Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этому новому типу человека противопоставляется сложившееся схоластическое Средневековье, нашедшее свое олицетворение в лице слепого монаха Хорхе. Образ символически воплощает целостность мысли, под знаком которой жил весь средневековый мир. Он запоминает огромное количество текстов, большинство хранящихся в монастыре книг знает наизусть, без труда заучивает громадные потоки цифр и фактов. Его память является прототипом знаменитой библиотеки монастыря, своеобразная ее идеальная модель. Для Хорхе это пространство представляется специальным хранилищем, где накапливаются и покоятся тексты, но это не место, служащее отправной точкой для создания новых творений. Он хранит для того, чтобы спрятать. Хорхе исходит из того, что истина дана изначально, и ее стоит лишь помнить. Средневековая образованность видела идеал учености в безграничной памяти.
Так в произведении сталкиваются два века: первый возглавляет Хорхе, и мы можем назвать его миром догм, строгих убеждений и жесткого аскетизма, а во главе второго шествует Вильгельм, основываясь на анализе и преображении, заострении внимания на индивидуалиях и символике знаков.
Местом противостояния «старого» и «нового» веков является монастырская библиотека. Это помещение представлено в произведении в виде символического лабиринта с множеством проходов и комнат. В книге не раз подчеркивается, что кроме самого библиотекаря никто не смог бы правильно сориентироваться, ведь там так легко заблудиться. Среди монахов даже ходила легенда о призраках затерявшихся братьев, которые решили тайно проникнуть в обитель знаний, а некоторые порой даже слышали тяжелые стоны, доносящиеся из холодных коридоров.
Хорхе убежден, что знания не должны покидать стен святой обители, иначе, чем бы тогда монастырь отличался от любого другого образовательного заведения города? Да и не стоит, по его словам, людям читать все подряд, потому что их сознание не может отличить истину от лжи. К хранящимся здесь знаниям не прикасался никто, запрет на доступ в библиотеку распространяется даже на монахов, которые всю свою жизнь посвятили изучению богословия и мира, не говоря уже о простых приезжих, желающих впитать в себя мудрость прошедших веков. Сам «старый» век в лице слепого Хорхе создал запутанный лабиринт и отрезал все пути доступа к хранившемуся в нем сокровищу, тогда как «новый» век, олицетворенный во францисканце Вильгельме, старается разгадать скрытые тайны и обнажить истину, найдя выходы среди тысяч проходов и закоулков с темными углами. Библиотека для него не просто место, где хранятся догмы, а запас пищи для критического ума. Главная цель для него — трансформация всего этого колоссального знания в его сознании, а, следовательно, и в сознании «нового» грядущего века. В его понимании хранить необходимо для того, чтобы генерировать вновь и вновь старое, превращая его в новое.
Отсюда и разное отношение Хорхе и Вильгельма к лабиринту: войти, чтобы не выйти, и войти, чтобы найти выход. Как мы видим на страницах романа, слепой старец становится пленником всех этих ходов, комнат и книг, растворяясь в стенах и воздухе библиотеки, тогда как францисканец сохраняет свободу и находит выход. Вильгельм и Адсон сумели нарисовать план, что позволило им безбоязненно продвигаться по лабиринту.
Монастырь, на территории которого происходит повествование романа «Имя розы», — модель «упорядоченного» старого мира, где соблюдается строгая непоколебимость устоев. Однако интерес монахов к запретному, который стоит некоторым из них жизни, одерживает верх над этим искусственно поддерживаемым порядком. Ни боязнь наказания, ни ужас от ожидания Апокалипсиса не могут остановить стремление к непознанному. В «Имени розы» монастырь сгорает в пожаре, и вместе с ним рушится старый, изживший себя мир, уступая место новому. Эко придерживается того, что именно стремление к новому, жажда познания и трансформация известного и есть движущая сила культуры.
Как мы видим, детективная линия романа в итоге оказывается лишь иллюзией, скрывающей за собой и исторический, и культурный, и философский пласты понимания произведения. Читателя становится интересно разобраться в том, какие игры ведет с ним автор. Однако именно здесь и кроется самая опасная ловушка художественного текста романа — чрезмерная интерпретация, вызванная постмодернистской концепцией интертекстуальности, о которой так часто У. Эко предупреждает в своих научных исследованиях.
Следуя этой концепции, автор создает роман в романе, где пересказывается уже написанная история. Из текста «Имени розы» мы узнаем, что повествование началось с того, что в руки к автору попадает книга «Записки отца Адсона из Мелька, переведенные на французский язык по изданию отца Ж. Мабийона». Автором перевода значился некий аббат Валле. Но вскоре эта книга теряется, а взамен пропаже находится другая, перевод с утерянного оригинала, написанного по-грузински. И там были выдержки из тех самых записок. Подобная история происхождения рукописи и атмосфера «книжного» повествования, согласно исследованиям А. В. Щербитко, являются одновременно и «установкой на достоверность, и откровенной пародией» [5, 64], которая наполняет весь роман постмодернистским «ощущением мира без центра, равенством низа и верха, существованием в мире вселенской библиотеки и вавилонского смешения сущностей» [5, 64]. Здесь реализуется модель мира как вселенского хаоса, где порой смысл заключается в осознании бессмысленности.
Эта сознательная интеллектуальная игра автора, которая «оживляет» текст романа, наделяет его способностью к ведению диалога с читателем, обретает свое начало еще в названии произведения. Первоначально у книги было другое рабочее имя — «Аббатство преступлений», но автор сознательно забраковал его, объясняя тем, что оно бы дезориентировало читателя, настроив лишь на детективный сюжет и сбив с толку более искушенных, скрывая иные пласты понимания. Он признается, что «Имя розы» пришло к нему совершенно случайно. Как он сам пишет: «Роза как символическая фигура до того насыщена символами, что смысла у нее почти нет. У Данте в “Божественной комедии” роза была мистической, у поэта Ф. де Малерба в стихотворении “Утешение господину Дюперье” — “и роза нежная жила не дольше розы», у розенкрейцеров четыре розы на гербе стали символами тайны, у У. Шекспира в “Ромео и Джульетта” — “роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет”» [6, 426] и т. д. У. Эко уверен, что название должно запутывать мысли читателя, а не дисциплинировать их. Автор предлагает нам самим пробираться через тернии текста, искать потаенные двери, камни преткновения, изучать различные смысловые уровни. И неудивительно, что при подобном обессмысливании названия, роман может поразному восприниматься читателями.
«Нет никаких правил и нет никакого правильного режима, если ты хочешь написать книгу…» [12]
В литературном мире У. Эко стал одной из самых ярких фигур современности, чему, бесспорно, послужило множество факторов. Первоначально зарекомендовав себя как гигант критического научного мышления, он расширил рамки понимания постмодернизма, уверенно переступив порог храма словесного искусства в конце XX в. Его безоговорочно приняли как критики, так и заурядные читатели.
Та проблематика, которая затрагивается в его художественных произведениях, имеет тесную связь с не останавливающейся академической деятельностью ученого. Подобное взаимопроникновение науки и искусства порождает расширение жанровых границ, где философия и литература практически сливаются в одно целое, а постмодернистская направленность творчества переосмысляет в новом свете весь накопленный опыт предшествующих поколений.
Одно из главных положительных качеств прозы У. Эко, как любят подчеркивать критики, — это умение вдохновлять саму мысль. Он знает, как заинтересовывать, обратить внимание на такие вещи, которые с первого взгляда кажутся чем-то незначительным и скучным. Возможно, именно это в сумме с энциклопедичностью, иронией и юмором помогает писателю устанавливать прочные связи с разноуровневой аудиторией.
Литература1. Беседа с Умберто Эко // Логос. М., 1999. № 2.
2. Лотман Ю. Выход из лабиринта // Эко У. Имя розы. М., 1989.
3. Рейнгольд С. «Отравить монаха» или человеческие ценности по Умберто Эко // Иностранная литература. 1994. № 4.
4. Усманова А. Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации. Минск, 2000.
5. Щербитко А. В. Роман У. Эко «Имя розы» — традиции и постмодернизм // Вестник МГГУ им. М. А. Шолохова. Филологические науки. 2012. № 4.
6. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» / пер. с ит. Е. Костюкович. М., 1989.
7. Эко У. Имя розы / пер. с ит. Е. Костюкович. СПб., 2010.
8. Эко У. Отсутствующая структура: введение в семиологию / пер. с ит. В. Г. Резник и А. Г. Погоняйло. СПб., 2006.
- Язык в языке. Художественный дискурс и основания лингвоэстетики - Владимир Валентинович Фещенко - Культурология / Языкознание
- От первых слов до первого класса - Александр Гвоздев - Языкознание
- О литературе и культуре Нового Света - Валерий Земсков - Языкознание
- Основы русской деловой речи - Коллектив авторов - Языкознание
- Блеск и нищета русской литературы (сборник) - Сергей Довлатов - Языкознание