Читать интересную книгу Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах - Антон Чехов

{02232}

Если пришлете отзывы о "Степи", то скажу большое спасибо. Высылайте и "завистливо-ругательные". Отзывы "Нов(ого) вр(емени)", "Пет(ербургских) вед(омостей)" и "Бирж(евых) вед(омостей)" у меня уже есть. Пишите мне, капитан. Если будете у padre А(лексея) Н(иколаевича), то поклонитесь этому симпатичному старику. Как я жалею, что книжная коммерция, на которой Вы нажили кукиш с маслом, помешала нам видеться чаще. Поклонитесь Вашей жене. Будьте здоровы и богом хранимы. Ваш А. Чехов (Потемкин). 405. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ 4 апреля 1888 г. Москва . 4 апр. Дорогой Алексей Николаевич! Я получил Ваше письмо. Очень жаль, что "Северн(ый) вестник" и Баранцевич не пришли к соглашению. Два сборника, освященных одной и той же целью и выходящих один тремя месяцами раньше другого, составляют чувствительное неудобство друг для друга. Насколько не обманывает меня мое грошовое чутье, я почти уверен, что сборник, выпущенный вторым, успеха иметь не будет, т. е. сядет на мель. Впрочем, можно пуститься на хитрость: объявите теперь, пока впечатление смерти еще свежо, подписку на предполагаемый сборник, объявите и объявляйте без перерыва до сентября. Быть может, в этих делах я ничего не смыслю. Если так, то простите за советы. Теперь об Украйне. На лошадях Вам придется ехать только две версты. Самое лучшее время - май. Самое невеселое - июнь; самое сытое и разнообразное по наслаждениям - июль. Август хорош арбузами и дынями. Советую Вам ехать в мае. Мне хочется, чтобы Вы понюхали украинский сенокос.

{02233}

На даче я усажу Вас под надзор медицины и убавлю Вам Ваш живот, который делает одышку. Придумаем такой режим, к(ото)рый, не требуя с Вашей стороны никаких жертв, принес бы пользу Вам и моей медицинской репутации. Напрасно Михайловский огласил свой уход. Прощайте. Будьте здоровы и богом хранимы. Передайте Короленко, что я жду его. Имею сказать ему нечто приятное. Поклон Вашим. Ваш А. Чехов. Получил от Фонда приглашение читать на Гаршинском вечере. Отвечаю, что не могу выехать из Москвы по домашним обстоятельствам. Откровенно говоря, нет денег на дорогу. 406. Ал. П. ЧЕХОВУ 4 апреля 1888 г. Москва. 4 апреля. Прорва! Умоляю: надень скорее штаны, побеги (лейф а гейм) в магазин "Нового времени" и поторопи там выслать мне возможно скорее 2 экз. "Сумерек". Пожалуйста! Если дорогая бумага дорога, то надо печатать на дешевой. 2-е издание "Сумерек" печатай, конечно, по-прежнему на дешевой бумаге. Посылаю Суворину письмо с просьбой прогнать тебя. "Сумерки" высылай заказной бандеролью. Не прошу извинения за беспокойство, потому что ты обязан слушаться. Поклоны. Твой авторитет А. Чехов.

{02234}

407. М. В. КИСЕЛЕВОЙ 5 апреля 1888 г. Москва. 5 апр. Многоуважаемая Мария Владимировна! Сегодня у меня был издатель "Русского вестника" Берг. Я спросил его, видел ли он повесть г-жи Киселевой. Он сказал, что не видел, а о г-же Киселевой слышит только первый раз в жизни (ах, какая непопулярная писательница!). Он спросил меня: талантлива ли г-жа Киселева? Я ответил: - Гм... Как Вам сказать? Пожалуй... Он сказал: я буду ее иметь в виду. Итак, повести Вашей он не видел и не читал, с чем Вас и поздравляю (не без ехидства). Вы наказаны за многократное непослушание, что же касается меня, то я не перестану и впредь при всяком удобном случае говорить: гм.. В литературных сферах я теперь сила, которая может принести Вам много добра или много зла, смотря по тому, как Вы будете вести себя по отношению к моей гениальности. Если не будете угощать меня наливкой, восхвалять мой талант и будете позволять Вашим большим глазам шпионить за мной, то я уроню Вас во мнении всей Европы и не позволю Вам напечатать ни одной строки... Что касается размера Вашей повести, т. е. девяти листов, то, правда, такое половодье составляет для журнала и для автора чувствительное неудобство. Не найдете ли Вы возможным сократить Ваше детище (некрещеное) до 5-6 листов? Дело в том, что большие повести долго ждут очереди, а маленькие подобны городничему, который найдет себе место в церкви, даже когда негде яблоку упасть. Ведь 9 листов придется дробить на 3 номера! В одном номере автор может располагать maximum тремя листами. Правда, в моей "Степи" шесть листов, но ведь для Чеховых и Шекспиров закон не писан, особливо если Шекспир или Чехов берет редакторшу за горло и говорит: - Печатай, Ма-Сте, все шесть листов, а то получишь кукиш с маслом!

{02235}

Вы же не Шекспир и не Чехов, хотя, впрочем, и мечтаете (о, я знаю Ваши хитрости!) дать в будущем Вашей дочери мое имя с тем, чтобы свои произведения выдавать за ее и подписывать вместо "Киселева" - "Чехова". Но это Вам не удастся! Если найдете возможным сокращать повесть, то не особенно усердствуйте и не выбросьте того, что нужно и важно. Я посматриваю за Вашим мужем, а потому относительно его поведения будьте покойны. Поклон Василисе и Елизавете Александровне. Коклюшу передайте, что мы уже очистили для него чуланчик, где он будет жить с собачкой без спины и с кошкой. По условию, заключенному у меня с Алексеем Сергеевичем, Коклюша мы будем сечь два раза в неделю, а Василису всякий раз, когда она будет приезжать. За сеченье особая плата. Обедать будем давать пансионеру на Пасху и на Троицу. Я очень жалею, что не могу сейчас поехать в Бабкино. Погода анафемски хороша. Будьте здравы и богом хранимы. Имею честь быть с почтением А. Чехов. 408. Ал. П. ЧЕХОВУ 5 апреля 1888 г. Москва. 5 апр. Гнусный шантажист! Получил от тебя 2 письма одновременно и рад был, что не получил третьего. Кривая с двумя повышениями в сутки возможна в том случае, если А(нна) И(вановна) вечером принимает что-нибудь жаропонижающее: хина, антипирин, антифибрин и проч., твоему уму недоступное. Необходима скорейшая медицинская помощь. Если не решаешься повезти А(нну) И(вановну) к Боткину, то по крайности сходи к нему сам и объясни, в чем дело: авось найдет нужным прислать ассистента. Просьбу твою передам матери. Едва ли она поедет, ибо ее здоровье не совсем хорошо. Да и паспорта нет. Она прописана на одном паспорте с батькой, надо

{02236}

поэтому толковать долго с отцом, идти к обер-полицеймейстеру и проч. ... Жить же по венчальному свидетельству, как ты жил, она боится. О бумаге я уже писал Суворину. Чем дешевле издание, тем лучше. Спросите Неупокоева, упокой господи его душу, хватит ли текста для 20 листов? Если нет, то забудь о домашней беде, брось всё и стремглав исполняй мои приказания. У Корбо неугомонный кашель. Вероятно, чахотка от дряхлости и онанизма. Боясь, чтобы он в квартире не развел бацилл, я начинаю уж подумывать об убийстве. Хочу угостить его морфием. Сообщи об этом Гершке, предварительно приготовив его к этому ужасному известию. Теперь серьезно. Что касается характера и раздражительности Анны Ив(ановны), то ради бога терпи и не огрызайся ни одним словом. Я от всей души не хотел бы, чтобы твой подвиг носил на себе (в воспоминаниях) темные пятнышки. Впрочем, не бывал я в твоей шкуре, а посему не мне и советовать. Будь здрав и богом храним... Граф Платов. Рукой Н. П. Чехова: Приветствую!!!!!... Н. Чехов. Мать горюет, что не может приехать. Рукой М. П. Чеховой: Кланяюсь и целую тебя, Анну Ивановну и детой. Маша. 409. А. Н. МАСЛОВУ (БЕЖЕЦКОМУ) 7 апреля 1888 г. Москва. 7 апреля. Добрейший Алексей Николаевич! Пока я еще не уехал, отвечаю на Ваше письмо. Да, я деликатный человек, т. е. очень часто не решаюсь говорить и писать правду, но, уверяю Вас, я не скрыл ничего из разговора с Гольцевым. В "Русской м(ысли)" в cамом деле рады будут Вашему сотрудничеству. Нет причин, почему бы им не радоваться.

{02237}

Письма от Гольцева Вы не получите. Почему? Если хотите, то я не скрою от Вас: все эти Гольцевы хорошие, добрые люди, но крайне нелюбезные. Невоспитаны ли они, или недогадливы, или же грошовый успех запорошил им глаза - чёрт их знает, но только письма от них не ждите. Не ждите от них ни участия, ни простого внимания... Только одно они, пожалуй, охотно дали бы Вам и всем россиянам - это конституцию, всё же, что ниже этого, они считают несоответствующим своему высокому призванию. Просить же их о письме к Вам я не был уполномочен; если бы я предложил написать Вам это письмо, то предложение они приняли бы за просьбу и стали бы ломаться. Ну их к лешему! Не скрою от Вас, что как к людям я к ним равнодушен, даже, пожалуй, еще симпатизирую, так как они всплошную неудачники, несчастные и немало страдали в своей жизни... Но как редакторов и литераторов я едва выношу их. Я ни разу еще не печатался у них и не испытал на себе их унылой цензуры, но чувствует мое сердце, что они что-то губят, душат, что они по уши залезли в свою и чужую ложь. Мне сдается, что эти литературные таксы (мне кажется, что таксы, длиннотелые, коротконогие, с острыми мордами, представляют собой помесь дворняжек с крокодилами; московские редакторы - это помесь чиновников-профессоров с бездарными литераторами) - итак, мне сдается, что эти таксы, вдохновленные своим успехом и лакейскими похвалами своих блюдолизов, создадут около себя целую школу или орден, который сумеет извратить до неузнаваемости те литературные вкусы и взгляды, которыми издревле, как калачами, славилась Москва. Прочтите Вы Мачтета, питомца этой школы, пользующегося теперь в Москве громадным успехом, прочтите фельетоны "Русских ведомостей", и Вы оцените мое беспокойство. Меня давно уже зовут в "Русскую м(ысль)", но я пойду туда только в случае крайней нужды. Не могу!!! Весьма возможно, что я ошибаюсь, а потому не примите это письмо за совет не работать в "Р(усской) м(ысли)", хотя, признаюсь, мне приятнее было бы видеть Вас в любом петерб(ургском) журнале, чем в "Р(усской) м(ысли)".