Читать интересную книгу Эрос невозможного. История психоанализа в России - Александр Маркович Эткинд

американской психологии Грэнвилл Стенли Холл. В историю науки он вошел еще и как организатор знаменитой поездки 3игмунда Фрейда в Америку в 1909 году. Позднее, в 1911 году, Стенли Холл стал членом-учредителем Американского психоаналитического общества. В том же году в Брюсселе состоялся Первый Педологический конгресс.

Пути педологии и психоанализа пересекались и на Западе, и в России. Оба направления роднит интерес к детству и практическая ориентация. В Европе и Америке психоанализ продолжал победоносную экспансию в гуманитарные науки, социальные службы и обыденную жизнь западного человека; педология же довольно скоро потеряла самостоятельное значение. Пройдет 20 лет, и Лев Выготский сообщит читателям только что организованного советского журнала «Педология», что на Западе, в отличие от СССР, эта прогрессивная наука давно умерла или превратилась в живой труп.

Расклад сил в Советском Союзе оказался противоположным: психоанализ к концу двадацатых был уничтожен, а педология переживала беспрецедентный расцвет. Психоаналитическую подготовку получили, однако, лидирующие фигуры педологии, и прежде всего Арон Залкинд. Лучшие концептуальные ее достижения, связанные с поздними работами Выготского и Блонского, несомненно, отмечены диалогом с психоанализом. В 1923 году Полина Эфрусси, нисколько не симпатизировавшая психоанализу, отмечала: «…метод Фрейда успел за последние годы проникнуть из психиатрии и психопатологии также и в русскую педологию».

Наряду с психоанализом важным источником педологического движения послереволюционных лет была психоневрологическая школа Владимира Бехтерева. Первое педологическое учреждение в России было создано в Петербурге в составе Психоневрологической академии на деньги купца и мецената Валериана Зимина очень рано – в 1909 году. Небольшое здание, в котором находился Педологический институт, и сегодня стоит рядом с оградой Психоневрологического института, занятое каким-то управлением.

Исследовательскую программу Бехтерева, направленную на всеохватывающее исследование человека, не раз пытались реализовать типичными бюрократическими методами. Через несколько лет после гибели Бехтерева и развала созданной им Психоневрологической академии «на совещании под руководством т. Сталина, Молотова и Ворошилова с участием А. М. Горького… принято решение о реорганизации Института экспериментальной медицины в Ленинграде во Всесоюзный научно-исследовательский институт по всестороннему изучению человека». Это решение, свидетельствует очевидец, «встретило широкий отклик…укрепив за институтом по исключительному значению поставленной задачи и размаху намечаемого строительства символическую кличку „Днепростроя“ естественных и медицинских наук». Идеи всестороннего изучения, комплексности, междисциплинарного синтеза, впервые высказанные Бехтеревым еще накануне Первой русской революции, оказались исключительно популярными в тоталитарной среде, пережив не одно поколение ученых и администраторов.

Все первое послереволюционное десятилетие педология созревала и консолидировалась в тени огромного авторитета Бехтерева. Трагическая его гибель, история которой сегодня общеизвестна (см. гл. IV), символична еще и тем, что произошла после закрытия Первого съезда неврологов и психиатров и накануне открытия Первого Педологического съезда; председателем одного съезда был, а второго – должен был быть Бехтерев. Педологический съезд начался панихидой, на которой выступали Вышинский и Калинин. За смертью вождя психоневрологии последовала серия конфликтов между ближайшими его учениками. Лидером группы новых наук, созревших внутри психоневрологии, оказалась педология. Роль нового идеолога и вождя переходит к педологу, а в прошлом – психоаналитику Арону Залкинду.

Пограничные конфликты

В методологическом плане педология была научным явлением, характерным для начала XX века. Новые концепции, претендовавшие на статус областей знания, а то и целых наук, создавались не трудом поколений ученых, а революционной работой гениального человека, устанавливающего новый взгляд на мир; таков был и психоанализ. Строго говоря, результатом этой работы являлась научная школа, которая могла быть более или менее продуктивной, но оставалась, конечно, одной из многих в данной науке. Но в общей атмосфере нетерпимости, борьбы за выживание и власть новая научная школа, вытесняя возможных конкурентов, претендовала на монополию в понимании своего предмета. Своя точка зрения объявляется единственно верной, а другие точки зрения – просто ненаучными. Этот процесс, как правило, осознавался не как спор внутри самой науки, а как «пограничная война» между разными дисциплинами, претендующими на освоение одного и того же предмета – между биологией и социологией, психологией и физиологией, педологией и психотехникой, педологией и педагогикой. Бесконечные обсуждения «демаркационных линий», разделяющих науки и предписывающих, чем можно заниматься одной науке и чем нельзя заниматься другой, вообще характерны для развития науки в тоталитарном обществе. Тот уровень абстрактности, на котором ведутся эти споры, доступен пониманию политических вождей. К тому же, в отличие от большинства научных споров, междисциплинарные дискуссии допускают простые решения директивными средствами: одну из сторон спора можно просто «закрыть», как это и было впоследствии сделано с педологией, а другую, например педагогику, – объявить единственной достойной обладательницей истины. Другим типом решения проблемы является объявление о междисциплинарном синтезе, за которым сразу же следует создание новых организационных структур: отныне представители разных наук будут общаться между собой в обязательном порядке, что повлечет их взаимное оплодотворение.

Педология конституировалась как целостная наука о ребенке в противоположность многим «частичным» наукам, предметом которых являются различные стороны его жизни— психологии, социологии, анатомии, физиологии и т. д. Однако совмещение информации, добытой разными дисциплинами, до сих пор остается сложнейшей проблемой. Лидеры педологии много писали о том, что педология – не винегрет из обрывков разных дисциплин. Строже других определял специфический предмет педологии Павел Блонский: «Педология изучает симптомокомплекс различных эпох, фаз и стадий детского возраста в их временной последовательности и в их зависимости от различных условий». Это не просто «изучение ребенка», это «наука о детстве». Педология представлялась Блонскому научной, теоретической основой прикладной педагогики. Стремясь быть понятым, он выражал эту мысль шокирующими метафорами: «…как животновод в своей деятельности опирается на зоологию, так и педагог должен опираться на педологию». Написанный Блонским курс педологии примерно соответствует по своему охвату современным курсам психологии развития: описание дается последовательно, по возрастным стадиям, причем собственно психологические данные соотносятся с физиологическим, анатомическим, генетическим материалом.

Выготский, специально пытавшийся разобраться в соотношении педологии и психотехники, посвятил немало страниц утверждению особого статуса каждой из этих наук, но тут же замечал, что, собственно говоря, разные науки вполне могут встречаться на одном и том же объекте – на ребенке, и каждая может спокойно продолжать заниматься своим делом. Со стороны психотехники совершенно определенно призывал к этому Исаак Шпильрейн: должно, считал он, произойти «падение тех искусственных, то есть не заложенных в существе изучаемых объектов разграничений, которые существуют между такими родственными науками, как педология, психология, экспериментальная педагогика и психотехника». Но, с другой стороны, Выготский видел, что «вавилонского смешения у нас боятся пуще огня», оно «кажется гибельным для самого существования отдельных наук».

О размежевании и субординации разных дисциплин более всего заботились политические руководители науки, для которых значение и универсальность возглавляемой дисциплины всегда равносильны