лечения. Один из самых распространенных примеров — радикальная мастэктомия, разработанная и усовершенствованная в 1890-х годах.
Она десятилетиями оставалась стандартным хирургическим методом лечения рака груди. Пусть она и позволила значительно снизить число рецидивов рака, эта калечащая процедура, при которой удаляются молочные железы, мышцы грудной стенки и подмышечные лимфоузлы, была невероятно травматичной для женщин. При этом практически никакого внимания не уделялось тому, как эта инвазивная операция влияет на женщин психологически и физически.
Медицина задумалась о качестве жизни пациенток, а не только об их выживании лишь в начале 1970-х годов, когда появились менее травматичные хирургические вмешательства, при которых сохраняются мышцы грудной стенки и соски.
Женщины продолжает отстаивать последний рубеж реконструкции груди — сохранение чувствительности.
Медицинские гендерные предрассудки, укоренившиеся за века заблуждений, спекуляций и домыслов, напрямую повлияли на пробелы в знаниях о том, как лечить и поддерживать женщин с заболеваниями, по сей день продолжающими ставить врачей в тупик. Однако нет ничего необъяснимого или неопределенного в страданиях, которые миллионы женщин во всем мире испытывают каждый день. Пока медицина ищет ответы на вопросы, болезни продолжают менять наши клетки, захватывать органы, атаковать суставы и причинять боль. Число нездоровых женщин растет.
Приблизительно 4 % населения мира страдают аутоиммунными заболеваниями, и 80 % из них составляют женщины.
В 2010 году около 5 миллиардов людей имели ту или иную форму волчанки. У большинства наблюдалась системная красная волчанка, и 90 % страдающих ею — женщины. Среди них была и я.
Глава 18. Аутоиммунитет
В 2002 году у меня начали болеть ноги. По утрам я вставала с постели с болью в области от бедер до лодыжек, которые к вечеру иногда так отекали, что я не могла ходить. Поэтому мне приходилось периодически пропускать работу. Я вела дневник, в который записывала интенсивность, частоту и характер боли. Когда я пришла к врачу общей практики, он пощупал мои раздутые лодыжки и стопы и сказал: «Гм, похоже, кто-то любит выпить. Предполагаю, что у вас подагра». Подагра[73] — это одно из «старомодных» заболеваний, вызванных чрезмерной любовью к сыру и алкоголю. У меня его не было. «Позвольте поинтересоваться, может ли такая привлекательная молодая женщина быть беременна?» — спросил терапевт. Я не была беременна. Каждое утро я выдавливала из блистера крошечную белую таблетку и запивала ее остатками чая. «Не думаю, что с вами что-то не так, — заключил врач, глядя на часы. — Вероятно, это просто гормоны».
Боль не отступала. Я ходила к гомеопатам, остеопатам и физиотерапевтам, туго бинтовала стопы перед сном, тратила значительную часть зарплаты на крем с арникой, витаминные комплексы и тошнотворные настойки. Ничего не помогало. Страх перед непроходящей болью был настолько велик, что я чувствовала ее везде: в голове, горле, животе. Когда я находилась вне дома, мне казалось, что я ничего не контролирую. Однажды утром по пути на работу, в метро, у меня помутнело в глазах и закружилась голова. В висках дико пульсировало. На станции «Канэри-Уорф» я упросила охранника позволить мне воспользоваться уборной для персонала. То лето в Лондоне выдалось самым жарким за всю историю метеонаблюдений, и я была уверена, что просто перегрелась. Переполненная адреналином, я с трудом вышла на утреннее солнце и села на скамейку. Сбивчивое дыхание стало постепенно выравниваться, а сердцебиение замедляться. До конца того лета я боялась каждый день.
В последующие годы я испытывала боль по утрам или вечерам, но пыталась не обращать на нее внимания. Врач ведь сказал, что со мной все в порядке! В 2006 году в музее средневековых музыкальных инструментов в красивой сельской местности Уэлдена я вышла замуж. В октябре забеременела, и следующим летом у нас с мужем родился сын с огромными карими глазами, крошечным лягушачьим телом и странной красной сыпью на голове и лице. «Скорее всего, это экзема», — предположил врач, протягивая мне рецепт на смягчающий крем и специальный гель для мытья. Сыпь оставалась несколько месяцев, но затем постепенно прошла. Я совсем о ней забыла.
Когда нашему первенцу был год и четыре месяца, я снова забеременела и на 20-й неделе приехала в больницу на плановое УЗИ. Сын был счастлив, он очень хотел «блата». Наш второй сын был идеальной шевелящейся тенью, состоящей из звука и света. Вдруг врач отвернула от нас монитор. «С ним все нормально?» — спросила я. «Скорее всего, да, — ответила она с натянутой улыбкой, — но мне нужно внимательнее посмотреть и, возможно, поговорить кое с кем этажом выше, хорошо? Не беспокойтесь». Ребенок развивался идеально во всех отношениях, но у него было замедлено сердцебиение. Меня направили на УЗИ камер и клапанов его сердца, которое должен был провести врач-консультант лондонской больницы Сент-Томас.
Через две недели я молча лежала в темноте, пока один из лучших в стране экспертов по сердечному здоровью плодов водил датчиком мне по животу, изучая сердце моего ребенка. Он сказал, что у плода редкое заболевание под названием «врожденная полная блокада сердца». «У него поврежден антриовентрикулярный узел — часть сердца, контролирующая электрическую проводимость, — объяснил врач. — Импульсы блокируются, в результате чего предсердия и желудочек работают несинхронизированно, из-за чего сердцебиение замедляется. Возможно, это пройдет само по себе, но утверждать нельзя. Мы будем обследовать вас каждую неделю, и если ситуация не изменится, вам придется рожать здесь. Возможно, нам удастся прооперировать его и установить кардиостимулятор». Я спросила, чем вызвана эта патология. «Она может быть наследственной или совершенно случайной, — ответил врач. — Скажите, у вас когда-нибудь были проблемы с глазами?» Этот вопрос показался мне странным. Я носила очки, но понимала, что он имеет в виду что-то другое.
Врач объяснил, что при наличии у материопределенных заболеваний, в ее крови может быть то, что влияет на развитие сердца плода.
Я сказала, что ни у меня, ни у моих родственников не было никаких наследственных заболеваний. Я даже не подумала упомянуть о своей периодической боли. «На всякий случай мы возьмем у вас кровь на анализ, — заключил врач. — Когда вы придете