— Про ворону. Вот и гостевая землянка. Пошли, други, ночевать пора, завтра будет день, коли Яр даст, ну, будет и пища, коли Род не откажет… Шык отворил скрипучую дверцу и первым шагнул, пригибая голову, в землянку.
* * *
Потянулись сладкие дни отдыха, «ничениделанья», как выразился Луня. Путники целыми днями валялись на шкурах, спали, ели, снова спали, выходили побродить по зимнему лесу, если было не холодно. Правда, гулять подолгу не получалось — морозы трещали ого-го, подходил к концу просинец, а за ним шел сечень с метелями и стужами…
Не смотря на то, что никакой работой или службой путников не утруждали, Луня не чувствовал себя дома. Ну никак! Настороженные взгляды, перешептывания за спиной — роды не верили им. Вначале обрадывались, а теперь не верили. Луне было очень обидно, но сделать он ничего не мог. Стена, невидимая, но очень прочная стена отделяла Луню и его друзей от всех родов, и преодолеть эту стену было никак невозможно. Ни разговоры, ни уговоры на родов не действовали. Путникам приносили пищу, с ними здоровались — и не более того.
Тайное поселение жило своей, непростой из-за лихих времен, жизнью. Все мужчины и даже подростки, годки Луни, ходили с оружием, несли дозорную службу, пропадали по несколько дней в дальних доглядах, упражнялись на большой поляне в стороне от оврагов в войском мастерстве, работали в кузнях, денно и нощно делали оружие, лили оголовки стрел, копий и дротов, ладили луки, ковали мечи и секиры, насаживали на черенки булавы и шестоперы.
Всем хозяйством — заготовкой дров, уходом за скотиной, готовкой, стиркой — занимались бабы да старики. Им помогали дети, без дела сидели лишь совсем дряхлые, убогие, раненые да четыре неожиданно оказавшихся никому ненужными путника. Волхв попробывал было наведаться в землянки к раненым, но там знахарили бабы-травницы, и справлялись они неплохо. Шыку дали понять, что помощи его не требуется.
Так шли дни. Луня с Зугуром, отъевшись и окрепнув, взялись за мечи оружие требует постоянных упражнений. С утра и до вечера звенели они клинками в осиновой рощице за баней. Зугур, постигший в Звездной Башне все ратные премудрости аров, учил Луню хитрым приемам боя одним мечом, мечом и кинжалом, двумя мечами, секирой, копьем, сам же, в свою очередь, учился метать топорик, приспособив для этого пару обычных плотницких тесал.
Неожиданно нашел себе дело Фарн. Этрос оказался не только знатоком мореходного дела, он был еще и неплохим ковалем, ведал о разных премудростях — как укрепить бронзу, что добавить в нее, чтобы клинок или наконечник копья вышел прочным, не сминался при ударе о бронь. Ковали приняли чужака насторожено, но Фарн молча подошел к горну, надел фартук и взялся за дело, а вечером того же дня представил на суд мастеров изготовленный им этросский меч, прямой, с широким у основания и узким на конце лезвием.
Ковали оглядели оружие, попробывали его на прочность, проверили, как сидит в ладони, как рубит и колет, и единогласно приняли Фарна в свой круг. Теперь этрос вставал до зари и спешил в кузни, а возвращался оттуда лишь вечером, усталый, закопченный, но очень довольный. Как уж он там изъяснялся с родами, зная всего десяток слов по-родски, для Луни осталось загадкой…
Однако и Луня неожиданно сумел принести пользу своим родичам и соплеменникам. Не иначе как по тайному приказу воеводы за путниками все время приглядывали, да они и не таились, среди свои-то! И вот как-то раз Луня заметил у некоторых землянок деревянные щиты с намалеванными в центре личинами и подростков, до опупения кидающих по примеру Луни в эти мишени кто что — кто плотницкий топор, кто здоровенный колун, а кто и отцову малую секиру. А потом и взрослые вои взялись за топорики. По велению воеводы ковали лили и затачивали их во множестве, об этом Луня узнал от Фарна. Скол не был дураком и понимал, каким грозным оружием в умелых руках может быть легкий, заточенный до немыслимой остроты топор. Его и издали кидать хорошо, и в ближней сечи он незаменим.
Один лишь Шык день за днем сидел в землянке, часто безо всякого дела, и лишь изредка доставал он из своей прошедшей в буквальном смысле огни и воды чародейной котомки волхвоские вещи и что-то творил с ними, ворожил, пытаясь увидеть будущие или узнать нынешнее…
Прошло две семидицы с того мига, как путников окликнул родский дозор в чаще неподалеку от Сырых оврагов. Сечень, месяц злых метелей и обжигающих душу ночных холодов, катился к середине своей. Скоро у родов будет большой праздник, Свид, Свиданка, праздник зимнего перелома, когда Зюзя-зима с Лялей-весной встречаются. С этого дня начинается у них борьба, и ни разу еще на памяти людской не было того, чтобы Лялька-озорница мрачного Зюзю не одолела.
Как-то вечером, когда все отрядники собрались в землянке, Шык объявил, что на следующий день после Свида они выходят. Пора.
— Так, а с конями как же? Дяденька, мы ж их по сугробам до Хода поллуны тащить будем, и опять же — где еду им брать? — спросил озадаченный Луня.
— Значит, без коней пойдем! — отрезал мрачный Шык, но тут встрял Зугур:
— А припас как же? На себе тащить? Одежу, оружие, харчи, ночевники, шатрянку — пуп развяжется!
— Значит, возмем лишь самое нужное! — коротко, как и Луне, ответил волхв, и добавил: — На легке пойдем, на лызунках.
— На чем? — переспросил вагас.
— На лызунках. Палки такие, тесанные, с загнутыми концами. Посреди ременная петля. Ноги в эти петли суешь — и бежишь, скользишь по снегу, словно на санях, понял? Все, теперь о другом. Фарн, все знаю, а потому неволит тебя не хочу, скажи лишь — что Нежа, пойдет за тебя?
Луня с Зугуром разинули рты, а этрос неожиданно покраснел, как красна-девица, кивнул, и выговорил, коверкая слова, по-родски:
— Она… соглашаться! Она видеть меня… в свой дом!
— Вот тебе раз! — развел руками Зугур: — Ты что ж, молчун этросский, бабу себе завел? И с нами — ни полсловечка?! Тьфу, пропасть, а еще друг!
— Я… знать. Я вам… нужно… Но Нежа… Она одна. Я ей тоже… нужно. И она мне! — Фарн нагнул голову, чтобы скрыть от побратимов ставшими подозрительно влажными глаза.
— Изменник ты! — бешено крутнул белками глаз Зугур: — Бросаешь нас? Испугался? Нашел себе зазнобу и за бабий подол ховаешься?
Фарн еще ниже опустил голову и ничего не ответил побратиму на обидные слова. Зугур уже шагнул было к нему, но Шык перехватил горячего вагаса и махнул рукой:
— Успокойся, Зугур, это не он нашел, это она его нашла. Нежа третий год вдовая, погиб мужик ее, коваль Цип, лесиной придавило. Сильно горевала она, но горе, оно тоже не вечное. Я думаю, роды примут Фарна — такой мастер, да и мужик здоровый. На Ципа, кстати, похож чем-то, как же я раньше не углядел? Вот бабий глаз, а?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});