Н.К. больше огорчен состоянием «Кор[она] М[унди]», нежели Мастер-института, ибо в первом Учреждении нет коммивояжера и культурного отношения к искусству Н.К. советовал при окончании года и отчете вычитать цифру себестоимости вещей из дохода, чтобы ее можно было опять затратить на [покупку] произведений искусства.
Е.И. сегодня ночью было тяжело — она думает, из-за Америки, там не все ладно.
<…> Распаковали прибывший вчера из Шигацзе караваном груз — 330 томов Канджура и Танджура. Приехал полковник Бейли[204], на семи или девяти мулах с тремя тибетцами и слугой; он помог достать [эти книги]. Приезд их был очень живописен. Записала купленные восемь танок, привезенные этими же караванщиками для продажи. Очень хорошая статуэтка Будды за 78 рупий. Светик спросил меня, желаем ли я или Франсис его взять. Я сказала, что пусть возьмет Франсис, что она и сделала. Послали сегодня телеграмму. <…>
Затем я сверяла у Е.И. листы рукописей. Е.И. говорила, что нужно пересмотреть язык, ибо многие понятия входят в жизнь в искаженном виде. Нужно укоротить язык, следить за ясностью и определительностью выражений. <…>
06.10.28
Беседа с Н.К. Рерихом о делах учреждений в Нью-Йорке. — Беседа с Е.И. Рерих о символизме креста
Сегодня утром беседовала с Н.К., говорили об Учреждениях. Он говорил, что «Корона Мунди» — это все равно, что школа без учителей. Крайне нужен коммивояжер. <…> Затем, говоря о М[астер]-и[нституте], Н.К. сказал, что он еще может двигаться, если даже и не так хорошо, ибо есть учителя. Если будет случай продать коллекцию танок М[астер]-и[нститута], то хорошо продать, чтобы иметь капитал, ибо это является насущным. Е.И. сказала, что хорошо бы продать всю тибетскую выставку и наши старые танки за 20–25 тысяч.
Утром мы сели втроем с Е.И. читать «Агни-Йогу» — идет очень хорошо. Перевод хорош. <…> В половине третьего Е.И. поехала к Майе Бос отвезти ей монографию Н.К. в дар. Мы же все пошли гулять, но раньше я прочла и сверила все параграфы. Затем мы вернулись с прогулки, по дороге были чудные виды на Джелап-Ла, покрытую снегом, и на гору Фалют. Е.И. уже была дома, и мы опять почитали, после чего Е.И. пошла принять ванну (она принимает ее обыкновенно в 6 часов вечера), а затем встретились за ужином.
Уже четыре дня как мы все, кроме Юрия, — по совету Учителя — вегетарианцы. Очень дразним Юрия.
Вечером была Беседа, потом изумительные манифестации ритма стола и его левитация.
Е.И. мне вчера говорила, что крест является древнейшим символом — существовал задолго до Христа. Рисовался так . Затем был включен в круг (также теософский символ — тео) , потом получил следующий вид: — как бы распятый человек или же, эзотерически, микрокосм в макрокосме — знак погружения в землю-материю.
Е.И. опять себя плохо чувствует, странные ощущения в мозгу и невозможность концентрации мыслей. Вчера Е.И., сидя в ванне, начала медитировать на [понятии] Космоса — начав с неба и кончив мыслью о беспредельности, — даже делается страшно, она говорила, и все же это есть конечность в бесконечности. О начале вселенной Е.И. предполагает, что вначале появилось сознание, а законы создавались из него, хотя уже в сущности своей присутствовали.
07.10.28
Беседы с Е.И. Рерих. — Спор об искусстве. — Духовный опыт Е.И. Рерих; ее терафим в Братстве
Сегодня утром Н.К. диктовал мне аннотацию для «Криптограмм [Востока]». Е.И. ночью плохо себя чувствовала, плохо работает сердце. Под утро видела наших в Нью-Йорке, сидящих у стола. Логвана, который тряс пальцем и что-то кому-то говорил, — чувствовалось несогласие в Круге. И она услышала голос Учителя, сказавшего: «Я им дал мост, а они его упустили!» Учитель, видимо, недоволен ими.
На днях Е.И. говорила Учителю, что онане считает особенным то, что она видела кристаллы Фохата, материи Люциды, и Учитель сказал: «Невежество», — после чего она замолчала. Она очень смеялась, рассказывая это.
Утром мы втроем начали работать над книгой, потом присоединился Н.К., который со мной следил по русской [книге], а Е.И. и Франсис — по английской. Книга очень хорошо переведена. Затем мы завтракали, и после завтрака вдруг разгорелся спор. Е.И. рассказала, что Майя Бос недурно рисовала, но ее муж над ней смеялся, и она бросила [рисовать]. Причем она сказала Е.И., что, когда женщине наносят такую рану, она остается [навсегда].
Е.И. говорила, что Н.К. ей в молодости сказал, что пианисты и интерпретаторы не есть творцы, ибо они [только] передают, [а не создают сами] — это ремесло, а не творчество. <…> И вот загорелся спор. Е.И. утверждала, что исполнитель есть творец. Н.К. говорил, что мы не знаем [ни] характера Бетховена, ни его стиля, потому исполняем по-своему, но не по Бетховену. Светик был на стороне Н.К. В результате Е.И. сказала, что творец берет свои идеи из пространства, у предыдущих творцов, синтезируя, ибо сказано, что большой Учитель начинает с того, что имитирует большого творца, а затем присоединяет свое личное. Все мы исполнители и имитаторы!
Спор был долог, потом мы пошли наверх, и Е.И. сказала, что она не хотела говорить, чтобы не обидеть Святослава] и Н.К., но она знает всю кухню живописи, и художники [тоже] являются интерпретаторами, ибо берут из книг, из народного творчества (танок, бронз[овых] фигур) сюжеты для своих творений. ЭльГреко
брал у Веронезе, все берут из природы, жизни и других творений. И в музыке музыкант, исполняющий композитора, есть творец. Искусство одно.
Она сказала, что Н.К. один раз причинил ей боль, когда сказал ей в ответ на то, что она устала жить его интересами, — отчего она не имеет своей жизни и своих интересов? Тогда она сразу потеряла интерес к его делам, школе, работе, взялась за Рамакришну, Вивекананду и открыла свой мир, и Н.К. пришел в ее мир. Ибо она его научила и облака писать, и чувствовать краски и природу, [так], как он раньше не чувствовал.
Затем мы продолжали читать книгу. Е.И. говорила, что доктор в одном из его воплощений похитил ключ от ее шкафа, желая выдать формулу атомистической энергии врагу, и что он вообще был против нее. А она ему теперь платила добром, как и Сестра Ориола полковнику. Еще говорила, как была страшно больна в Нагчу, где чуть не умерла от огненной смерти. Тогда Мастер К.Х. несколько дней лечил ее синим лучом при ледяном холоде, что было необходимо, и ей давали холодное молоко, а доктор ей дал опиум и [этим] чуть не убил ее. Сам Будда был встревожен, ей сказали.
Там же [в Ашраме Братства] была сделана ее статуя — терафим, — она не знает из чего, но огромная, во весь рост, сидящая, волосы не седые, но как были у нее в молодости — «пепельные с красным вином», как их называли. На статуе надет монгольский халат в цветочках по синему полю, и желтая шелковая рубашка видна у шеи. У статуи пронзительно суровый взгляд и как бы белесоватое вещество — не то аура, не то эктоплазма — над головой. Е.И. соединена со статуей связью и к ней магнетически притягивается очень сильно. Однажды, увидев ее в видении, она так стремительно потянулась к ней, что упала и наткнулась на ее ауру. Этой статуе дается энергия, которая сообщается, когда надо, Е.И. Вначале был взят портрет Е.И. в Нагчу, а по нему в Братстве была сделана статуя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});