народа получается, если на самом верху пирамиды управления складывается «оперативное ядро», группа лиц, способных генерировать достойные идеи и проводить их в жизнь. Совсем хорошо, когда таким «штабом» руководит лично верховный правитель, особенно если он, имея в голове основную идею, способен подбирать в состав такой группы самых годных для дела людей и избавляться от негодных.
В своё время при молодом Иване Грозном (в 1549 году) возникла так называемая Избранная рада. Её фактическим руководителем был А. Ф. Адашев, человек образованный и, что называется, гуманист. Официально он был постельничим при царе и начальником Челобитного приказа; в 1553-м был произведён в окольничьи. Среди прочих членов этого кружка наиболее известны митрополит Макарий и духовник царя Сильвестр, священник придворного Благовещенского собора. Некоторые учёные числят среди них и князя А. М. Курбского, впоследствии предавшего царя и бежавшего за границу.
Избранная рада решала вопросы назначения людей на должности, рассматривала судебные и местнические дела. Подготовленные ею реформы имели большое значение для страны. Особенно были важны военная реформа и реформа местного управления, отменившая систему кормлений.
Но с некоторого момента Адашев потерял доверие царя. Прежде всего, потому что воспротивился его планам ведения Ливонской войны и пытался продвинуть на первые места в государстве клан Захарьиных, родичей царицы. И с 1560 года Иван Грозный отказался от услуг этого кружка друзей-управленцев, стал вести свою линию единолично. Но, во всяком случае, этот «оперативный штаб» был стране полезен.
Другой случай, когда в число советников высшее лицо набрало людей без учёта их способностей, попросту некомпетентных. Летом 1801 года Александр I, получив власть после убийства его отца Павла Петровича, создал из своих личных друзей так называемый Негласный комитет. Его члены (граф А. Р. Воронцов, В. П. Кочубей, князь А. Чарторижский и другие, сплошь англоманы) не имели официальных должностей, но император поручил им разработку проектов реформ. Они стали думать, как бы применить к обустройству России английский опыт. За год обосновали учреждение министерств вместо системы коллегий, созданной Петром I, и издали новый регламент Сената. То есть технические-то вопросы они порешали, но выработать программу движения страны на длительный период оказались неспособны.
По словам поэта Г. Р. Державина, «трое ходили тогда с конституциями в кармане — речённый Державин, князь Платон Зубов, с своим изобретением, и граф Никита Петрович Панин… с конституцией английскою, переделанною на русские нравы и обычаи. Новосильцеву стоило тогда большого труда наблюдать за Царём, чтобы не подписать которого-либо из проектов; который же из проектов был глупее, трудно было описать: все три были равно бестолковы».
В целом это подтверждает уже сделанный вывод: в среде бюрократов должны быть группы «оперативного реагирования», своеобразные «штабы», выдвигающие новые идеи. А уже дальше их проводят в жизнь дисциплинированные исполнители. Если же идеи вносят люди некомпетентные, то и результат будет в лучшем случае низкий, а то и отрицательный, особенно если у таких мудрецов на первом месте идеи о собственном обогащении.
Вокруг президента Ельцина не оказалось практически ни одного годного. Его реформаторы были в большинстве люди молодые и образованные, но деятели исключительно кабинетные. Их способности ограничивались подбором для каждого конкретного случая «правильной схемы» или, как тогда говорили, «экономической модели». А с моделями проблема в том, что их слишком много. В одной только Южной Америке, которая вся целиком меньше нашей Сибири, моделей не меньше десятка: чилийская, аргентинская, колумбийская… Какая лучше подойдёт нам? А никакая.
Будущие российские реформаторы в годы перестройки изучали «модели» в вузах Европы и США, и были склонны смотреть в рот своим учителям. Изучать же историю своей страны, в том числе достижения советского периода, учитывать её экономические, географические и прочие параметры, они не хотели и не могли. Впрочем, придворные «дядьки», которые, как во времена Петра I, присматривали за ними, от них таких подвигов и не требовали.
Осенью 1991 года пришёл их час. Начиная свои преобразования, реформаторы пригласили себе в советчики западных экономистов: Джеффри Сакса, Андерса Ослунда, Ричарда Лэйарда, Марека Домбровского, Яцека Ростовского и других. Эти спецы по схемам и моделям, вообще не знавшие особенностей России, консультировали кабинеты Гайдара и Черномырдина. К чему привели их советы, известно: к потере половины экономики и дефолту.
Когда правительство возглавил Е. М. Примаков, в Москву привезли знаменитого аргентинца Ковалльо, отца соответствующего «экономического чуда». Но Примаков не был склонен верить чудесам: Ковалльо как привезли, так и увезли, экономику на время перестали мучить примерками зарубежных моделей, и она пошла в рост.
В 2000-м, с появлением на посту президента Путина, вместе с ним пришли новые управленцы — столь же бездарные, как и прежние, и опять захотели чудес. В страну прибыл десант зарубежных экономистов: декан экономического факультета Чикагского университета и «духовный отец» чилийского экономического чуда Арманд Харбергер; главный экономист объединённого экономического комитета конгресса США Джеймс Гвартни и бывший министр финансов Перу Карлос Болоньи. Учёные чудотворцы просвещали сотрудников Центробанка и Минфина, проводили закрытые семинары в Центре стратегических разработок Г. Грефа и в администрации президента.
Президент не стал спрашивать у своих министров и советников, как же они посмели браться за руководство экономикой огромной страны и давать советы ему, президенту, если без подсказок со стороны сами к этому не готовы. Осмысленных целей развития страны у него не было, и именно эта серая толпа себялюбцев его устраивала. Каждый из них регулярно выпаливал «умные фразы», объясняющие собственное ничегонеделание, и молчаливый улыбчивый президент, который изредка, нахмурившись, прилюдно пенял им, что «времени на раскачку нет» и надо же что-то делать, на таком фоне выглядел просто шикарно.
Андрей Илларионов, советник президента по экономической политике, «экономический гений», как его называли тогда в СМИ, говорил, что экономические действия государства ни на каком рынке никогда не могут быть оптимальными. Почему? А потому что по теории Вильфредо Парето[93] оптимальными могут быть действия лишь частного сектора. Помните басню про трёх частников: лебедя, рака и щуку? В результате их оптимальных действий «воз и ныне там».
Ещё Илларионов утверждал, что младореформаторы времён Е. Гайдара были плохими либералами, тем самым подводя слушателей к мысли, что гайдаровский шок — это был не шок, а недоразумение. Очевидно, верность либеральной идее сама толкала его к мысли о необходимости нового аттракциона такого же рода.
Ещё он советовал правительству отказаться от взимания ренты за недра, поскольку по мнению каких-то иностранных спецов возродить Россию можно лишь «при существенном, долгосрочном и безвозвратном снижении цен на сырьё». Иностранных спецов понять можно: ну, не хотят, чтобы Россия наживалась за счёт ренты за свои ресурсы. Но советник президента?.. Неужели не знает, что Запад сам живёт за счёт мировой ренты.