Данру и выронила все остальное: и грибы, и перцы. Люди вокруг нас тоже бросали пожитки на землю и с криками разбегались в разные стороны, к городским воротам. Именно это советовали делать голоса из репродукторов:
— Бегите к ближайшим городским воротам, и прочь от города!
— Ближайшие! А где ближайшие? — кричали люди.
Хулань поправила очки.
— Сюда! — крикнула она, указывая на юг.
— Нет, сюда ближе, — прокричала я в ответ, показывая на север.
— Некогда спорить!
— Поэтому я и говорю, что надо бежать на север. Если поторопимся, то успеем.
И я бросилась к северным воротам, больше не тратя времени. Через пару минут я увидела, что Хулань бежит рядом со мной. Когда появились японские самолеты, мы все еще бежали. В небе появились и бомбардировщики, и истребители, мы видели, как они подлетают, и знали, что они оттуда, с неба, тоже видят нас. Видят даже, как нам страшно. Они могли решать, какой город бомбить, каких людей расстреливать.
Я видела, как они приближаются. И если бы не берегла дыхание для бега, то непременно сказала бы Хулань:
— Видишь, они прилетели с востока, как я и говорила!
А потом мы обе увидели, как самолеты разворачиваются, все сразу. Они полетели в другом направлении, а мы остановились. Спустя несколько секунд мы услышали взрыв бомбы, потом еще одной, и еще. Земля под ногами вздрогнула. А потом все кончилось. Мы не умерли. Над юго-восточной частью города поднимался дым. Данру хлопал в ладоши.
Как только сирены замолчали, мы отправились обратно. Люди, ликуя, поздравляли друг друга:
— Какая удача! Удача!
Вскоре мы уже снова были на рынке, многолюдном как никогда раньше. Люди, выжившие во время налета, решили не откладывать покупок. Кусок мяса или пара обуви перестали быть для них лишней тратой или роскошью. Ведь жизнь могла оборваться в любую минуту, под вой следующей сирены.
Мы с Хулань вернулись к торговцу, чтобы купить грибы, которые нам так понравились. Торговец сказал, что во время бомбежки ничего не потерял, что весь его товар цел и невредим. Мы поздравили его, и он предложил нам хорошую иену. Все ощущали прилив щедрости.
— Ее сын такой умница, — сказала Хулань, показывая на Данру. — Ему нет еще и года, но когда завыли сирены, он не плакал. А когда стали падать бомбы, он решил, что это гром от молнии. Он повернулся, подождал молнии, а когда все закричали, стал хлопать в ладоши.
Я была очень горда тем, как Хулань рассказывает о моем сыне, и подбросила его в воздух, чтобы он рассмеялся.
— О, да ты у нас настоящий пилот!
— Какой хороший мальчик! — сказала Хулань.
— И такой умница!
— И такой умница!
Всю дорогу домой мы с Хулань во всем соглашались друг с другом. Как хорош Данру, как повезло, что мы живы, как дешево мы сделали покупки на рынке!
В тот вечер мы отпраздновали удачный исход первой бомбежки роскошным ужином и большим количеством ароматного чая. Тетушка Ду и служанки хохотали, в который раз рассказывая, где они сидели или стояли, когда завыли сирены. На десятом круге истории стали глупыми и смешными, и мы все продолжали хохотать, пока слезы не потекли из глаз.
Я несла вниз ночную вазу, — говорила горничная. — И вдруг — бабах! А потом — бубух! И на пол упала бомба! Пахучая катастрофа!
— Ты думаешь, это ты испугалась? — вторила тетушка Ду. — Я гналась за курицей с топориком в руках, и вдруг оказалось, что это курица гонится за мной!
— Так мы и стояли, Уэй-Уэй и я, спорили о том, в какую сторону бежать, — дождалась своей очереди Хулань. — Вот точно вам говорю, когда бомба уже над твоей головой, не время спорить, куда бежать ногам!
Спустя два дня бомбардировщики прилетели снова. И мы снова побежали к городским воротам, и снова вернулись домой невредимыми, чувствуя себя настоящими счастливчиками. В тот вечер мы тоже праздновали, но уже не так шумно. Мы опять делились друг с другом забавными историями, только до слез больше не смеялись.
Через два дня они снова прилетели, и на этот раз нам стало не до шуток и смеха. Мы тихо разговаривали. Тетушка Ду слышала, что чью-то жену сильно ранило. Хулань удивлялась, почему наши самолеты не наносят ответного удара, и надеялась, что наши мужья скоро вернутся из Чунцина. Я упомянула, что японские самолеты всегда прилетают с востока, и тетушка Ду согласилась:
— Да, всегда с востока.
Вот так всё и было. Самолеты продолжали летать, примерно по три раза в неделю, всегда утром. Уж не знаю, почему им так нравилось утром, может, и не было никакой особой причины. Просто такая работа: бомбить Куньмин по утрам, а Чунцин — после полудня. И эти бомбежки стали частью нашей жизни.
Мы продолжали пугаться, когда слышали сирены, но уже не бросали вещи, которые держали в руках, а аккуратно ставили их на место. Тетушка Ду следила, чтобы мы не оставляли на печи кастрюль и сковородок.
— Какой смысл спасать жизнь, чтобы потом возвращаться к пепелищу? — говорила она.
Хулань приготовила сумку с едой и держала ее у выхода, чтобы прихватить с собой. Данру тянул ко мне ручки, готовый к побегу. И мы шли, очень быстро и серьезно, будто на похороны, надеясь, что в конечном итоге покойниками окажемся не мы.
Иногда мы ходили к северным воротам, иногда к восточным. На пути нам попадались дома, разрушенные предыдущими бомбежками. У построек вокруг них стены были невредимы, но отсутствовали соломенные крыши — словно ветром посрывало шляпы с голов.
Добравшись до ворот, мы либо спрыгивали в ямы, либо прятались за деревьями. Там мы беседовали с одними и теми же людьми, которых встречали там день за днем, обмениваясь рекомендациями насчет лавок, торгующих лучшей лапшой, лучшей пряжей или микстурой от кашля.
Я всегда выбирала нужные ворота, это правда. Трижды в неделю нашим жизням грозила опасность, но ни разу мы сами не попадали под бомбежку. Я уже начала думать, что у меня есть врожденная способность избегать бомб, потому что, кроме ворот, я верно выбирала еще и маршрут, и укрытие.
И так расслабилась, что перестала бояться.
Однажды, поспав после обеда, Хулань сказала, что нам надо сходить на рынок. Данру еще спал, поэтому я оставила его с тетушкой Ду. Сначала мы пошли в овощные ряды, чтобы купить свежий маодо, сладкую на вкус зелень, дефицитную и очень дорогую. Но я все равно ее купила.
Конечно, мне повезло, что у меня были деньги на такие покупки. Большинству