Читать интересную книгу Убийца среди нас - Анатолий Силин

— О Боже, будь милосерден! — взмолился Петр и крепко-крепко сомкнул веки. — Зачем же так?! Зачем?!. - услышал гортанные возгласы боевиков: "О-о, Аллах акбар!"

А головорез все больше входил в раж. Теперь он втолковывал второму пленному, чтобы тот притащил сюда раненого "федерала".

"Кого же подстрелили и держат за приманку? — думал Петр. — Что же дальше-то будет?.."

Боевик тем временем взял топор и сказал пленному, что если тот не выполнит приказ, то будет четвертован и обезглавлен. Тут же отрубил у только что убитого солдата руки и ноги, а затем отчленил голову. И все это делалось под одобрительные возгласы боевиков. А наш солдат дергался от каждого взмаха топора, словно его самого четвертовали, и хватал воздух широко открытым перекошенным ртом.

— Так притащишь его? Или?.. — и боевик играясь завертел над головой пленного топором. И вновь возгласы одобрения.

Парень покорно кивнул головой.

"Боже, какая дикость! Да что же это творится?! Человек убивает человека, и как? Будто мясник. Какую же надо иметь злобу… И вообще — зачем они здесь, в Чечне? Кому это надо? Кому, Господи?.. И кто ты, неизвестный парень-мученик? В каком доме жил и в какой школе учил понятия о человеческой доброте и подлости? Кто твои родители?.. — Петру хотелось рычать, выть, рвать на себе волосы, но он не пошевелился. — Боже! За что такая несправедливость? За что этому солдату выпала столь страшная доля? Кто затеял эту войну?.. Будьте же вы прокляты, нелюди!!!" — Петр со стоном уткнулся лицом в кусок кирпичной стены. Он больше не мог видеть эту резню. Тут же вспомнил об уползшем пленном. Неужели предаст и сейчас принесет разведчика?.. Кого же подстрелили? Кого?.. А ведь и с ним самим будет так же, если попадет в их руки. Лишь бы не заметили. В лучшем случае — изрешетят из автоматов…

В голове Петра страшный сумбур. Он видел, как солдат под радостные возгласы боевиков медленно пополз к раненому. Несколько чеченцев, вскинув автоматы, взяли его на прицел… Дальше, из-за завала, обзор терялся. Но, видимо, чем ближе солдат подползал к разведчику, тем громче горланили боевики. И вдруг крики разом стихли, и слух резанули автоматные очереди. Значит, что-то произошло: пленный либо убежал, либо погиб.

Чеченцы засуетились, загалдели. И, разбившись на группы, побежали в сторону передовой. Сторожить раненого разведчика оставили двух боевиков. Надо что-то делать, не сидеть же вечно в этом завале…

До боевиков метров сорок — и Петр начал осторожно ощупывать, где удобней проделать лаз. Вперед не получится, мешают несколько крупных кусков кирпичной кладки. Выбраться через верх тоже нельзя, все может рухнуть и придавить. И с боков бесполезно: с одной стороны стена, с другой огромный завал, не повернуться. А что, если попробовать сзади? Попробовал. Ноги уперлись во что-то твердое, но слегка поддающееся. Тоже кусок кладки, но меньших размеров… Один боевик пошел за угол, другой — следил за разведчиком. Со стороны передовой началась беспорядочная стрельба: похоже, чеченцы напоролись на первую и третью роты.

Красавин с силой надавил ногами на кусок кладки и отодвинул его. Появилась дыра, через которую он, осторожно изгибаясь, выбрался из-под завала. С облегчением вздохнул и огляделся. Из-за боя его не заметили. Теперь надо быстренько убрать дежурившего. Сейчас, сейчас, только спокойно… Прицел — выстрел. Боевик упал. Где второй? Жаль, что это не "головорез", сейчас бы точно получил свое. Вот и угол кирпичного строения; в руке у Петра нож…

Столкнулись почти нос к носу. Петр молниеносно взмахнул ножом — и быстрее к раненому разведчику. Только сейчас разглядел знакомую куртку с черным воротником. Это же куртка Дворкина!..

Лейтенант лежал неподвижно, пульс из-за потери крови едва прощупывался. Нельзя терять время! Вновь, уже близко, раздались автоматные очереди. Подхватив командира, Красавин отнес его к заброшенной надворной постройке. Дворкин застонал. Приготовив свои и вытащив из кармана куртки взводного гранаты, Петр положил их рядом с собой и стал ждать. Почти тотчас же показались отступавшие боевики, которых теснили десантники.

— Слава Богу… — вздохнул Петр с облегчением.

XIII

Война в Чечне затягивалась. Боевые действия то начинались, то, по непонятным причинам, приостанавливались. В войсках считали, что боевикам нарочно давали передышку, и причем тогда, когда оставалось всего-то ничего, чтобы с ними покончить. Значит, кому-то это было выгодно. В последнее время начали раскручиваться переговоры между Москвой и Грозным, готовилось соглашение. Конечно, солдатам война надоела, каждый подсчитывал оставшиеся дни и месяцы до демобилизации. Такой арифметикой занимался и Петр Красавин. Все, что произошло с ним за это время в Чечне, воспринималось как дурной сон. Но это был не сон — жизнь.

Как-то его пригласил на беседу заместитель начальника штаба полка и предложил остаться служить по контракту. Красавину предложение польстило. Вспомнил, как на выпускном вечере классная руководительница Александра Михайловна предсказала ему быть военным. Тогда светила луна, было сказочно красиво, и "Ивушка" скомандовала:

— Лейтенант Красавин, выйти из укрытия! — Он стоял в кустах сирени. Как же это было и давно, и недавно… Теперь отношение Петра к службе было двойственным… Капитан не скрывал, что Красавин их устраивает со всех сторон: в боевых действиях себя проявил, удостоен правительственной награды, многое сделал для профессиональной подготовки личного состава. С ответом капитан не торопил, советовал обговорить все с матерью и родственниками.

Петр написал три письма: матери в Полянск, сестре Нине и своему другу Василию Дворкину в Сибирск. Бывший командир разведвзвода, после госпиталя, где ампутировали ногу, там долечивался и жил с семьей. Вскоре получил ответы. Что касалось "служить — не служить", то все ответы были почти одинаковы.

Мать была категорически против. Алена так и написала: "или мать, или служба". Своего единственного сыночка она хоронить не хотела. Алена в конце сделала и от себя приписку, что лучше бы он вернулся домой.

От сестры Петр тоже другого ответа и не ждал. Нина написала, что, потеряв мужа в Афганистане, она не хотела бы потерять и единственного брата. Они с матерью словно сговорились. Кроме того, сестра убеждала, что сегодня Чечня, а завтра и еще не известно где придется воевать. Да и кого защищать? Тех, кто народ ограбил?

Больше всего ждал ответа от своего бывшего командира. Что напишет? Но Дворкин тоже советовал уйти на гражданку. Коротко, ничего не разъясняя. Как всегда, приглашал к себе в Сибирск.

Буквально через несколько дней Петр получил от него еще одно письмо, в котором Василий сообщал, что отца переводят с повышением в Москву, и он их всех скоро заберет с собой. Лично для него это будет даже лучше: в Москве закажут хороший протез, и он станет заново учиться ходить. Еще писал, что дачу продавать не будут и он может приезжать и жить на ней когда захочет.

А еще Петр даже глазам своим не поверил: Дворкины дарят ему машину "Жигули". Не новую, правда, но и не старую, за то, что спас Василия от смерти.

Перед их отъездом все будет оформлено, так что может приезжать и делать с ней все, что посчитает нужным.

Забота семьи Дворкина его взволновала. Петр знал раньше, что дача их на берегу Ангары и приспособлена для проживания в любое время года. Знал и что Василий в своих решениях тверд, и уж если что решил, то так тому и быть.

После полученных писем Красавин уже больше не колебался, а пошел в штаб и от предложения остаться служить отказался. Его ответ заместителя начальника штаба огорчил. Тот пытался как-то воздействовать на Красавина, рисовал радужные перспективы продвижения по службе, но Петр свое решение не изменил.

Проводы были с напутствиями, клятвами в дружбе, с водкой и пивом. Да, вспомнить было что… Потом — поезд и встреча с матерью. О своем приезде он сообщать не стал, хотел появиться неожиданно. Сколько раз эту встречу представлял, но вышло все совсем по-другому.

С вокзала шел пешком. Вид бравый: берет на затылке, значки, награды, пуговицы сверкают, форма выглажена, ботинки блестят, в руке легкий чемоданчик. День был не солнечный, но еще теплый. Надел черные очки, не хотел, чтобы его сразу кто-то узнал. Прохожие оглядывались на стройного, подтянутого сержанта.

И вдруг — увидел пожилую женщину, шедшую ему навстречу. Узнал сразу — мать! Сердце в груди радостно забилось.

Узнает или не узнает? Специально отвернулся, будто разглядывал что-то интересное в витрине, и уже прошел мимо матери, как вдруг услышал тихий и такой родной голос:

— Петя!…

Ну, тут уж деваться некуда, да и хватит играться. Узнала! Сердце материнское подсказало. Он снял очки и подхватил пошатнувшуюся от волнения мать. Поцелуи, объятия, слезы радости. Мать разглядывала его, а он ее, постаревшую, еще больше высохшую, в своей обычной простенькой одежонке. Мать, вытерев платком слезы и повеселев, говорила: