Оставалась еще третья. Грэйн повернулась в ту сторону, куда убежала последняя бродяга, и повела носом, ловя след. Право, чтоб идти на этот запах, не нужен был ролфийский нос. Даже лишенный чутья полукровка прошел бы по нему с закрытыми глазами и ни разу не сбился. Ролфи хмыкнула и размеренно побежала по следу, постепенно ускоряя бег. Ноги у нее больше не болели. Да, в общем-то, у нее ничего больше не болело. И единственным чувством, которое испытывала эрна Кэдвен по поводу всего произошедшего, была легкая досада. Не заслуживали эти синтафские падальщики честной смерти от ролфийского клинка. По чести сказать, они и ролфийской веревки не заслуживали. Грэйн гораздо с большей уверенностью в своей правоте попросту свернула бы им шеи – или удавила голыми руками. Собакам и смерть собачья. Возможно, будь бродяги у нее первыми или не доводись Грэйн самой прочувствовать дыхание небытия в спину, тогда… Но первыми они не были, а эрне Кэдвен приходилось уже как самой участвовать в казни, так и побывать к казни приговоренной, так что… Они не были врагами и не были добычей. Они просто – не были. И с их смертью для ролфи ничего не изменилось… кроме, пожалуй, приобретенных трофеев. Впрочем, боги недаром послали их именно Грэйн – теперь ей не придется красть.
Херевард Оро, Благословенный Святой Тив
А весну в этом году опять украли. Как и предыдущими семью годами ранее, вслед за гнилой зимой приходила долгая холодная пора, которую и весной-то назвать язык не поворачивается. И некуда деться от всепроникающей сырости, и никакого толку от прибывающего дня. Чуть только солнышко прогреет землю, как налетит ветер, пригонит тяжелые дождевые тучи, и давай поливать, точно из ведра. Глянешь в окно на мокрую мостовую Саннивы – и хоть вешайся от тоски и безнадежности. Кажется, никогда уже не будет настоящего тепла.
Ночью же за треском поленьев в камине и серьезным разговором не слышно, как барабанит дождь по жестяному отливу. Поэтому да здравствует ночь – час важных раздумий и тайных дел!
Чем дольше жил тив Херевард, тем меньше ему хотелось спать по ночам и бодрствовать днем, и мало-помалу он полностью перестроил распорядок дня Эсмонд-Круга под себя. Все встречи, совещания и диспуты переносились далеко за полночь.
А что такого? Слуги-полукровки крепко спят, и, напротив, стража не дремлет. Никто не подберется незамеченным, никто не сделает вид, будто заблудился, ошибся коридором или, не ровен час, перепутал дверь.
Какой же диллайн не любит тьмы ночной? В нежной и далекой юности Херевард Оро любил сиживать в открытом окне ногами наружу и слушать, как размеренно и в унисон дышат земля и небо. Шум дождя любил слушать, волчий вой в холмах, голос козодоя и кошачьи мартовские песни. В каждом шорохе звучала для него божественная музыка Предвечного, настойчиво звавшая диллайн к Вере. Сколько лет прошло, и не просто лет, а целых веков, но и сейчас лучшим отдохновением души оставались для Благословенного Святого ночные вздохи деревьев, терпеливо ждущих настоящую весну.
После беседы с Лайд Эск и перед встречей с агентами тиву настоятельно требовалась передышка. Ибо ничто так не утомляет и лишает душевных сил, как битва с чужой глупостью.
Достанет какого-то часа наедине с леди Эск, чтобы проникнуться к Аластару искренним сочувствием. Нет, не стоит так категорично судить его за распутный образ жизни и неподобающее поведение. Воистину, глупость в женщине во стократ заметнее и отвратительнее, чем в мужчине, ибо дамы физически неспособны к молчанию, за которым легче легкого спрятать недалекость и ограниченность ума. Казалось бы, чего уж проще – молчи, и сойдешь за умную, молчи и думай над каждым своим словом. То, чего леди Лайд не умела делать никогда. В девичестве все выглядело премиленько – девушка умела смущаться, маскируя алыми розами щек толстые мхи махровой тупости. Юница превратилась в женщину, и, следовательно, маленькая глупышка стала взрослой дурой. Спору нет, далеко не все мужчины являют миру перлы истинной мудрости, просто глупость сильного пола более… хм… эпична. То бишь заметна только в больших масштабах, на расстоянии, издали. Это не оправдание, нет. Но как же тяжко пришлось тиву Хереварду, как зудели его ладони от желания отходить тупую мелочную бабу по губам. Удивительно другое, почему Аластар ее не бьет через два дня на третий в чисто профилактических целях? Но не бьет и никогда не бил. И очень зря.
На вопрос: «Как, как вам вообще в голову пришла мысль нанять для похищения и убийства леди Янамари ролфийскую агентессу?», – эта непроходимая дура посмела возмущенно пропищать что-то про неподобающие взгляды, которыми Аластар регулярно одаривает поганую шуриа.
– Он ее раздевает глазами. Не меня, а ее. На меня, на свою законную жену, он даже не смотрит! Даже в постели! Даже когда…
– Миледи! – простонал тив. – Избавьте меня от подробностей.
– Но я совсем раздеваюсь, догола, не так, как другие, не в рубашке. А он не смотрит и не трогает… ни руками, ни…
– Лайд! Хватит! Я не ваш лекарь, я – эсмонд, я – лицо духовное.
– Так я и говорю – раздевает. И она его тоже.
Молодец! Разгадала-таки наша умница выражение шурианских глаз – холодных, невыразительных, почти нечеловеческих. И это говорит женщина, которая не способна понять, что противна собственному мужу с первой встречи, с первого взгляда.
– Зачаровала его змея-шуриа, заманила. Он раньше не такой был!
Тив Херевард знал Аластара чуть ли не с рождения, а потому мог ответственно утверждать – таким тот был всегда. Одержимым Долгом и Властью чистоплюем, если точнее. И как в одном человеке три столетия сочетались вместе столь несочетаемые качества, оставалось тайной даже для эсмондов.
– Вы понимаете, что вступили в недозволенные законом отношения с врагами Синтафа?
– А к кому же мне обращаться? – честно удивилась Лайд. – Ролфи сами предложили свои услуги.
– Это называется предательство, миледи. Наказуемое, между прочим, ссылкой или плахой.
– Благословенный, помилуйте! – всплеснула руками графиня Эск. – За что? Она же шуриа!
Эта женщина была непробиваема, как казематы эскизарских фортов. И столь же «привлекательна». Ей невозможно было объяснить, что нельзя нанимать вражеских агентов для устранения вероятной пассии мужа, нельзя давать им золото и тайно переписываться с шефом ролфийской разведки тоже нельзя. Запрещено! Иначе последует наказание по всей строгости синтафских законов.
– При чем здесь законы? Я служу вам, Благословенный. Вам и Эсмонд-Кругу. Всеми силами стараюсь исполнить свой долг. Но женщина не может сама по себе зачать сыновей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});