Внутри в этот момент становится так тепло. Старое чувство. И уже давно забытое.
– Вы уж не забывайте обо мне. Приезжайте почаще, – глаза женщины слегка увлажняются.
– Мам, не начинай. Когда я о тебе забывал? И я, и Стас стабильно навещаем.
– Глеб, ну я ведь не об этом. У тебя теперь семья есть. Скоро будут дети. Я хочу видеть вас всех вместе. Вы же с Инной теперь одно целое. Неотъемлемая часть друг друга.
Кожей чувствую на себе тяжёлый взгляд Глеба, и сердце тут же предательски дёргается. Особенно не по себе становится от мысли, насколько сильно Ольга Андреевна ошибается. Я имею в виду в том, что мы одно целое. Это далеко не так.
– Мы обязательно будем приезжать чаще, мам, – рядом раздаётся слегка раздражённый голос Воронцова. – Просто у Инны был тяжёлый токсикоз. Ей было не до длительных поездок. С центра Питера до тебя добраться не ближний свет.
– Да, я понимаю. Конечно, Инночка, главное, чтобы у тебя самочувствие было в порядке. Беременность – тяжёлая пора. Зато сколько счастья потом принесут вам ваши дети. Уж поверь мне.
Мы прощаемся с женщиной и выходим из дома. На улице уже давно стемнело. Двор освещается только тусклым светом фонаря, подвешенного на крыльце.
– Давай помогу тебе, – не успеваю я сообразить, как Глеб подхватывает меня за локоть и осторожно проводит вниз по ступенькам. – Здесь в потёмках навернуться можно. Давно надо освещение улучшить. Вечером нихрена не видно.
Молча киваю. Сейчас, когда мы остались вдвоём, я снова чувствую прежнюю скованность, которую ощущаю с той самой ночи. Не знаю, как вести себя. Не знаю, что говорить.
Обидно ли мне, что Глеб проводит время с другими женщинами? Да, обидно. Последние несколько дней я постоянно об этом думаю. Кажется, что эти мысли вообще из моей головы не выходят.
Я ведь даже не знаю сколько их у него по факту. Может, он их вообще постоянно меняет.
Мы выезжаем на трассу. Глеб включает печку и салон машины снова наполняется запахом его парфюма, смешанным с лёгким цветочно-приторным ароматом женских духов.
Чувствую, как от этого запаха к горлу снова подкатывает тошнота. Хочется опустить окно по максимуму и высунуть голову до плеч. Но вместо этого я просто поджимаю губы и поворачиваюсь к окну.
Глеб в свою очередь тоже молчит. Тишина в салоне стоит такая напряжённая, что ещё немного и заискрит. И я чётко ощущаю, что напряжение это исходит не только от меня, но и от Воронцова тоже.
Он не спокоен. Совсем не спокоен. Это заметно даже по его рукам, с силой сжимающим кожаную оплётку руля. Однако внешне босс вида не подаёт. Просто сосредоточенно смотрит на дорогу.
Примерно через час мы добираемся до дома.
Пока мы поднимаемся на наш этаж, постоянно чувствую на себе его взгляд. И в прихожей, когда снимаю верхнюю одежду, тоже.
От этого по коже бегают разряды тока и маленькими микро ударами бьют прямо в сердце, заставляя его стучать чаще.
– Ладно, я… в общем спокойно ночи, – повесив пальто на крючок, перевожу взгляд на Воронцова, который так и продолжает стоять в коридоре и с хмурым выражением лица за мной наблюдать.
На мои слова он ничего не отвечает.
Чертовски хочется залезть в его голову и узнать о чём он сейчас думает. А ещё… а ещё меня мучает вопрос, уйдёт ли он сегодня ночью из дома? С тех пор как я к нему переехала, он уходил каждую ночь…
Развернувшись, захожу в свою комнату, прикрываю дверь и опускаюсь на кровать тяжело выдыхая. Достаю из сумки фотографию, которую взяла из дома Ольги Андреевны и провожу кончиками пальцев по лицу улыбающегося маленького мальчика.
“Для Глеба семья – это всё, Инна. Он со своими детьми никогда так не поступит. Наш отец вычеркнул нас из жизни. Глеб ни за что на свете не откажется от своих детей.”
В голове набатом звучат слова Стаса. Закрываю глаза, и трясу головой, чтобы их из себя выбить.
В этот же момент дверь в мою комнату неожиданно распахивается.
Тут же испуганно прячу фотографию за спину, вопросительно смотря на стоящего на пороге Воронцова.
– Глеб? – выдыхаю. – Ты что здесь…
– Инн, скажи, пожалуйста, ты так и будешь молчать?! – перебивает.
– В смысле? – моментально напрягаюсь. – Не понимаю, о чём ты…
Всё я прекрасно понимаю. Более того, знала, что рано или поздно Воронцов настоит на том, чтобы расставить между нами все точки. Но понимать – это одно. А быть готовой – совсем другое.
Я не готова к этому разговору. Совсем не готова.
Судорожно сглатываю смотря на то, как мужчина подходит ближе. Упирается ладонями в кровать по бокам от моих бёдер и нависает сверху.
– Я. Не. Знаю. Зачем мне звонила Жанна, – чеканит медленно. Почти по слогам. Как будто пытается вбить эту информацию мне в голову. – Ты можешь это понять или нет?!
Впивается в меня жёстким взглядом и сердце у меня в груди начинает грохотать как ненормальное.
– Глеб, я… – выдавливаю осипшим голосом. – Ты не должен передо мной оправдываться. То, с кем ты видишься – это не моё дело. Меня это не касается, так что…
– Так что что, Инна? Так что ты и дальше будешь меня игнорировать?
– Я тебя не игнорирую…
– Избегаешь, – выпаливает, начиная злиться. – Разница небольшая.
– Это неправда…
– Да? – раздражённо выгибает бровь. – Ну давай тогда поговорим. Давай обсудим то, что было между нами той ночью. Ты на мне сверху. Моя рука в твоих трусах. Помнишь такое?!
– Такого не было, – чувствую, как в тот же момент у меня вспыхивает лицо. – Твоей руки в моих трусах не было, Глеб.
Не выдержав, отвожу взгляд в сторону, но мужчина подхватывает меня за подбородок и заставляет смотреть ему в глаза.
– Была бы, Инна. Была бы, если бы Жанна не позвонила. И в трусах и в тебе. И не только моя рука, но и я сам, – чеканит. – Я сам был бы в тебе той ночью.
От этих слов меня словно ледяной водой окатывает. Сердце подскакивает к горлу и барабанит на разрыв как ошалелое.
– Хватит, Глеб, – выпаливаю, подскочив