего — еще утром они занимались любовью.
Я даже вспомнил, что живу. Ненависть нахлынула, окрашивая все вокруг черно-багровым… Мне вдруг безумно захотелось крови — его, давно забытое пылающее ощущение, и я поймал себя на том, что по привычке, отточенной веками, уже проверил остроту клыков на языке, найдя ее идеальной, как и всегда. Осталось лишь атаковать…
А убить его ничего не стоило. Еще один муравей под моей ногой, способный — самое большее — куснуть. Но как я мог лишить ее опоры? С кем она будет сгорать? Огромным усилием воли я заставил расслабиться стальную пружину внутри себя.
Как он посмел! Зачем пришел? Что может еще от меня понадобиться тому, кто давно отобрал самое ценное?..
Он вошел, и ярость снова заслонила мир, как только их переплетенные воедино запахи ударили в меня всей мощью, и на какое-то время я был очень неуверен, что сумею удержаться от атаки.
Напоминая себе в который раз: «Ради нее…», я сфокусировался на деталях внешности непрошенного гостя, отвлекаясь от главного — жгучего желания напиться его крови.
Кайл постарел. Неизбежность изрезала его лицо глубокими морщинами, лишила блеска глаза, а тело — уверенности движений, присущей молодости.
Я усмехнулся — с чувством превосходства. Младенец …нет, зародыш… по сравнению со мной, он подходил уже к закату своей жизни. А я, древнейший из древних старцев, все еще полон сил, красив и …молод! Разве не смешно?
Но вдруг, увидев такую же ухмылку превосходства и на его лице, мне расхотелось потешаться над судьбой — Диана оставалась рядом с ним. По собственному выбору. И его старость не была причиной для насмешки. Ведь все они стареют.
И Диана тоже…
Не думая о том, что делаю, я стал примерять прошедшие десятилетия и на нее. И тут же поплатился — чуть не застонал от муки. Проклятье! Я должен был бы уже смириться за столько лет… Хотя, что эти тридцать лет в безбрежном океане моей жизни — капли. …Но были ли другие тридцать, что ощущались как века?
Мы обошлись без приветствий — ни один из нас не желал сопернику здоровья или хорошего дня. И лишь долго смотрели друг на друга с воскресшей ненавистью — он, ничтожный муравей, и я, сильнейший в этом мире.
…Странно, когда-то это слово — сильнейший — вызывало во мне бурю эмоций. Я, зачарованный его волшебством, с непреодолимым напором доказывал миру и себе, что мне нет равного по силе. Что я превосхожу всех!
Но сейчас я без колебаний уступил бы это слово и все, что оно значит, Кайлу, если бы в обмен смог получить драгоценную жизнь с Дианой…
Мне так хотелось расспросить о ней, узнать хоть что-нибудь: здорова ли она, все ли есть у нее, не скучно ли ей там, в глуши, живется, счастлива ли…