А она стоит здесь. В объятиях Жака. Аманда подумала, что сейчас он взовьется от ярости и начнет обвинять ее в новых смертных грехах.
Но, — к ее удивлению, он не проронил ни слова. Жак даже не сделал попытки отстраниться — просто посмотрел на Эрика поверх ее головы.
И Эрик промолчал. Закрыл дверь и ушел.
Этой ночью Аманде не спалось. Она мерзла под грубым одеялом, несмотря на то что на ней была теплая фланелевая рубашка, а в комнате горел огонь. Зубы отчаянно стучали. Внезапно в соседней комнате завозились, послышался звук распахиваемой двери, зазвучали и потом стихли голоса.
И наступила тишина.
А затем дверь в комнату чуть ли не слетела с петель. В проеме стоял Эрик: в высоких сапогах, тяжелом плаще и треуголке с плюмажем. Аманда мгновенно села в кровати, испуганная и обеспокоенная.
Он пьян, подумала она. Но он не был пьян.
— Скажи, что ты невиновна! — хриплым голосом потребовал он.
— Я невиновна, — ответила она, с вызовом глядя на него широко распахнутыми глазами.
Он улыбнулся и твердыми шагами пересек комнату. Она вскочила с кровати и попятилась к огню.
— Эрик! Черт тебя побери! Уж не думаешь ли ты, что можешь вваливаться сюда…
— Я не ввалился, я вошел.
— Ладно, ты не можешь входить сюда…
— Ах, любовь моя, и все-таки я могу!
Да, он мог. Он оказался рядом, поймал ее запястья и притянул в свои объятия. Аманда отбивалась, кричала, осыпала его самыми отборными ругательствами, услышанными от солдат, молотила кулаками по его груди.
Он засмеялся, не обращая внимания на ее сопротивление, и поднял ее на руки. Ее удары, однако, заставили его потерять равновесие, и они вдвоем тяжело рухнули на кровать.
— Эрик Камерон…
— Ш-ш-ш, и будь внимательна, Аманда. — У нее не было выбора. Его мускулистое бедро крепко прижало сверху ее бедра, а руки надежно сжимали ее запястья. Его слова коснулись ее губ, теплые, мягкие, очаровывающие. Его голос, с такими глубокими, спокойными, мужскими интонациями, проник в самую глубь ее существа. — Я верю тебе. Я верю, что ты невиновна. А теперь послушай меня, любовь моя. Я скажу это только один раз, поскольку не имею привычки повторяться и объяснять. Я тоже невиновен по всем пунктам твоих обвинений. Признаюсь, бывали моменты, когда мне хотелось разделить постель с другой женщиной, лишь бы избежать отчаянного одиночества этой кочевой жизни. Но я не смог, понимаешь? Нет другой такой женщины с таким водопадом нежных волос цвета песка и огня, нет другой женщины, чей изумрудный взгляд так бы ласкал душу, ни у какой другой нет такого нежного бархатистого голоса. Я ни разу не изменил тебе, Аманда. С того вечера, когда я увидел тебя впервые, я хотел тебя и только тебя. Не важно, во что я верил, я хотел только тебя. И я любил тебя. А теперь, леди, если хотите, можете выгнать меня. На снег.
Чувственная улыбка медленно расцвела на ее губах:
— Если я прогоню тебя, ты уйдешь?
— Нет.
Она кокетливо вздохнула;
— Я так и думала.
— И что же?
— Отпусти мои руки.
— Зачем?
— Затем, что так я не могу дотронуться до тебя.
Он разжал пальцы. Дрожащими ладонями она погладила его щеки, потом, сильно выгнувшись, обвила его руками и нашла его губы. Изголодавшись по его поцелуям, Аманда играла с его языком, принимая его все глубже и глубже в свой рот, словно хотела так же ощутить его внутри себя. Хриплый возглас вырвался из груди Эрика, и он яростно ответил на ее поцелуи, лаская и вбирая своими губами ее губы, запустив дрожащие руки в ее волосы. Затем он оторвался от Аманды, срывая с себя одежду, сбрасывая сапоги. Он едва не разорвал свой сюртук, отшвыривая его прочь, и, споткнувшись о бриджи на полу, тяжело упал на нее; в ту же секунду он протянул лихорадочно дрожащие руки к ее щиколоткам и поднял ее ночную рубашку. Она рассмеялась, восхищенная его нетерпеливостью, но, вновь почувствовав на губах его губы, решила тоже завести его, хотя в ней уже бушевало неистовое, слепящее желание.
Она гладила его великолепную широкую спину, ее руки опустились на его талию, затем на тугие полукружия ягодиц. Пощекотав кончиками пальцев живот Эрика, она сомкнула их на его восставшей плоти, задрожав от сладкого удовольствия, когда он застонал и содрогнулся от ее дразнящего прикосновения. Аманда гладила и теребила его, легонько ласкала, потом переходила на быстрый темп и снова с величайшей нежностью начинала гладить. Но затем она почувствовала, как его пальцы сплелись с ее пальцами, и он, надавив всем телом, оказался меж ее бедер. Осыпая поцелуями ее грудь, он вонзил в нее всю мощь и жар своего желания, и наслаждение затопило все вокруг, стало нестерпимым и беспредельно огромным.
За окном шел снег, жестокий ветер дул в зимней ночи. Но стихии ничего не значили для нее этой ночью. Эрик высоко поднялся над ней с лицом, искаженным страстью и желанием, пронзая ее глубокой сверкающей синевой своих глаз. Она не отвела взгляда, ее «ресницы не дрогнули, но, утопая в хаосе невероятных ощущений, Аманда облизала губы и осмелилась прошептать:
— Я люблю тебя, Эрик. Я люблю тебя…
Он упал на нее, сжав ладонями лицо, гладя щеки, волосы. Его губы нашли ее губы и прошептали прямо в них:
— Скажи это еще раз!
« — Я люблю тебя. — Из ее глаз потекли счастливые слезы. — Я люблю тебя, клянусь, я всем сердцем люблю тебя!
Он застонал и сам зашептал о своей любви. Когда взрыв наслаждения потряс их, он снова прошептал, что любит, а потом он держал ее в объятиях, и они оба смотрели на огонь, и она говорила ему, что любила его все это время — даже когда ненавидела, и он смеялся, и они снова любили друг друга, и Аманда подумала, что никогда еще им не было так хорошо вдвоем.
Они заснули, когда была уже глубокая ночь.
Посреди ночи Аманда проснулась. Озадаченная, она не поняла, что ее разбудило. Огонь все еще горел. Их дверь была слегка приоткрыта, а в соседней комнате, как она смогла Заметить, несмотря на сумрак, никого не было.
Ее, наверное, разбудил какой-то Шум, подумала она и не стала шевелиться. Они спали обнаженные, обняв друг друга. С широких плеч мужа сползло одеяло, и она подтянула его повыше и подоткнула вокруг Эрика. Затем снова уснула.
Позже, гораздо позже Аманда проснулась; она подумала, что ей это пригрезилось и что спала она крепко. Было уже совсем поздно, так как солнце взошло и для зимы светило весьма ярко. И проснулась Аманда только потому, что кто-то отчаянно выкрикивал ее имя.
— Аманда, Аманда, ради всего святого, проснись!
Она окончательно открыла глаза. Это была Женевьева, ее красивые глаза глядели испуганно, волосы разметались по плечам.
— Аманда, давай же, просыпайся! Ты должна срочно пойти со мной. Эрик ранен…